Миллениум

До отправления пассажирского поезда "Минск-Москва" оставалось два с половиной часа, которые он употребил с пользой для себя: пообедал в привокзальном ресторане и сходил в парикмахерскую. Усаживаясь в кресло парикмахера, он с болью заметил в зеркале седые пряди волос, которые неожиданно появились на его висках. В этот момент до него дошло, что его, возможно, объявили в уголовный розыск по подозрению в совершении двойного убийства: доктора Ситника и проводника-поляка, которого он, не отдавая отчета в своих действиях, вытолкнул из вагона. От этого ему стало совсем не по себе, и сразу захотелось не в Москву, а куда-нибудь подальше, например, в Иркутск.

В парикмахерской работало радио, и Павлов, невзначай, поинтересовался у молоденькой девушки, которая его стригла, не передавали ли в последних новостях про инцидент, произошедший сегодня утром в пограничном Бресте. Девушка-парикмахер, которую звали Лида, сказала, что с утра по радио в основном говорят о встрече министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе и госсекретаря США Бейкера, о землетрясении близ казахстанского озера Зайсан, да еще про Кувейт и Ирак, а про Брест она ничего такого не слышала. Оставив Лиде щедрые чаевые, Павлов отправился в зал ожидания, прикупив, по пути, в привокзальном буфете пять бутылок минского светлого пива и столько же бутербродов с красной рыбой.

Дождь прекратился, и в зале ожидания, до этого набитого битком, стало гораздо просторнее. Павлов быстро нашел свободное место, и собрался было, сидя, немного помедитировать и сконцентрировать свою волю в железный кулак, как почувствовал затылком чей-то пристальный взгляд. Он немедленного обернулся, и увидел в трех метрах позади себя в проходе между кресельными секциями хрупкую женщину с короткой стрижкой, одетую в модную замшевую куртку и фирменные джинсы. Она находилась в окружении детей среднего школьного возраста в военной форме с рюкзаками и спортивными сумками. Женщина удивительно походила на бывшего Центуриона постоянного войска племени орландов Агату из рода Росомахи; или — на Галину Павловну Стручкову — добрую и наивную женщину, с которой он познакомился в далеком 1977 году в городе Смоленске, будучи в служебной командировке, и случайно встретил в Москве на Патриарших прудах в мае 1978 года.

Женщина отвернулась, но затем, видно набравшись смелости, робко посмотрела ему прямо в глаза, как бы давая понять, что видит в нем знакомого человека, но боится обознаться и попасть в неловкую ситуацию. Павлов поднялся со своего кресла и повернулся к женщине так, чтобы она увидела его профиль. Женщина в ответ улыбнулась и, сказав что-то, стоящим вокруг нее детям, решительно направилась в его сторону.

— Галина Павловна? Вы ли это? Какими судьбами?! — приветствовал Павлов свою старую знакомую

— Дима Павлов! Глазам своим не верю! — радостно воскликнула Галина Павловна, убедившись в том, что перед ней именно тот, кого она уже не чаяла когда-либо встретить.

— Каким ветром тебя сюда занесло? — спросила она после троекратного поцелуя.

— Возвращаюсь из Бреста. Сделал в Минске остановку и теперь еду в Москву, — объяснил он причину своего появления в зале ожидания железнодорожного вокзала столицы Белорусской ССР.

— А я со своими "кадетами" возвращаюсь в Смоленск после трехдневной экскурсии по местам боевой славы, — сообщила она и, неожиданно, предложила: Приглашаю к себе в гости.

— Ты все там же, в обкоме комсомола? — поинтересовался Павлов, вспомнив место ее работы, когда они виделись в последний раз.

— Сейчас я работаю методистом в Доме детского и юношеского творчества — бывшем Дворце пионеров. Вышла, понимаешь ли, из комсомольского возраста, а в партию не приняли, — ответила она с юмором.

Далее, выяснилось, что они едут в одном и том же поезде, но в разных вагонах: он — в пятом, она — в десятом. Как раз в это время дежурная по вокзалу начала объявлять о том, что их поезд через полчаса отправится от второй платформы с третьего пути. К Галине Павловне, стесняясь, подошел худенький паренек в возрасте 11–12 лет в лихо заломленной фуражке с красной звездой, взял ее за руку и, назвав мамой, попросил у нее 20 копеек на мороженое. Галина Павловна, сильно смутившись, достала из сумочки кошелек, нашла металлический рубль и отдала его мальчику, строго наказав бежать назад мухой, и не покупать никаких жвачек и пластмассовых игрушек.

— Твой сынок, стало быть? — спросил Павлов, когда мальчик в компании с двумя сверстниками побежал к появившейся в зале ожидания продавщице с лотком мороженого в хрустящих вафельных стаканчиках.

— Нет, приемышек, сиротка. Взяла его к себе за спасение души, — не то в шутку, не то всерьез сказала Галина Павловна, и ее глаза увлажнились.

Какое-то странное впечатление испытал Павлов от ответа Галины Павловны. Ему, вдруг, почудилось, что этот мальчишка — Он сам и есть. Абсолютно Он. Лицо — портрет его в детстве один к одному!

— Галина Павловна! Наш поезд объявили! Где Вера и Шура? Опии не опоздают? Мы успеем? — всполошившись, напомнили о себе подопечные Галины Павловны — четыре девочки с косичками и бантиками, — деталями прически, комично сочетавшимися с гимнастерками с закатанными рукавами и коротенькими юбочками цвета хаки.

— Галина Павловна, мы здесь! — констатировали факт своего прибытия две девушки студенческого возраста в одинаковых брючных тройках, нагруженные полиэтиленовыми пакетами и обувными коробками.

— Твои помощницы? — догадался Павлов.

— Они самые… Комсомолки, спортсменки, красавицы, шмодницы, — усмехнувшись, подтвердила Галина Павловна, и затем, извинившись, сказала ему, что ей надо всех своих подопечных в количестве двенадцати человек пересчитать и организованно повести на посадку. Он понимающе кивнул головой и направился к выходу на перрон. Подойдя к своему вагону, он решил немного постоять на свежем воздухе и понаблюдать со стороны, как ведут себя юные смоляне. Очень его заинтересовал худенький паренек, который напомнил ему самого себя, когда он перешел в шестой класс московской средней школы.

Затем его мысли переключились на Рико и Люка и детей Березки. Плохо им, наверное, без него? Он лично не представлял себе, как бы рос без отца, которым он страшно гордился; с мальчишками дрался смертным боем, если казалось, что кто-то плохо о нем отзывается.

За пять минут до отправления поезда Павлов занял свое место в соответствии с купленным билетом. В двухместном купе спального вагона с двумя мягкими диванами, обитыми красным велюром, он оказался единственным пассажиром. Молоденькая проводница по имени Алена принесла комплект постельных принадлежностей и предложила "чай, кофе, газетку" (хотя для утреннего кофе с газеткой было уже поздновато — 15:30). Усталость и волнение пересилили желание пофлиртовать. Он расстелил свежие, хорошо выглаженные, простыни на мягком диване, застелил их покрывалом и, не раздеваясь, прилег, подложив под голову шерстяной плед и плоскую, похожую на блин, подушку. Теперь можно было расслабиться и продумать дальнейшие действия.

Чем конкретнее он представлял себе предстоящие объяснения в милиции, тем тревожнее у него становилось на душе. Но больше всего его смущала миссия "вестника несчастья". Какие слова он скажет добрейшему Юрию Николаевичу Цибикову, чтобы выразить ему свои соболезнования? Какие аргументы приведет он в оправдание своего бегства с места происшествия? В этом контексте предложение Галины Павловны погостить у нее в Смоленске показалось ему не таким уж нереальным и, несомненно, содержало вполне конкретную подсказку из разряда "соломинок", за которые в безнадежных ситуациях следует хвататься немедленно, иначе будет совсем плохо.

Только он задумался над вопросом о возобновлении со своей старой знакомой романтических отношений, с целью застрять в Смоленске на пару недель, а может и дольше, как в дверь его купе постучали и попросили разрешение войти. Павлов по голосу узнал проводницу Алену и решил, что она, наверное, хочет подселить на свободное место какого-нибудь безбилетного пассажира. Он почти угадал, так как проводница была не одна. Однако привела она с собой не безбилетника, а Галину Павловну Стручкову, которая попросила ее показать, в каком купе разместился "очень интересный мужчина в заграничном спортивном костюме". Оставив детей под присмотром двух своих помощниц, Галина Павловна решила навестить его сама, — тем более что у нее для этого, как вскоре выяснилось, были очень серьезные причины.