Мир “Искателя" (сборник)

Игорь Подколзин

НА ЛЬДИНЕ

После выполнения задания катер возвращался на базу. До порта оставалось миль сто, когда прямо по носу, окутанное густой массой тумана, показалось ледяное поле, преграждающее путь к берегу. Корабль круто повернул влево и пошел вдоль его кромки. На экране радара границы поля не было видно: занимая половину круговой шкалы, слегка размытые контуры упирались в обод циферблата.

— Будем искать трещину — обходить лед не хватит горючего. — Командир, подняв бинокль, стал вглядываться в обрывистый кран теряющегося в белесой мгле льда.

— Разводье! Справа по курсу! — неожиданно прокричал сигнальщик.

Недалеко от катера длинным острым языком уходила вперед и, извиваясь, исчезала в тумане узкая полоса чистой воды. Корабль, почти касаясь бортами ледяных берегов, вошел в лед. Впереди трещина заметно становилась шире. Края ее немного выступали над водой. Лед был материковый. Очевидно, вот уже неделю дующий с севера штормовой ветер пригнал сюда эту большую массу полярного припая. Между тем туман густел. Казалось, протяни руку — и почувствуешь на ощупь его влажную, промозглую плотность. Разводье впереди неожиданно стало сужаться.

— Стоп, малый назад! — командир дернул на себя ручки машинного телеграфа.

Катер на какое-то мгновение остановился, потом медленно покатился назад.

— Товарищ командир! Трещина сзади сомкнулась! — Сигнальщик показал рукой на корму, где уже со всех сторон, насколько хватал глаз, простирался сплошной лед. Выход был закрыт.

Как рыба в неводе, заметался катер по этому небольшому, выбитому в ледяном поле озеру. Зеркало водной поверхности становилось с каждым часом все меньше. От зеленой воды клубами поднимался белый пар.

Катер приткнулся к лево” кромке льда и замер.

— Боцман! — Командир перегнулся через обвес мостика. — Возьмите матросов, пройдите вперед и разведайте, далеко ли до чистой воды. Только из виду друг друга не теряйте. В таком молоке и заблудиться недолго. Сигнальщик! Каждые три минуты давайте сирену.

Небольшой отряд спрыгнул на лед и, растянувшись цепочкой, растаял в ватной мгле. Сейчас же воздух прорезал протяжный вой корабельной сирены.

— Вот и сократили путь… — Командир открыл портсигар и протянул помощнику. — Закуривай.

— Если впереди ширина небольшая, — помощник командира выпустил вверх струю дыма, — подложим подрывные патроны, пробьем канал и выйдем.

— А если большая?

— Будем ждать. Льды несет па зюйд. Там их разобьет волна. Туман рассеется. Вызовем вертолет. Получим горючее и пойдем на базу.

— Оптимист ты, лейтенант, сразу видно, что в Арктике недавно, уж очень все у тебя просто. Погоди, кажется, наши возвращаются.

Впереди из белой пелены показалась группа моряков. Прыгая через снежные сугробы и завалы, они подошли и остановились у борта под мостиком.

— Метров сто пятьдесят до кромки! — крикнул боцман и, сняв шапку, вытер потный лоб. — Потом чисто. Судя по волне, дальше льда нет.

— А толщина его какая?

— Не мерили, но, думаю, с метр будет.

— Ну тогда, лейтенант, проводи в жизнь первую часть своего плана, — командир указал рукой вперед. — Прихвати с собой минера, заложите прямо по носу взрывчатку. Попытаемся пробить проход, иначе труба — сядем, как в мышеловке.

— Один управлюсь, дело знакомое. — Помощник, громыхая сапогами по трапу, пошел вниз.

Через несколько минут, увешанный подрывными патронами, он уже быстро шагал по льду.

— Закладывай по курсу через каждые двадцать метров! — прокричал командир.

— Хорошо, сделаем, как учили старшие. — Помощник помахал рукой и, отойдя немного от корабля, стал пешней долбить первую лунку. Постепенно он удалялся все дальше и дальше.

На мостике воцарилась гнетущая настороженная тишина. Было только слышно, как тикали установленные на передней стенке рубки морские часы, да кто-то на юте шаркал по палубе лопатой.

Неожиданно прозвучавший раскатистый глухой взрыв заставил всех вздрогнуть. Упругая волна воздуха ударила по катеру. Все увидели, как справа от корабля, отсекая льдину, в которой он был зажат, от основного поля, молнией прошла в туман глубокая трещина. К тиканью часов прибавился звук щелчков репитера гирокомпаса — льдину с катером, разворачивая, стало относить на юг.

— Эх, черт, не получилось, отрубило нас, как кусок пирога! — Командир напряженно всматривался в очень быстро расширяющийся и уже начинающий расплываться в тумане проран между запертым в плен катером и основной массой льда. Часть поля с зажатым в нем кораблем уносило на юг. Наконец льдина с оставшимся на ней помощником совершенно исчезла.

Соединив подрывные патроны детонирующим шнуром, лейтенант сделал отвод и, спрятавшись за высокий гребень тороса, поджег фитиль.

Гул взрыва слился с шелестом рассыпающегося льда. Холодная масса, рухнув всей своей тяжестью, накрыла лежащего у ее подножия офицера. Острая, рвущая на части боль захлестнула тело. Сверху как будто ударили чем-то тяжелым и плоским, и все исчезло…

К человеку медленно возвращалось сознание. Он с трудом открыл залитые запекшейся кровью глаза, сквозь висевшую на ресницах бахрому увидел матовые, зубчатые, казавшиеся вблизи огромными пиками гор торосы, рассыпавшиеся вокруг осколки зеленого, точно разбитое бутылочное стекло, льда, и за ними белую, бесплотную стену тумана. В ушах стоял надсадный, непрекращающийся шум. Человек попробовал приподняться, но острая боль, начинающаяся где-то внизу, у самых ступней, как бритвой, полоснула по пояснице. Человек застонал и, опираясь ладонями на зазубренную кромку затвердевшего снега, хотел вытащить тело, придавленное многопудовой лавиной рухнувшего на него тороса. От нестерпимой боли перед глазами запрыгали, стали расти и лопаться какие-то черно-красные шары, бессильно согнулись руки, и он, тяжело дыша, снова упал грудью на лед. Отдохнув немного, он потянулся, намереваясь пошевелить ногами. Левая как будто была на месте, правую он не чувствовал совсем. Тяжелые куски льда по самые плечи закрывали все его тело. Малейшее движение причиняло страдание.

Человек, положив голову на дрожащие от напряжения руки, попытался собраться с мыслями…

Вдруг он увидел, как впереди большая, округлая, покрытая снегом глыба задвигалась и поплыла куда-то в сторону.

“Галлюцинация, — решил оп. — Наверное, сотрясение мозга”. Глыба остановилась, потом, медленно покачиваясь, стала приближаться к нему. На пен сначала расплывчато, потом отчетливо проступили три черных пятна. Мигая маленькими круглыми глазками, подняв морду и принюхиваясь, поводя из стороны в сторону блестящей лакированной пуговкой носа, прямо на пего шел огромный белый медведь. Под сердцем словно образовалась вызывающая тошноту пустота. В мозгу лихорадочно замелькали обрывки каких-то неясных мыслей. Человека охватил ужас. Напрягая последние силы, он рванулся вперед. Боль дугой выгнула тело. Отклонившись назад, он дико закричал в самую морду зверя…

От резкого крика лейтенанта медведь отпрянул назад и сел. Сел так, как, потеряв равновесие, садятся большие собаки, после неудачной попытки заставить их “служить”. В его взгляде было больше недоумения, чем свирепости. Очевидно, он был молод и еще никогда не видел людей. Казалось, он хотел осмыслить, что это за существо: медведь — не медведь, тюлень — не тюлень, и почему оно так громко кричит. Он сидел, покачивая из стороны в сторону свою длинную морду с маленькими круглыми ушами. Затем, втягивая в себя воздух, потянулся к человеку.

Из последних сил лейтенант дернулся, пытаясь освободить тело. Торосы, хлопья тумана, медведь — все завертелось перед глазами. Страшная боль дрожащей судорогой свела мышцы, и он, теряя сознание, снова повалился на лед…

Когда он очнулся, туман все такой же плотной вуалью затягивал все вокруг. Чго сейчас, утро или вечер? Сколько прошло времени? Лейтенант не знал. Он замерз, и его трясло так, что лязгали зубы. Медведь лежал почти рядом. Склонив голову набок и вытянув шею вдоль передних лап, он с довольным урчанием, разгрызая хрустящие кости громко чавкая, расправлялся со здоровенной пятнистой треской. Тут же лежала вторая рыбина.