В тихом омуте чертей нет (СИ)

— Для чего же ты хочешь, чтоб я тебя развязал?

— У меня тоже есть своеобразный план, — сказал Крышка, — возможно, он не такой блестящий, как ваш, но у нас всех есть реальный план смыться с этого корабля, прежде чем синекожие не сотворили чего-нибудь непоправимого.

Опарыш пропустил мимо ушей иронию, сквозившую в каждом слове Крышки, и обернулся к Толстяку:

— Развяжи его.

— Благодарю.

Толстяк отбросил железку в сторону и заторопился к Крышке, что-то неслышно бурча себе под нос и расчесывая локти. Опарыш разглядел, что они были покрыты лиловыми рубцами, будто с них совсем недавно слезла ошпаренная кожа.

— Живее двигаемся, — поторопил Опарыш, — просто чудо, что никто еще не надумал заглянуть сюда и проверить, что происходит.

— Я думаю, им сейчас не до нас, — Крышка скинул веревки и выпрямился, разминая руки, — слышите? Корабль вновь остановился. Мы никуда не плывем.

— И что это значит?

— Что они не умеют управлять кораблем, — заключил Крышка, — кто же их научит? А с учетом, что мозги синекожих пребывают сейчас в совершенно ином времени, мне вообще трудно представить, как они сейчас себя чувствуют.

— Мозги? — не понял Толстяк.

— Синекожие, — Опарыш бросил взгляд в сторону люка, — ты что предлагаешь, Крышка? Как нам свалить поживее?

— Все очень просто. Я вступлю с синекожими в контакт, а вы в это время проникните на шлюпку и спустите ее на воду. Если синекожие действительно не умеют управлять кораблем, то преследовать вас они не будут.

Опарыш подумал над сказанным. План был не многим хорош двух предыдущих, но был в нем один плюс — не надо было слишком рисковать своей шкурой. Крышка отвлечет внимание, следовательно, если на кого и обрушиться гнев синекожих, так это на него. А Опарыша и Толстяка спасет только быстрый бег и трезвость мысли.

— Идет. Я согласен. Можешь идти прямо сейчас.

— Постой, Опарыш, а Крышка? — спросил Толстяк, — его что, убьют?

Опарыш посмотрел на Крышку. Тот стоял и улыбался, разминая одной ладонью другую.

— За меня не беспокойтесь, — сказал он, — машина времени подала мне знак, который я передал капитану Мягкоступу. Я предупреждал его, но он не прислушался. В результате капитан мертв. И я умру.

— С чего ты взял? — Опарыш нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Ему ужасно хотелось врезать Крышке по ушам и вышвырнуть вон, чтоб отвлекал, а не болтал здесь, в темноте и не тратил время попусту.

— Все дело в том, что в записях говориться о причинах, по которым многие из членов экипажа «Туманных берегов» не пострадали от действия машины времени. Все дело в том, что… — Крышка шумно вздохнул, — эта штуковина переносит ваш разум во времени только в том случае, если у вас есть судьба. Если жизнь ваша оборвется в самое ближайшее время, то машина времени ничего с вами делать не станет. Ясно? Именно это послужило поводом членам экипажа «Туманные берега» высадиться на островах и умереть там. Они знали свою судьбу.

Опарыш ошарашено молчал. Толстяк, стоящий чуть дальше Крышки, засопел носом и тихо произнес:

— Значит, это, мы все умрем, да?

— Кто-то раньше, кто-то позже, но обязательно очень скоро, — кивнул Крышка.

— Но, постой. А почему тогда маршал этот, как его там, свихнулся, но умер на корабле в тот же день?

— А кто сказал, что он умер? — заломил бровь Крышка, — судьба его нам неизвестна, но моряки, умершие на островах, писали о том, что сошедшие с ума люди, которых коснулось время, попрыгали в воду и уплыли в ночь, когда корабль начал тонуть. Выжили они или нет, мы не знаем.

— Чертовщина какая, — буркнул Опарыш, — мистика. Гребаное колдовство! Чародейство. Проклятый капитан Мягкоступ повел нас на поиски демона! Если он еще жив, то я убью его!

— Капитан мертв, — сказал Крышка.

— Почему ты так решил?

Крышка повернулся к Опарышу спиной и сделал несколько шагов в темноту. Наклонился, поднял что-то и вынес на свет.

— О-о! — Опарыш почувствовал отвращение. Губы его скривились, а к горлу подступил тугой едкий комок.

В руках Крышка держал голову. И хотя глаз не было, нос неестественно свернут на бок, а нижнюю часть лица покрывала сплошная корка крови, было совершенно ясно, что это голова старшего офицера капитана Мягкоступа.

— Все это время, что мы лежали здесь связанными, его голова покоилась возле моей головы, — пояснил Крышка, — я не знаю, для чего синекожие бросили ее нам, но сдается мне, что это предупреждение.

— Предупреждение к чему? — выдавил Опарыш, — выбрось проклятую голову куда-нибудь, смотреть тошно!

— Это предупреждение, что с нами церемониться не станут, — Крышка невозмутимо перебросил голову через плечо, и она глухо упала где-то позади, издав звук лопнувшего арбуза, — поэтому я и предлагаю не терять времени даром. Если вам обоим удастся спастись, то вы проживете еще, быть может, несколько дней. В любом случае, это будет несколько дней жизни на свободе, а не в этой пропахшей маслом и солярой дыре, верно?

— Истину говоришь, — выдохнул Опарыш, — давай, открывай люк и вперед. Время не терпит!..

Оказалось, что уже вечер.

Солнце садилось на горизонте, отбрасывая последние лучи на воду, проложив к носу корабля светлую алую дорожку. Сгустившиеся на небе серые облака медленно тянулись друг за дружкой. Ветер разогнал утренний зной, пропитал воздух свежестью и влагой. Крышка выпрямился, захлопнул за собой люк и, сощурившись, посмотрел на небо. Красиво.

Он много раз слышал, что если ты точно знаешь, что это последний закат в твоей жизни, то он кажется в сотню раз красивее всех предыдущих, вместе взятых. Теперь у него была возможность проверить это на деле.

В душе была пустота. Глядя на небо, Крышка размышлял о том, что быть человеком без судьбы, оказывается, намного проще. Не надо заботиться о будущем, не надо забивать голову мыслями о том, что будешь есть завтра, или как получше замазать проржавевшую трубу, чтоб не лопнула и не ошпарила лицо в самый неподходящий момент. Но ведь это и не слепое движение навстречу смерти. Крышка еще мог принимать решения. Мог продумать все и сам определить для себя, как ему достойно уйти из жизни. Главное, что он сам решил так сделать.

На палубе, вдоль борта, лежали обнаженные изуродованные тела членов экипажа «Валентины». Ни по лицам, ни по телосложению Крышка их уже не смог бы опознать. Люди представляли собой искромсанные, избитые куски. Кто без рук, кто без ног…

Испытывая сильнейшее желание стошнить, Крышка отвернулся, и увидел, что навстречу ему быстро идут два синекожих. Только, синекожих ли?

Стемнело еще не настолько сильно, чтобы Крышка не смог разглядеть, что кожа их была совсем не та, что раньше. Темно-синие полоски свисали струпьями с рук и лица, а под ними обнаруживалась иная, какая-то светло-желтая, как у жителей мифического острова Яп.

— Стоять! — заорал первый, подходя ближе.

— Я и так не двигаюсь, — Крышка пожал плечами.

Оба синекожих (вернее, непонятно каких) остановились в метре от Крышки, угрожающе подняв мушкеты. Крышка разглядел, что ногти на пальцах у синекожих потрескались и почти вылезли, а глаза закрыла какая-то темная пленка, делая их узкими, словно синекожие щурились от яркого солнца:

— Для чего вы выбрались самостоятельно?! — спросил первый синекожий, — разрешение было?! Разрешения не было! По законам военного времени, мы имеем право расстрелять вас на месте, как организатора попытки бегства.

— Я никуда не бегу, — сообщил Крышка.

— Молчать! — первый взвизгнул, — тебя не спрашивают, американская сволочь!

— Какая?..

— Молчать! — первый сделал шаг вперед и со всей силы ударил Крышку прикладом в грудь. Внутри вспыхнул тугой шар боли, в глазах помутнело, и Крышка, размахивая руками, упал на спину, стукнувшись головой о деревянный пол.

Синекожие склонились над ним. С кончика подбородка первого сорвался тонкий лоскуток кожи и плавно спланировал на лицо Крышки. Крышку передернуло от отвращения, и он в очередной раз подавил позывы к рвоте. Не хватало еще захлебнуться в собственном завтраке (как давно это было!).