Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ!

– Ничего подобного. – сказал Тимолти, – я возьму его к себе домой.

– А когда эта вся грызня кончится, – сказал его светлость, – вы передадите этот ценный дар искусства и красоты прошедших времен в руки нового правительства?

– Я позабочусь о каждом из этих произведений искусств, – сказал Тимолти.

А Кэйси посмотрел на огромное полотно и сказал:

– Сколько же это чудовище может весить?

– Я думаю, – еле слышно произнес старик, – от семидесяти до ста фунтов.

– Мы с Бренхан дотащим это проклятое сокровище. Если нужно будет, ты, Нолан, нам поможешь, – ответил Тимолти.

– Потомки будут вам благодарны, – сказал его светлость. Они двинулись через холл, и опять его светлость остановился, еще перед какими-то двумя картинами.

– Это два «Ню»…

– Мы видим, – подтвердили все.

– Ренуара, – закончил фразу старик.

– Это француз, который их нарисовал? – спросил Руни. – Извините за выражение.

Картина написана во французской манере, это отметили все, пихая друг друга локтями под ребра.

– Это стоит несколько тысяч фунтов, – заметил старик.

– Я как-то в этом сомневаюсь, – сказал Нолан, тряся пальцем, по которому шлепнул Кэйси.

– Я, – начал Блинки Вате, чьи рыбьи глаза плавали в слезах за толстыми стеклами очков. – Я хотел бы приютить этих двух французских леди у себя дома. Мне кажется, я смогу унести каждую из них под мышкой, а потом повешу их над кроватью.

– Согласен, – с уважением произнес лорд.

Они пересекли зал и подошли к другой картине. На фоне пейзажа всевозможные чудовищные люди-звери давили фрукты и тискали сочных, как спелые дыни, женщин.

Все наклонились, чтобы прочитать табличку с названием «Сумерки Богов».

– Ничего себе, сумерки. Какие, к черту, сумерки, – сказал Руни, – больше смахивает на зарождение великого полудня.

– Думаю, – промолвил старик, – и в названии, и в выборе сюжета достаточно иронии. Обратите внимание на нависшее небо, на грозные фигуры, скрывающиеся в облаках. Боги не ведают, что в самый разгар вакханалии грядет Страшный Суд.

– Я не вижу в облаках ни церкви, ни каких-либо священнослужителей.

– В те дни Страшный Суд представляли иначе, – сказал Нолан. – Все об этом знают.

– Мы с Туоси отнесем этих демонов ко мне. Верно, Туоси? – спросил Флэннери.

– Верно!

Так они ходили по дому, останавливаясь то там, то тут, как будто совершали грандиозный обход музея, а все поочередно выражали желание отнести к себе домой сквозь ночной снегопад эскиз Дега или Рембрандта или написанные маслом произведения великих немецких живописцев. Наконец они подошли к довольно скверно выполненному портрету, написанному маслом, висящему в темной нише.

– Это мой портрет, написанный ее светлостью, – пробормотал старик. – Пожалуйста, оставьте его здесь.

– Вы хотите сказать, что он должен сгореть? – выпалил Нолан.

– А вот следующая картина, – продолжал старик, двигаясь дальше.

Наконец экскурсия подошла к концу.

– Конечно, если вы всерьез взялись что-то спасти, то в доме есть еще десяток редких ваз.

– Их необходимо вынести, – заметил Кэлли.

– На лестничной площадке персидский ковер.

– Мы его свернем и отвезем в Дублинский музей.

– И еще в большой гостиной висит уникальная люстра.

– Мы ее спрячем до тех времен, когда все беды закончатся, – вздохнул Кэйси, которого все это порядком-таки утомило.

– Ну что ж, – сказал старик, пожимая каждому из них руку. – Не кажется ли вам, что можно начинать? Я имею в виду, эту колоссальную работу по спасению национального достояния. А я пяток минут вздремну, прежде чем начать собираться.

И старик начал подниматься по лестнице.

Мужчины остались в зале одни. Они растерянно смотрели, как он уходит.

– Кэйси, не промелькнуло ли в вашей башке, что если бы вы не забыли спички, то у нас не было бы сегодня ночью столько работы?

– Господи, а еще кто-то хвастался своими воровскими талантами! – воскликнул Риордан.

– Заткнись! – заорал Кэйси.

– О'кей. Флэннери, ты берись за один конец «Сумерков Богов», ты, Туоси, за другой, тот, где девица занимается всякими приятными штучками. Ха! Поднимайте.

И боги в безумном порыве взмыли в воздух.

К семи часам большая часть картин была вынесена из дома. Они громоздились в снегу и ждали, когда их разберут и растащат в разные стороны, в разные дома. В 7.15 лорд и леди Килготтен вышли из дома и уехали. Кэйси быстренько составил из товарищей что-то вроде стенки, чтобы заслонить картины, и милая леди не увидела их. Парни оживленно приветствовали автомобиль, когда он проезжал мимо, и леди помахала им ручкой.

От 7.30 до 10 были вынесены остальные картины.

Когда все картины за исключением одной были вынесены, Келли остановился у темной ниши, где висел портрет старого лорда, выполненный леди Килготтен. Потом вздохнул и из соображений высшей гуманности осторожно вынес портрет на улицу.

Когда в полночь лорд и леди вернулись домой с гостями, они обнаружили лишь борозды в снегу, оставшиеся после того, как Флэннери и Туоси волокли драгоценную вакханалию, а Кэйси возглавил караван полотен Ван-Дейка, Рембрандта, Бушера и Пиронези и, наконец, Блинки Воет, истомленный ожиданием радости, повлек в темный лес двух ню Ренуара.

Вечер закончился в двум часам ночи. Леди Килготтен отправилась спать, удовлетворенная объяснением, что картины отправлены на реставрацию.

В три утра лорд еще не спал. Он сидел у себя в библиотеке один перед горящим камином; шарф, обмотанный вокруг тощей шеи, в мелко дрожащих пальцах бокал бренди.

Около четверти четвертого послышался осторожный скрип паркета, шевельнулись тени, и спустя некоторое время с шапкой в руке в дверях библиотеки появился Кэйси.

– Тс-с-с! – тихо произнес он.

Лорд, которому что-то снилось, испуганно заморгал:

– О Боже, что, нам уже пора уходить?

– Нет, это завтра ночью, – сказал Кэйси. – Как бы то ни было, не вы уходите, а они возвращаются.

– Они? Ваши друзья?

– Нет, ваши. – И Кэйси поманил его за собой.

Старик дал провести себя через весь холл, чтобы выглянуть через распахнутую парадную дверь в глубокий колодец ночи.