Шестьсот шестьдесят шестое правительство (СИ)

Ох, не любил президент этих кукарекальщиков, этих петушков, но особенно не любил депутата-правдоискателя, который в этот раз уж больно здорово разошелся, опасен стал не в меру, будто и не сидел на его, президента, государственных харчах. Долой! «Я тебе покажу долой», — думал президент.

Максимчику ничего не нужно было объяснять, он и так всё понял.

Звали депутата Лука Корнеевич Абрамов.

Глава 9. Есть один гад

— Есть дело, — сказал Курепов. — После оного ты перестаешь быть стажером и становишься пайщиком в доле. Знаешь, что это такое?

— Что? — спросил Венька.

Близился конец рабочего дня. Они, наплававшись в бассейне, сидели на скамеечке, обсыхали. Сегодня пришлось поездить по району, по проселкам, так что пыль въелась до печенок.

— Пайщик в доле — это когда ты в связке, а связка поднимается в гору, — объяснил Курепов. — Гора, между прочим, золотая.

— Что за дело? — спросил Венька.

— В общем, ты уяснил — доля тоже золотая, — сказал Курепов и этак небрежно огляделся, хотя зачем тут-то, на своей территории, оглядываться?

— Это валютный счет за рубежом, — продолжал Курепов. — Это прорыв в будущее. Это настоящее богатство, Вениамин, когда купить яхту или особняк — раз плюнуть. А поскольку ты в связке, то это еще и власть. В недалеком будущем. Но к делу.

— Вот и я о том же, — сказал заинтригованный Венька.

— Короче, есть один гад, — произнес Курепов, прищурившись. — Всем жизнь портит, стерва. Его надо убрать.

Сказал, как обухом по голове хватил. Веньке показалось даже, что он ослышался, но нет, Курепов, повернувшись, смотрел в упор и ждал.

Тут и молчавший доселе покровитель Гыга ожил и зашептал: «Давай, брат, соглашайся. Это твой шанс».

— Э-э, — промямлил Венька. — Мэ-э.

С другой стороны, а что тут особенного — убрать? Убрать можно и на ринге — были же случаи, когда на соревнованиях перешибали напрочь сонную артерию или всмятку дробили горло. Одному, вон, саданули кулаком в грудь, а он возьми да помри. Разрыв сердца в результате очень сильного и точного удара. А не остановись тогда, в зале, каратисты, ныне дружбаны, пойди на жесткий контакт, так и пришлось бы кого-нибудь убить. Зол был тогда Венька, ох, зол.

А сейчас он зол не был, однако же приходилось подчиняться. Тем более, что убрать нужно было гада.

— Ладно, сказал Венька и вздохнул, вспомнив вдруг, как называется такого рода исполнитель.

Он называется киллером.

— Молодец, — похвалил Курепов. — А-то заблеял было, я уж подумал — перепугался парень. Это Венька-то, железный Венька, который в одиночку раскидал девятерых и двоих из них, кстати, пришиб.

— Пришиб? — слабо спросил Венька.

— Двое скончались в больнице, — подтвердил Курепов. — У одного кровоизлияние в мозг, у другого порвана печень. Так что ты у ментов на крючке, парень. Но не боись, пока ты со мной, всё будет в ажуре.

Тело уже высохло, плавки пока были сырые, снова было жарко. Куда-то протопал Сергеич, приветствовал взмахом руки. Теперь Венька был как бы на правах второго тренера, обучал своим особым приемам, но, разумеется, далеко не всем. На крючке у ментов. Ах ты, черт возьми.

— Расстроился? — сказал Курепов. — Плюнь. Милиция — такой же товар, как и всё остальное, покупается и продается за милую душу. В общем, так: из Резиденции никуда. Перекусишь в буфете, передохнешь в гостевой. В девять, то бишь в 21.00, выйдешь из корпуса, сядешь в «Шевроле». Шофер Пяткин, он маршрут знает. Кроме того, будет Гаврилов, он клиента знает в лицо. Работаете в паре с Гавриловым, подстраховывая друг друга. Пяткин будет ждать в соседнем переулке. Нужно инсценировать пьяную драку. В машине найдете парики и бороды. Наденете перед операцией.

Он подмигнул, ухмыльнулся и добавил:

— Как революционеры, едрена вошь.

— Адрес клиента? — сказал Венька.

— Не нужен адрес, — ответил Курепов. — В десять клиент возвращается из…, короче, возвращается домой. Машину отпускает на Тверской. Всегда ходит одним и тем же переулком. Народу в это время никого. Гаврилов тебе все объяснит.

Он встал и потянулся. Молодой, а уже малость тронулся жирком. Хотя плавает, как утка, на двадцатипятиметровке обогнал Веньку на полкорпуса.

— Потом вернетесь в Резиденцию, я буду ждать… Не наследите там, — предупредил Курепов и, поглядывая направо-налево, вяло потащился к душевым, где в раздевалке висела чистая одежда.

Грязную одежду вышколенная прислуга уже отнесла в химчистку, которая находилась в подвале Главного Корпуса.

Вскоре и Венька встал и тоже потащился к душевой — тело было, как не своё, разнежилось под солнышком. Ничего не хотелось делать, но делать было нужно.

Глава 10. Лобное место

В 21.00 Венька вышел из Главного Корпуса и сел в «Шевроле». За рулем был Пяткин (тот самый «Герасим»), рядом с ним сидел Гаврилов.

Машина тут же тронулась.

«Шевроле» поколесил по городу, углубляясь помаленьку в центр, затем выехал на Тверскую и помчался к Белорусскому вокзалу, потом, когда до вокзала было рукой подать, свернул в один из переулков и, проехав сотню метров, остановился под липами напротив пустой школы.

— Передай камуфляж, — сказал Гаврилов. Голос у него был грубый, напористый.

Венька передал ему парик и бороду, сам начал маскироваться. Борода щекотала шею, парик под Битлз залезал в глаза.

— Как? — Гаврилов повернулся, чтобы его видели и Пяткин и Венька.

Парик у него был курчавый, коричнево-рыжий, борода такая же, что в сочетании с вечно насупленными рыжими бровями и угрюмым взглядом создавало образ бандюги с большой дороги. Увидишь такого — вздрогнешь, поневоле перекрестишься.

— В самый раз, — неуверенно сказал Пяткин.

Гаврилов заметил это колебание, предложил Веньке махнуться, но Венька предложение отверг. Он уже посмотрелся в зеркальце и остался доволен своей внешностью, внешностью хиппаря шестидесятых.

— Надень очки, — посоветовал он Гаврилову.

В очках Гаврилов стал еще свирепее.

На том решили остановиться.

Дворами до соседнего переулка было рукой подать.

Гаврилов с Венькой прошлись по нему, выбрали место поглуше, место встречи, в сквере между домами, после чего вернулись в машину и стали слушать нескончаемую «Европу-Плюс». Без пятнадцати десять они направились в сквер.

Гаврилов сел на скамейку метрах в тридцати от лобного места, Венька встал за кустами так, чтобы видеть напарника. Когда клиент, проходя, оставлял позади скамейку, Гаврилов должен был встать. Это служило сигналом — вот он, родненький.

Мимо прошел парень с бородкой, Гаврилов сидел.

Появился пузатый бородач, чем-то неуловимо напоминающий Сергеича, Гаврилов сидел.

Когда появился третий, тоже с бородой, Веньке стало весело. Что у них там — слёт или проверка на вшивость? Конкурс на лучшего полевого командира?

Мимо скамейки прошли трое, и Гаврилов встал. Вот черт. Двое были парнюги с накачанными бицепсами, а тот, что между ними — тощенький, лет пятидесяти, в белой рубашке с коротким рукавом. Кого бить-то? Кто из них гад?

Осенила страшная догадка: а ведь мочить придется всех троих. И тут уже никакой пьяной дракой не пахнет — таких мордоворотов убить голыми руками могут лишь специально обученные мордовороты. Причем абсолютно трезвые.

Но кто из них? Наверное, вот этот, субтильненький. Эх, сюда бы «Гюрзу». Хлопнул и, имея фору в тридцать метров, на отрыв. Шиш бы догнали. Нет, нет, всё не то, придется мочить всех.

Всё это промелькнуло в Венькиной голове, а между тем Гаврилов, поднявшийся со скамейки, сказал вдогонку троице:

— Товарищ, спички есть?

И даже руку протянул, в которой оказалась сигарета. Артист, да и только.

— Нету, — бросил левый бугай, не оборачиваясь.

— Вот досада-то, — забормотал Гаврилов, идя следом. — У кого ни попросишь, всё нету.

У него, у артиста, и голос изменился, стал мягче, просительнее.