Орден республики

– Я сутки в рот не брала ни крошки, – всхлипывала Женя.

– Я тоже, – сказал Ашот. Но воспоминания об этих сутках, за которые так много всего произошло, вернули его к мысли о том, ради чего он почти бежал сейчас по этой пыльной дороге, немилосердно нахлестывая ишака. В нем словно вдруг что-то оборвалось. И он продолжал уже совсем иным тоном: – Ну и что из этого? Мы с тобой здоровые! Катаемся, понимаешь, на свежем воздухе. А там люди гибнут. Раненые без воды мучаются!

Теперь пришла очередь недоумевать Жене.

– Какие раненые? О чем ты говоришь? – она уставилась на Ашота.

Он понял, что сгоряча выпалил лишнее. Но у него тоже силы были на исходе.

– А… – неопределенно махнул он рукой вместо объяснения.

– Не хочешь говорить, тогда накорми меня, – капризно сказала Женя.

– Чем? – пожелал узнать Ашот.

– Мне совсем чуть-чуть надо, – взмолилась Женя. – Совсем маленький кусочек хлеба.

– Где я его возьму?

– Попроси у кого-нибудь. Вон впереди деревня! – указала она рукой.

Женя сидела на ишаке, и ей было видно, что там впереди. Ашот же шел сзади и ничего не видел. Но сейчас он привстал на цыпочки и тоже увидел в низине серые крыши домов. «Может, на самом деле достать чего-нибудь съестного? Идти еще далеко. Может, и в горах прятаться придется. Тогда голодным крышка. Оба ноги протянем», – подумал Ашот и сказал:

– Хорошо. Я достану еды. Но только дальше ты пойдешь пешком.

– Пожалуйста! – даже обрадовалась Женя. – Думаешь, такое большое удовольствие сидеть на твоем осле?

– И еще! – оставил ее без ответа Ашот. – Будешь мне помогать.

– В чем? Что надо делать? – сразу оживилась Женя.

– Делать – ничего. Молчать надо, – потребовал Ашот.

– Что значит «молчать»? – не поняла Женя.

– Совсем молчать. Будто совсем говорить не умеешь. Будто ты немая!

Женя задумалась.

– А обманывать нехорошо, – вдруг сказала она.

– Знаю, – согласился Ашот.

– А зачем тогда учишь?

– Не обманывать учу. Молчать учу. Это разные вещи.

– А почему я должна молчать? – Женя хотела знать истину.

– Потому, – Ашот подыскивал слова, – что хотя ты и стоишь миллион, все равно обязательно что-нибудь не то скажешь.

– Значит, ты мне не доверяешь, – сделала вывод Женя.

– Доверяю. Но не совсем, – уточнил Ашот.

Так с разговорами они зашли в деревню. Ашот сразу выбрал дом побогаче и погнал к нему ишака. Возле дома он остановился и постучал в окно. Окно открылось. На улицу выглянул сморщенный старик с большим носом и маленькими подслеповатыми глазками. Посмотрев на Ашота и, очевидно, решив, что тот просит милостыню, он сердито спросил:

– Зачем беспокоишь?

– Купи ишака, добрый человек, – без дальних разговоров предложил Ашот.

– Кто продает? Ты? – не поверил старик.

– Откуда у меня может быть ишак, добрый человек? Она продает, – кивнул Ашот в сторону Жени. – Мое дело – погонщик.

– Она? – оценивающе взглянул на Женю старик. Но, очевидно, городская одежда Жени внушила ему доверие, и он продолжил разговор: – Сколько же она за него хочет?

Ашот назвал цену. Подслеповатые глаза старика раскрылись и стали круглыми, как у орла. Ашот испугался, что старик рассердится, и быстро добавил:

– Не дороже, чем все просят, добрый человек. А ишак что надо. Хорошему коню не уступит.

Старик не дослушал. Он с шумом захлопнул окно и скрылся за занавеской. Ашот не ожидал такого оборота и невольно обернулся и посмотрел на Женю. Та молчала. Но глаза ее лучились откровенной усмешкой. Это совсем обескуражило Ашота, тем более что не он, а она только что плакала и просила его раздобыть хоть кусочек хлеба. Ашот уже собрался было задать ей вопрос, что, собственно, так развеселило ее, как дверь дома распахнулась, и на крыльце появился тот же старик, но уже в большой мохнатой шапке. И уже не орлиные глаза, а горящие угли светились у него из-под нависших бровей. Старик проворно спустился по лестнице и дважды обошел ишака, насквозь прожигая его пристальным взглядом. Потом он спросил Женю:

– Ваша скотина?

Женя отрицательно покачала головой. Ашот остался этим доволен. Но у старика глаза засверкали еще сильней.

– А чья же? – сразу насторожился он.

– Дедушкина, – совершенно четко вдруг ответила Женя.

– А где дедушка? – сотворил что-то наподобие улыбки старик.

– Болен, – также категорично ответила Женя.

– Чем болен? Тифом? – сразу отпрянул старик.

– Сердце у него болит, – успокоила его Женя.

Старик снова заулыбался.

– А, это хороший болезнь, очень хороший, – забормотал он. – И ишак тоже хороший. Я его покупаю. Только зачем вам, мои дорогие внучки, деньги? Что они сейчас стоят? Одно название. И те, того и гляди, жулики украдут. Послушайте меня – старого человека. Я дам вам козу.

– Козу? – так и поперхнулся Ашот.

– Самую хорошую, – заверил его старик. – И еще столько хлеба и сыра, сколько вы унесете.

– Да зачем нам коза? – завопил Ашот.

Старик изобразил на своем морщинистом лице крайнее удивление.

– Как зачем? – развел он руками. – Коза это шерсть. Это шкура. Это мясо. Это такое молоко, от которого самое больное сердце поправится. Пусть меня накажет господь бог, если я вру!

Сказав это, он набожно перекрестился и дважды громко хлопнул в ладоши. Все остальное завершилось в считанные минуты. Старик быстро загнал ишака во двор, крикнул какой-то женщине, чтобы она поскорее приготовила лаваш и чанах, а сам скрылся в сарае. Через минуту он уже выгнал оттуда во двор козу. Коза была белоснежная и очень красивая. У нее были небольшие рожки, черная звездочка на лбу, огромные темные глаза, а на шее красивый пунцовый бант. Коза сказала «Бе-е-е-е» и грациозно помотала головой.

– Точно как у Эсмеральды! – воскликнула Женя и захлопала от восторга в ладоши.

– Даже лучше, хотя я, честное слово, не знаю, где живет этот ваш Эсмеральд, – сказал старик и протянул Жене веревку, за которую была привязана коза.

В это время во дворе появилась женщина, по самые глаза закутанная черным платком. Она вынесла ароматно пахнущий хлеб и сыр. Вид и запах съестного так подействовал на голодных ребят, что они, сразу забыв обо всем на свете, схватили у женщины и то и другое и, не взглянув больше ни на старика, ни на женщину, поспешили вместе с козой со двора. А старик, в свою очередь, поспешил скорее закрыть за ними ворота.

На улице Женя тянула козу за веревку, а Ашот покрикивал на нее сзади. Коза послушно бежала вперед. Однако возле крайних домов ее бег заметно стал медленнее. А за околицей она и вовсе пошла шагом.

– Слушай! Мы так и до вечера не дойдем! – взмолился Ашот и свернул с дороги на тропу, ведущую в гору.

Коза прошла от поворота шагов десять и пошла еще медленнее.

– Я вот тебе сейчас задам! – грозно прикрикнул на козу Ашот и, перехватив у Жени из рук веревку, потянул сильнее. Красивая коза на сей раз сказала «М-е-е-е-е» и замотала головой. Ашот уперся. Веревка лопнула. Ашот бросил веревку и схватил хворостину.

Глава 8

Дважды казаки пытались взять пещеру штурмом и оба раза с большими потерями откатывались назад. Есаул Попов неистовствовал, божился, что не оставит в живых ни одного защитника каменного гарнизона. Но прорваться через баррикаду, закрывающую вход в пещеру, казакам так и не удалось. Они пробовали забросать баррикаду гранатами. Однако оказалось, что обороняющиеся успели воздвигнуть в пещере второй вал из камней, так что гранаты не нанесли защитникам пещеры существенного урона.

– Всех задушу! Голодом заморю! Шкуру с живых сдеру! Ремни на спине вырежу! Понадобится – неделю тут простою! Две! Три! Но ни одной живой душе не дам выйти наружу! – кричал из-за укрытия Попов защитникам пещеры.

В ответ прогремело несколько выстрелов. Пули защелкали по камням, ранив осколками есаула в лицо. Попов выругался, сел на разостланную бурку и приказал подать водки. В этот момент пред ним предстал Чибисов со своим напарником. Оба растрепанные, мокрые от пота, без лошадей, с винтовками без затворов. Чтобы добраться до своих, им пришлось лезть через гору. Есаул сразу понял по их виду, что с казаками случилось что-то недоброе.