Адепт Источника

- О боже! - сказал я.

Пенелопа взяла мою руку, нежно сжала ее и заглянула мне в глаза точно так, как это делала Диана.

- У тебя шок, Артур. Проходи же в дом.

Я признал, что это хорошая идея, и мы вместе вошли внутрь.

Очевидно, по всему дому работали бесшумные кондиционеры; было сухо и прохладно, воздух был напоен свежим цветочным ароматом. Пенелопа провела меня в просторный холл на первом этаже и усадила в мягкое удобное кресло. Поскольку к этому времени солнце уже скрылось за грозовыми тучами, она включила лампы дневного освещения. Мимоходом я определил, что большинство систем жизнеобеспечения дома работали от переменного электрического тока, генератор которого находился где-то в подвале и был подключен к ближайшей Формирующей. Это было вполне в духе Сумеречных, исповедующих разумное сочетание магии и достижений технологической цивилизации в гармоническом единстве с природой. Такая позиция нравилась мне больше, чем практика Царства Света, где колдовство использовалось на каждом шагу и вместе с тем его применение было строго регламентировано, что создавало массу лишних и никому не нужных (кроме чиновников из королевского департамента бытовой магии) неудобств.

- Ты голоден? - спросила Пенелопа.

Я отрицательно покачал головой и коротко ответил:

- Нет.

- Что-нибудь выпить?

- Нет, спасибо.

- Тогда, может, сигарету?

Несколько секунд я колебался, затем утвердительно кивнул.

- Да, пожалуйста.

Пенелопа открыла тумбочку, стоявшую рядом с моим креслом, поставила наверх пепельницу, достала начатую пачку сигарет и раскурила две, одну из которых потом протянула мне.

- Благодарю, - сказал я, взял сигарету, глубоко затянулся, сразу же выдохнул дым и закашлялся.

Пенелопа удивленно взглянула на меня.

- Ты не куришь? - спросила она.

- Вот уже больше двадцати лет. Когда я регрессировал, то напрочь позабыл о своем пристрастии к никотину.

Пенелопа молча сделала несколько затяжек и раздавила сигарету в пепельнице. В среднем девяносто восемь из каждой сотни причащенных были заядлыми курильщиками, остальные два процента курили от случая к случаю и считались некурящими. В отличие от простых смертных, никотин не вредит нашему здоровью, а на нервную систему действует благотворно, снимая стрессовые состояния, то и дело возникающие вследствие напряженного общения с Формирующими. Так, к примеру, постановлением королевского департамента здравоохранения Дома Света курение противопоказано только детям до 13 лет, беременным женщинам и кормящим матерям.

- Юнона говорила, что у тебя была временная потеря памяти, - медленно произнесла Пенелопа. - Ты это имел в виду?

Я немного сконфузился. Фраза о регрессии сорвалась с моего языка вопреки моей воле - то ли дало о себе знать унаследованное от матери недержание речи, то ли я был до такой степени взволнован, что потерял над собой контроль, - а скорее всего, и то и другое. Отправляясь в Экватор, я твердо решил взвешивать каждое свое слово относительно моего пребывания в Срединных мирах. Я тщательно продумал, что буду говорить Юноне, что - деду Янусу, что - брату Амадису, что - кузену Дионису и тете Помоне, а что всем остальным. Однако с появлением Пенелопы все мои планы рухнули, как карточные домики. Я оказался в полной растерянности, и мне нужна была передышка, чтобы собраться с мыслями и привыкнуть к этому новому, неожиданному обстоятельству - своему отцовству. Стремясь перевести разговор на менее скользкую тему, я огляделся вокруг в поисках подходящей зацепки. И нашел ее.

Справа от меня на стене висело два портрета - мой и Дианы. Мой портрет был написан рукой великого маэстро Рафаэля ди Анджело, гениального художника из мира Tellus 2084-HTA, в обиходе именуемого Землей Гая Аврелия, где в свое время я был известен как Артур де Лумьер, безземельный нормандский дворянин, рыцарь и полководец. На портрете я был изображен в полный рост, в легких боевых доспехах, выкрашенных в черный цвет, в малиновом плаще и со своей любимой шпагой Эскалибур, которую я держал наизготовку в правой руке. Таким меня увидел маэстро непосредственно перед тем памятным сражением, когда я повел войско графа Тулузского против орды лютых псов в человеческом обличье, рыцарей-крестоносцев моего старшего брата Александра, который был у них за главного - великим магистром ордена Святого Духа. Крестоносцы свирепствовали в Лангедоке, искореняя альбигойскую ересь, местные жители защищали свою землю, свои дома, свою веру. Я встал на сторону последних не столько потому, что был убежден в их правоте, сколько потому, что их противником был Александр. В тот день мы праздновали победу, лангедокская армия под моим руководством сокрушила полчища крестоносцев, а я в очном поединке тяжело ранил Александра. Отец мой, узнав об этом неистовствовал; мама молчала, но глядела на меня с такой мукой, с такой болью, что мне стало невыносимо стыдно. Тогда я со всей отчетливостью осознал, что наша детская вражда с Александром зашла слишком далеко, и поклялся себе, что в следующий раз лучше прослыву трусом и обращусь в позорное бегство, чем подниму руку на родного брата. Следующего раза, к счастью, не представилось...

- Как к тебе попал мой портрет? - спросил я Пенелопу.

Она проследила за моим взглядом и улыбнулась.

- Недавно я побывала на Земле Аврелия, представилась при дворе графа Тулузского твоей дочерью...

- Меня там еще помнят? - удивился я. - Странно. Ведь с тех пор прошло много лет.

- Но память о тебе не померкла. Теперь ты - легендарная личность. О тебе слагают героические баллады, рассказывают невероятные истории о твоих подвигах, а многие незаконнорожденные претендуют на то, чтобы называться твоими детьми. Меня не сочли самозванкой только потому, что между нами есть несомненное сходство. Граф принял меня очень радушно, а я... - Щеки Пенелопы порозовели от смущения. - А я, неблагодарная, похитила из его коллекции твой портрет - уж больно он мне понравился. Впрочем, никто не заподозрил меня в этом злодеянии.

- Кто теперь граф Тулузский? - поинтересовался я.

- Людовик Четвертый.

- А Людовик Третий?