Инопланетянин

Эллиот долго лежал, не решаясь заснуть. Страшилище спало, распростершись на полу около его кровати — смешная, несуразной формы фигура под одеялом. Откуда взялось это пугало? То, что на Земле таких не бывает, Эллиот знал наверняка.

Он силился понять все происшедшее, но тщетно. Комнату заполнили мощные флюиды силового поля — различимые, как бывает зримо виден зной в пустыне, — пульсирующие и взлетающие вверх, словно в ритуальном танце. За магическим мельканием шевелился могучий разум; Эллиот подумал, что даже во сне таинственное существо охраняет часовой, бдительно всматривающийся в комнату, в окна, во мрак ночи.

Из коридора доносилось тихое поскуливание, Эллиот понял, что Гарви опять удрал с заднего крыльца и жмется за дверью. Было слышно, как собака грызет дверной косяк и колотит по полу хвостом.

«Что там происходит?» — казалось, задавал себе вопрос сбитый с толку пес, нервно грызя деревяшку. Мелькание, которое видел Эллиот, теперь исследовало Гарви, зондируя спутанные мысли в собачьей голове. Дворняжка жалобно скулила, скреблась в дверь, разрываясь между желанием проникнуть в комнату и страхом перед заполнившим ее нечто, пульсирующим, словно мозговая кость, отборная, лакомая, но пугающая кость… попробуй тронь!

Эллиот повернулся на бок и сунул руку под подушку. Несмотря на желание бодрствовать и следить за происходящим, его неудержимо клонило ко сну. Скоро его веки налились свинцом, он закрыл глаза и провалился в колодец, падая все глубже, глубже, глубже…

Он упал прямо на доску для игры в парчизи, в которой всегда плутовал, и ноги увязли в ней по щиколотку. Он заметил тропинку из сверкающих конфеток «М&М», которую сам выложил для своего нового, такого страшного на вид друга; вдруг тропинка эта стала широкой, прекрасной аллеей через весь мир, и он зашагал по ней.

Проснувшись на следующее утро, инопланетянин не сразу вспомнил, на какой планете находится.

— Вставай, тебе нужно спрятаться.

Жестами и тычками космическое существо бесцеремонно затолкали в чулан и захлопнули дверцу-жалюзи.

Через несколько минут в доме проснулись все. Старый ботаник услышал голос старшего мальчика, а потом и матери.

Вот она вошла в комнату, космический гость сжался и комок в углу чулана.

— Эллиот, пора в школу!

— Я заболел, ма…

Инопланетянин осторожно припал к прорезям дверцы чулана. Мальчик уже лежал в постели и, похоже, о чем-то просил высокое, стройное и гибкое, как ивовый прутик, существо. Мать засунула ребенку в рот какую-то трубочку и вышла из комнаты. Мальчик, не теряя ни секунды, поднес прозрачную трубочку к световому устройству над головой, разогрел жидкость внутри и только успел вернуть трубочку в рот, как вошла мать.

Старый ученый понимающе кивнул. Хитрость — категория, известная в Галактике.

— У тебя температура.

— Похоже на то…

— Ты, должно быть, всю ночь проторчал на дворе, поджидая, не появится ли эта штука?

Мальчик кивнул.

Гибкое существо повернулось и шагнуло к чулану. Инопланетянин отпрянул в угол, глядя, как женская рука достает стеганое одеяло с полки над его головой. Мать заботливо укутала сына.

— Ты как, доживешь до моего возвращения с работы?

Мэри подозревала, что Эллиот водит ее за нос, но ведь у ребенка выдалось подряд несколько тяжелых ночей; хотелось только надеяться, что перемены в его поведении не связаны с употреблением каких-нибудь химических средств. Правда, глаза у него стали какие-то странные, но это, наверное, наследственность, ведь и у его отца зрачки часто были расширены, когда ему мерещилось то одно, то другое.

— Ну ладно, — сказала она, — оставайся дома. Только никакого телевизора, ясно? Совсем расклеишься, если будешь целый день торчать перед этим ящиком.

Она повернулась, чтобы уйти, но на пороге остановилась, глядя вниз на дверной порог и нижнюю часть косяка.

— Опять эта дрянная псина глодала дверь? Погоди, я велю поставить тебе на зубы резиновые коронки.

Мэри решительно двинулась по коридору, но сделав несколько шагов, качнулась, будто захлестнутая волной. Заставив себя выпрямиться, она пощупала лоб. Какая-то легкая зыбь пробежала по телу, словно от прикосновения волшебных пальцев. В следующее мгновение приятное чувство исчезло.

Мэри открыла дверь в комнату Герти.

— Поднимайся и засияй!

Девочка села, ошарашенно моргая, потом радостно свесила ноги.

— Мамочка, а мне приснился маньяк!

— Ну да?

— Такой потешный — с длинной-предлинной шеей и глазищами, выпученными, как у лягушки…

— Он был в плаще?

— Он был ни в чем.

«Может, и впрямь маньяк», — подумала Мэри, но не стала развивать эту тему.

— Пора завтракать. Помоги Майклу на кухне.

Она прошествовала в ванную, где ей предстояло быстро умыться чудовищно дорогим мылом, таявшим, как лед; всего два дня назад купила кусок, а уже остался жалкий прозрачный обмылок в ноготь толщиной. Но подруга уверяла, что это мыло предохраняет от морщин, пятен, прыщиков и бородавок.

Мэри намылила руки и лицо и обмылок исчез на глазах. Вот так, еще шесть долларов вылетели на ветер.

Она обмыла лицо, и вдруг в ее сознании всплыл, словно во сне, образ какого-то коротышки с огромным волочащимся животом и нелепой, переваливающейся поступью.

Маньяк, должно быть.

Завтрак, как всегда, прошел незаметно, и Мэри выскочила из дому на подъездную аллею, где Майкл, упражняясь в вождении задним ходом, уже выводил машину на улицу.

— Садись, ма, — сказал он, вылезая из машины.

— Спасибо, дорогой, — поблагодарила Мэри; сев за руль, она вцепилась в него с обычной мрачной решимостью; резко отпустив сцепление, она нажала на акселератор, и машина рванулась вперед под одобрительные крики Майкла.

Услышав звук отъехавшей машины, Эллиот выпрыгнул из постели и распахнул дверь чулана. Инопланетянин отпрянул назад, вжавшись в стену.

— Эй, вылезай-ка отсюда, — позвал Эллиот, протягивая руку.

Старый уродец нерешительно прошлепал в комнату и остановился, оглядываясь. Взгляду его открылось великое разнообразий причудливых предметов, большей частью пластмассовых. Он распознал письменный стол, но тот был слишком высок для обладателя таких коротких, как у него, ног. Впрочем, зачем ему стол — не собирается же он писать письмо на Луну?

— Как же мне тебя называть?

Эллиот посмотрел в огромные, блестящие глаза страшилища, в которых искорками вспыхивали, распускаясь и увядая, крохотные цветки энергии. Существо осматривалось, и Эллиот посторонился, чтобы не мешать.

— Ведь ты инопланетянин, верно?

Чудовище моргнуло, и Эллиот понял, что выпученные глаза каким-то образом отвечают ему, но ощутил лишь неясное жужжание в голове, словно в нее забралась муха.

Эллиот открыл дверь в коридор. Инопланетянин отскочил назад — за дверью исходила слюной зловредная маленькая тварь, земная собака, с глупыми любопытными глазами и враждебностью в голосе.

— Гарви! Веди себя прилично! Не кусайся и не нервничай… Хороший пес. Хороший Гарви…

— Гыыррррррррррр… Гггыыырррррррррр…

Речь собаки по межгалактическим стандартам общения принадлежала к еще более низкой категории, чем мальчика, она напоминала шум двигателя космического крейсера, попавшего в аварию.

— Видишь, Гарви? Он хороший. Он тебя не тронет. Он не кусается.

У пальца ноги неземного существа возникло полупрозрачное облачко. Гарви поспешил сунуть в него нос, и перед неподготовленной к этому собакой — словно в другом измерении — возникла огромная, сотканная из света суповая кость; сверкая и переливаясь, она летела в ночи с воющим звуком, эхом раскатывающимся по древним космическим закоулкам.

Бедный пес съежился, припав к полу, сознание его помутилось. Из пасти вырвался жалобный стон. Поджав хвост, он стал пятиться назад.

Уродец шагнул вперед.

— Ты умеешь разговаривать? — для вящей убедительности Эллиот сжал и разжал кончики пальцев, изображая говорящий рот.