Наследство капитана Немо

— Еще как! На рынке, во Флоренции.

— О, это хорошая школа! — засмеялся инженер.

— Конечно! Мой папа и моя мама не успели сказать мне, как их звали. Как-то жена Свежих-Сладких…

— Кого?

— Свежих-Сладких; это очень хороший человек из квартала Сан-Фредиано во Флоренции. Ну так вот: жена Свежих-Сладких как-то днем, а вернее, рано утром нашла меня в куче мусора. Она говорит, что я из этой куч и и родился, но я ей не верю. Она возвращалась с рынка, куда ходила за патокой для пирожков; ее муж продавал их и кричал: «Свежих, сладких — кому угодно! Только сольдо!» — потому его так и прозвали. Она потащила меня к своей приятельнице, которая имела грудного ребенка; та приложила меня к груди и покормила. И наелся же я! А Свежих-Сладких ругался с утра до вечера, глядя, как его жена бегает от одной доброй женщины к другой — то чтобы покормить меня, то за рубашонкой, то за пеленкой, как она сжигает пирожки и путается в сдаче. Наверно, у меня теперь есть штук тридцать молочных братьев и сестер. Когда мне стало пять лет, все мои мамы и папы решили, что довольно мне ползать по кучам мусора и что пора мне зарабатывать кусок хлеба. Меня отдали сапожнику, пьянице и поэту, черт возьми! Он уверял, что происходит по прямой линии от Данте Алигьери, хотя звали его Данте Сусини. Он окрестил меня именем Луиджи Бай и написал по этому случаю стихотворение. Имя это так и осталось, хотя звали меня все Котенком. Данте научил меня читать, писать и понимать толк в колодках. Он считал, что из меня должен выйти хороший поэт, и колотил меня колодками, когда я не мог выдумать рифмы. Потом я от него ушел и испробовал всякие занятия, какие только бывают на свете. А когда я узнал, что свет не сошелся клином на Сан-Фредиано, я решил отправиться посмотреть этот свет. Господи, как плакали все мои мамы и папы, и братья, и сестры, и тетки, и дядьки! Они натащили на прощанье столько курток и штанов, рубашек и ботинок и всякой дряни, что я чуть было не решил остаться и открыть лавку. Но это было бы невежливо; я отдал всю эту кучу жене Свежих-Сладких, чтобы она раздала ее бедным; так как беднее всех моих родственников в Сан-Фредиано никого не оказалось, то каждый из них получил свое. Когда я уезжал, они чуть не задушили меня поцелуями. Так я сюда и попал!

— Так я сюда и попал! — повторил старик. — Да ты ведь не рассказал самого главного — каким образом и почему вы сюда попали. Зачем мне знать, что с вами было раньше? Я хочу узнать, как вы сюда вошли и есть ли для вас надежда вернуться наверх.

— Я должен вернуться наверх, — воскликнул я. — Моя бедная мать…

— Твоя мать жива? А сестренка? — перебил меня Хозяин, вскочив с места.

Меня как громом оглушило. Я едва нашел в себе силы ответить ему, что сестра моя жива. Старик уже снова уселся и, казалось, взглядом просил меня не расспрашивать его ни о чем.

Несколько минут прошло в молчании. Наконец я собрался с силами и прервал его. Не торопясь, по порядку в рассказал Хозяину, как мы попали в подземелье.

Когда я кончил, старик немного помолчал, потом воскликнул:

— Нет, я не теряю надежды. Вы выйдете отсюда!

VII. Под Индийским океаном

Я сгорал от нетерпения остаться со стариком с глазу на глаз, чтобы расспросить его, наконец, обо всем, мучившем меня. После обеда мы провели несколько часов, болтая и куря прекрасные сигары, которыми Хозяин нас угостил.

— Завтра я расскажу вам свой план; теперь нам нужно хорошенько отдохнуть, потому что утром нам предстоит далекая прогулка, — сказал старик.

Он ушел в свою комнату, мы улеглись кто на полу, кто на диване.

Я не мог сомкнуть глаз; двадцать раз я готов был вскочить и пойти в комнату старика. Вероятно, старик тоже не спал: когда утром он вошел к нам, у него были воспаленные глаза и совершенно осунувшееся лицо. Я опять не мог поговорить с ним, потому что товарищи мои уже встали.

— Пора в путь! — сказал старик. — Надо получше запастись провизией, мы вернемся не раньше чем через два дня.

Мы последовали его совету и двинулись в путь.

Старик повел нас той же дорогой, которой мы шли к морю. Но в небольшой пещере, в которую выходило несколько галерей, он свернул в незнакомый нам проход.

Мы шли не останавливаясь весь день. Потом, выбившись из сил, мы растянулись на земле. Проснувшись, мы снова двинулись вперед. Часов через пять наш проводник поставил лампу наземь и сказал:

— Здесь нам уже не нужно освещать дорогу. Сейчас вы увидите свет, о котором так давно мечтаете.

Действительно, пройдя несколько шагов, мы увидали впереди бледное нежное мерцанье. Еще немного — и мы вышли в просторную пещеру. С высоты лился мягкий, синевато-зеленый свет.

— Да ведь это море! — воскликнули мы, глядя на прозрачный свод, лежавший над нами.

— Совершенно верно, — сказал старик, — это море. Свод этой пещеры состоит из одного гигантского кристалла!

— Что за чудное зрелище!

— А теперь посмотрите сюда! — он указал нам на угол пещеры.

Я вздрогнул от изумления. Там была груда брильянтов, жемчуга, драгоценных камней, слитков золота, которыми можно было бы нагрузить несколько вагонов.

— Берите, берите сколько вам угодно, — сказал Хозяин.

Мы стали наполнять свои карманы. Старик смотрел на нас и посмеивался. Потом мы поели и двинулись в обратный путь.

— Вот что я думаю, — сказал старик. — Мы пойдем туда, откуда вы прошли в эти подземелья. Кто-нибудь из вас, на кого меньше других злы англичане, пройдет в шахту и условится с шахтерами, какого выкупа будет достаточно, чтобы обеспечить вам свободный проход. Потом он вернется, вы все выйдете, уплатите условленную сумму и будете свободны. Прав я?

— Конечно, вы правы, — ответил Уберт, — но почему вы говорите только о нас?

— Разве вы не пойдете с нами? — прибавил я.

Он пристально взглянул на меня и сказал:

— Нет.

— Неужели же вы хотите остаться здесь?

— Здесь кончится моя жизнь. Вдали от мира и людей.

Мы не решились расспрашивать и возражать ему.

После трехдневного отсутствия мы вернулись к дому старика, поели и выспались. Наш Хозяин сказал:

— Мы сегодня же отправимся туда, откуда вы пришли в подземелье. Но прежде чем двинуться в путь, я прошу у вас одного обещания.

— Мы согласны на все! — ответили мы в один голос.

— Вы не скажете ни одной живой душе о моем существовании. О богатствах вы скажете, что нашли их.

— А вы… — заикнулся я.

— Мое решение непоколебимо. Здесь — моя могила и мое освобождение.

Я замолчал.

Мы собрались в дорогу. Марсель и Джиджетто отправились в светлую часть пещеры и наполнили сверкающей водой шесть стеклянных трубок; мы запаяли их сверху, уложили в резиновый мешок драгоценности и оружие — револьверы Марселя и Питера и три револьвера, подаренные Хозяином Марицу, Джиджетто и мне, туго затянули мешок и привязали его к середине длинной веревки, чтобы он не затруднял нас, когда нам придется нырять из прохода в шахту. То же самое мы сделали и с провизией. Когда все было готово, мы двинулись в путь, причем Хозяин взялся быть нашим проводником.

Нам не пришлось прибегать к помощи плота.

— К берегу озера можно выйти подземным коридором, — сказал старик.

Мы пошли тем же путем, каким шли к морю; в пещере, в которую выходило несколько галерей, мы свернули в проход, круто спускавшийся вниз.

— Мы находимся теперь как раз под озером, — сказал старик после получаса ходьбы.

Действительно, сырость пронизывала нас до мозга костей.

— Этот проход — моя гордость, — сказал наш проводник.

Только дойдя до подъема, мы поняли его слова; в почти отвесной стене было вырублено больше трехсот ступенек.

— Я работал над этой лестницей больше года, — сказал старик, — мне не из чего было сделать плот.

Мы стали подыматься наверх. Каким ясным, белым светом освещали водяные лампы наш путь! Длинные черные тени скользили позади нас. Наконец подъем кончился.

— Вот то место, где инженер упал в обморок! — воскликнул Джиджетто.