Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5

– Что с вами случилось? – кинулась к ротмистру Кора. – Вас били?

– Меня били, – согласился ротмистр. – И я лишен возможности снова покончить с собой.

– Но кто позволил себе такое отношение к вам? – возмутился профессор. – Мы являемся подданными другой планеты, и они не имеют права…

– Они взяли это право в собственные руки, – горько воскликнул Покревский и, упав на нары, закрыл голову руками.

– И все же вы должны рассказать нам, что произошло. И я обещаю вам, что не оставлю этот инцидент безнаказанным, – настаивал профессор.

– Тем более, – добавила Кора, – что за нами стоит Земля и вся Галактическая Федерация, в том числе комиссар Милодар. А с ним шутки плохи.

– Какая еще федерация! – воскликнул ротмистр. – За мной не стоит ничего. Я видел, как последний пароход взял курс на Стамбул! Врангель бросил нас…

– Рассказывайте, – сказал Эдуард Оскарович тоном, которому нельзя было не подчиниться.

– Утром я увидел… – Глухой голос ротмистра с трудом пробивался в щель между тюфяком и губами. – Всю ночь ее не было… а утром она вышла из его апартаментов!

– Попрошу вас, – произнес профессор, – если можно, употребляйте имена действующих лиц. Порой вам известно нечто, скрытое от нас. Но вы не идете нам навстречу.

– Господи! – взвился ротмистр и уселся на нарах. – Неужели не понятно? Принцесса Парра вышла утром из комнаты полковника Рай-Райи. Как ни в чем не бывало!

– А может, ничего и не бывало? – осторожно спросил Эдуард Оскарович.

– Бывало! Вы бы видели, какая улыбка играла на ее блудливых губах!

– А вы? – спросила Кора.

– А я кинулся к ней, чтобы убить!

– И не убили?

– У меня не поднялась рука.

– А она? – спросила Кора, которой эта сцена привиделась в несколько комических красках, но следовало сдерживаться, чтобы не обидеть влюбленного Покревского.

– Она хохотала! Как шамаханская царица. Вы читали?

– Я проходила. В детстве, – гордо ответила Кора. – Это написал один поэт в Азербайджане.

Профессор взглянул на Кору, чуть склонив голову, и если бы девушка увидела в тот момент его взгляд, она удивилась бы печали, присутствовавшей в нем. Профессор думал о своих отдаленных потомках. Очевидно, на пути цивилизации в будущее кое-чем приходится жертвовать.

– Это написал Пушкин! – воскликнул ротмистр, на секунду даже забыв о собственном горе. – Не может быть, чтобы вы считали его азербайджанским поэтом!

– Извините, – сказала Кора, не желая вступать в исторический спор. – Что случилось дальше?

– Простите, но если вы считаете Пушкина азербайджанским поэтом, я не могу продолжить.

– Я никогда этого не говорила! – возмущенно ответила Кора. – Азербайджанским поэтом был Низами, который родился в Гяндже в 1141 году, где и скончался на руках своей половецкой жены, выкупленной им из неволи в 1189 году. Сказка о шамаханской царице, обитавшей якобы в соседней с Гянджей Шемахе, была открыта среди рукописей Мадридской библиотеки лет десять назад. Неизвестная поэма Низами вызвала сенсацию среди специалистов и просто любителей поэзии, так как открыла человечеству новые грани таланта великого азербайджанского поэта. Если вы хотите, я могу прочесть несколько двустиший из этого шедевра, однако учтите, что я не сильна в арабском, на котором была написана «Шамаханская царица», и мое произношение будет несколько хромать…

Увидев обалделое выражение лица профессора, Кора получила искреннее моральное удовлетворение – пожалуй, впервые за это путешествие в параллельный мир. И она решила никому не признаваться, даже под пыткой, в том, что произнесенный ею текст она списала со шпаргалки на экзамене по литературе прошедшей весной и еще не успела забыть.

Ротмистр Покревский сел на нарах. Собственное горе даже потускнело перед невиданным девичьим талантом. Но Кора быстро вернула его к действительности.

– Продолжайте, ротмистр, – сказала она. – Рассказывайте, что было дальше.

– А что продолжать, – махнул рукой Покревский. – Я кинулся к полковнику Рай-Райи, чтобы вызвать его на дуэль на любом виде оружия – в конце концов, мне не привыкать к смерти.

– А полковник?

– Полковник вышел и в грубых выражениях потребовал, чтобы я убирался прочь. Тогда я поднял палку и крикнул ему: «Защищайтесь, сударь!»

– А он?

– А он ничего не ответил, потому что из той же двери выскочила ваша подруга Нинеля.

– Из той же двери? – удивился профессор.

– Из той же двери! Она издавала нечленораздельные звуки, она налетела на меня как злобная фурия, она вырвала у меня палку и начала меня избивать, утверждая, что не даст в обиду своего любимого. Затем прибежали медсестры и притащили меня сюда… вот в таком виде. Но я же не мог поднять руку на женщину, даже если она хамка!

– Таинственная история, – сказал Калнин, – но полагаю, что не такая уж трагическая, как вам показалось. Если, правда, полковник не забавлялся с двумя девицами сразу.

– О, только не это! – воскликнул ротмистр и сжал ладонями виски, словно голова его раскалывалась от немыслимой боли.

– Тогда между ними происходило что-то совершенно невинное, – заявила Кора. – Поэтому Нинеля так на вас рассердилась.

– Нет, – твердо возразил капитан. – Там происходило нечто ужасное.

– Я вас пытаюсь убедить, – сказал профессор, – что принцесса умерла пятьсот лет назад, что вы погибли полтора века назад, что здесь лишь Кора – реальное живое существо. Мы же с вами – привидения, фантомы.

– Чепуха, – проворчал ротмистр. Но он был не уверен в своих словах. – Есть только этот день и этот миг.

За окошком перекликались часовые.

– Что на обед? – крикнул ближний, второй ответил неразборчиво.

Ротмистр молчал, лежа на нарах. Профессор все мерил камеру шагами. Кора задумалась – она пыталась заставить себя поверить в то, что здесь происходит что-то настоящее, реальное, что это ей не снится. Но убедить себя трудно, потому что память Коры, как и память Покревского, отказывалась перенестись в настоящее. Оставленный ими мир был слишком близок и куда реальнее этих бараков, этой духоты и уж тем более буйства ротмистра из-за средневековой готской принцессы.

– И все же мне все это не нравится. – Профессор Калнин стоял у стены, запрокинув голову и вперив взгляд в забранную решеткой щель окошка. – Генералы что-то задумали. Гарбуй прав, они что-то задумали. Ты обрати внимание – они не были реально обеспокоены, в какое время попадут люди при возвращении на Землю, – а это для их планов должно быть ключевым моментом. Если они решились на локальное вторжение и похищение военных машин и технологий – это хоть и звучит наивно, но значит, что их план предусматривает обойти эту опасность. Но как?

– Но может быть, это просто ловушка, игра – может, они и не собираются захватывать наш мир, потому что понимают, что могут лишиться своего?

Коре было приятно разговаривать на равных с профессором и чувствовать, что он не старается приспособиться к ней.

– Интересно, – сказал Эдуард Оскарович. – И почему?

– Потому что, – сказал вдруг ротмистр, – им нужна не война, в которой они могут потерпеть поражение, а лихая подготовка к ней. Нужен образ врага. Вы слышали об этом?

– Я понимаю, что вы хотите сказать, ротмистр, – согласился Калнин, – пускай будет такая подготовка к войне, что война нам уже не понадобится. Мы под шумок пересажаем всех смутьянов и заодно скушаем с хреном самого президента.

– А интересно, – спросила Кора, – президент это понимает?

– Мне интереснее, понимает ли Гарбуй. Если понимает он, то сможет убедить президента, – сказал Калнин.

Загремел засов, дверь отворилась – там стоял полковник Рай-Райи.

– Выходите, – приказал он, – обедать пора.

Ротмистр Покревский отвернулся к стене.

– Все выходите, все, – приказал полковник. – Вас, ротмистр, это тоже касается. Но если вы все еще настаиваете на дуэли со мной, я не возражаю. Вот кончу сегодняшние дела, и после ужина сразимся на пляже.

– Вы не шутите? – Покревский вскочил во весь рост.