Цена свободы

— Сосредоточься, — сказал Хранитель, — Я расскажу тебе одну легенду. Дай мне знать, когда будешь готов.

Закарий зажмурился и стиснул пальцы в кулаки. Мерцающая спираль убегала в небо, и он встал на край этой спирали.

— Я готов, — ответил он.

— Прекрасно. Слушай, — Хранитель со свистом набрал воздух в грудь…

Жил-был гончар. Уважаемый в округе ремесленник. У него была красивая жена, двое крепких сыновей и свое хозяйство. Не слишком большое, чтобы задевать гордость знати, и не очень маленькое, словом, хозяйство праведного человека. В доме у него каждый предмет имел свое назначение. Лишних побрякушек не было. Гончар исправно платил налоги, ходил в храм, жертвовал мелочь нищим и посещал городские собрания. В решении бытовых вопросов он отличался рассудительностью и изворотливым умом. Его уважали за качество производимых изделий и скромность. Люди ходили к нему не только, чтобы купить пару тарелок, но спросить совет. Гончар всегда радовался гостям. Двери его дома были широко открыты для каждого человека. Свою утварь он поставлял даже царскому двору. Посуда, сделанная им, отличалась крепостью, а его жена расписывала каждую чашку такими замысловатыми узорами, что глаз нельзя было отвести.

Жил тот человек размеренной, спокойной жизнью. Как и у всех, случались в его семье светлые и темные полосы. Были у него друзья и враги. Имелись у него и слабости, и недостатки. Порой его одолевала лень, в такие моменты он валялся на топчане, в сенях, прихлебывал отцеженное верблюжье молоко и размышлял об устройстве вещей. Жена ворчала на это, но любила его. Империя, подданным которой являлся наш гончар, постоянно воевала с соседями за плодородные земли. Селение гончара располагалось недалеко от южной границы империи, на которую случались набеги кочевников, но ополчение успешно отражало их. Отряды врагов были неорганизованны и состояли из малого числа воинов. Как-то, на одном из последних в уходящем году собраний люди указали наместнику, что набеги с юга участились. От них мрет скотина, деревни горят, похищают молодых женщин. Наместник пообещал удвоить охрану, однако с лиц горожан не исчезало беспокойство. Народ стал поговаривать о темных временах, о сгустившихся на Востоке и Юге тучах, о конце света и чудищах, ниспосланных разгневанными богами в наказание на их землю. Вскоре в город прибыл воевода с дружиной солдат, — все верхом, — и объявил, что набирает рекрутов в армию. Ему нужны молодые, сильные, возмужавшие парни, способные держать в руках копье. Старшего сына гончара они забрали с собой вместе с дюжиной других новобранцев. Гончар не мог знать, что видит своего отпрыска в последний раз. Вслед за этим втрое увеличились подати, и тем, у кого не хватало денег, пришлось отдавать их едой. Гончар и его семья еле сводили концы с концами. На их край обрушилась длительная засуха и неурожай. Начался голод. К гончару приходило все меньше и меньше покупателей. Его хозяйство постепенно скудело. Горожане стали злобными и неприветливыми.

Однажды, вместе с криками перепуганный детей и женщин, в город ворвались захватчики, убивая и сжигая все на своем пути. Эта группа насчитывала около сотни кочевников. Выбежав на улицу, гончар увидел, как варвары хватают вопящую малышню, словно щенков, за загривок и скачут прочь. Впрочем, захватывали они и более взрослых детей. Всех их они увозили с собой, чтобы обратить потом в свою веру. Среди пленников гончар заметил и своего младшего сына, привязанного за запястья веревками к седлу. Сына он отправил перед тем за водой. С яростным воплем выхватил гончар кол из изгороди, нагнал замешкавшегося кочевника и всадил кол ему в спину. Но прежде, чем свалиться с лошади, агонизирующий всадник взмахнул ржавым палашом, пытаясь достать гончара. По страшному совпадению на пути орудия возникло тело юного пленника — лезвие глубоко вошло в плечо мальчику. Тот слабо вскрикнул и повалился в пыль.

Атаку удалось отбить. Но набег нанес жителям города непоправимый урон. Половина домов селения теперь чернела от пепелищ. Матери не досчитались многих детей и в голос рыдали о своем горе. Над порогами вывесили черные лоскуты ткани. Гончар с женой ни на миг не отходили от сына. Мальчишка таял на глазах. Ранение оказалось слишком глубоким. Не помогали ни примочки, ни снадобья. Прибывший из столицы лекарь беспомощно мотал головой — никто в то время не знал, как лечить заражение крови. Гончар на коленях умолял его сделать хоть что-нибудь и лекарь предложил ему отвар из листов кока, дабы облегчить страдания. Через пару дней мальчик впал в беспамятство, а еще через неделю умер.

Жена гончара поседела за одну ночь и перестала следить за собой. Жизнь потеряла для нее всякий смысл. Невзрачной тенью ходила она по опустевшему дому. Сам гончар заперся в мастерской и не выходил оттуда пять дней. Почти ничего не ел и не пил. Оба превратились в глубоких стариков. Между тем шла война. Армада с Востока вторглась в страну. День смерти младшего сына оказался роковым и для старшего — он погиб в грандиозной битве против агрессоров на пограничном плоскогорье. Пал, утыканный стрелами, и еще продолжал биться, стоя на колене, пока ему не пронзили сердце. То была самая кровопролитная битва за последние пять сотен лет. Она замедлила, но не остановила наступление врага. Царь, правивший страной, понимал, что поражение стало вопросом времени. Жалких пяти дивизий, находившихся в столице, явно не хватало, чтобы уничтожить полчища, прущие с Востока. Соседи отвернулись от его просьб помочь — припомнили старые обиды, или открыто выступили против. Империя находилась на грани гибели…

Четыре дня из пяти, проведенных в мастерской, гончар думал о своей жизни. Что может чувствовать отец, потерявший наследника? За что боги покарали его? За хорошую жизнь, за дружную семью, за любимое занятие? За то, что он был счастлив? Ведь богам не нравится, когда человек счастлив, когда у человека все есть. Теперь вы довольны? — спрашивал он их, потрясая кулаками. Боги молчали.

Гончар был трудолюбив, а потому безделье казалось ему тягостным. Он не мог сидеть просто так, сложа руки. С другой стороны, он не видел смысла в том, чтобы снова начать лепить горшки. Все равно их никто не купит. Наскрести бы на краюху хлеба. Тогда он бесцельно принялся мять кусок глины, хотелось занять себя. Его руки работали сами по себе, мысли текли сами. Когда гончар опустил глаза, он увидел на ладонях глиняную фигурку. Похож на моего сына, — почему-то подумал он. Фигурка была грубой, сырой, просто куски глины, изображавшие человеческое тело. Ради забавы гончар сделал отверстия для глаз и рта. Едва он отнял палец, произошло чудо. Глиняная кукла заговорила! Спасибо тебе, мастер, за то, что подарил мне жизнь, говорила она. Поставь меня на стол. Гончар послушался и изумленно наблюдал, как маленький голем делает первые шаги, приседает и наклоняется. Но как это возможно? — недоумевал гончар. Это воля богов, ответил голем, — Они забрали у тебя души сыновей, но взамен кое-что дали. У тебя отныне есть дар оживлять. Никакие чудеса не могут заменить мне боль от утраты! — зарыдал гончар. Голем подождал, пока он успокоится, и сказал: «Ты сможешь вернуть их обоих, если выполнишь то, о чем я попрошу». Гончар уставился раскрасневшимися глазами на глиняного болвана. Разум подсказывал ему — что-то здесь не так. Но желание вернуть родную кровь пересилило голос здравого рассудка. Я сделаю все, — поклялся он. Отлично. Тебе потребуется много глины. Очень много, говорил голем. Гончар сказал, что достанет, сколько потребуется. И тогда голем повелел: «Ты должен вылепить из глины людей. Мужчин, рослых и крепких, и чтобы ни один не был похож на другого; ты должен сделать все на совесть, руки и ноги, туловища и головы, чтобы глиняных людей невозможно было отличить от настоящих, из плоти и крови». Гончар задумался. Сколько? — спросил он. Для начала — сотню. Это будет не так-то и легко, признался себе гончар, а голема предупредил, что ему понадобится время. «Ты сделаешь все как можно быстрее — прежде, чем орда с Востока вторгнется в столицу твоей страны. У тебя есть неделя». Неделя! — засмеялся гончар, — Ты издеваешься надо мной! Это невозможно. «Все возможно в этом мире, — сурово ответствовал ему человечек, — особенно когда от тебя зависит жизнь твоих родных». Гончар сразу все понял и это застало его покрыться холодным липким потом. Дорога каждая секунда. Тот час гончар вышел из мастерской, велел жене приготовить обед, поел и, не говоря ни слова, пошел к котловану у окраины города. В том котловане находились огромные залежи глины. Обычно отсюда гончар брал сырье для своих товаров. Он трудился с редкими перерывами на еду и короткий, тревожный сон. Маленький голем сидел у него на плече и давал указания. «Первых человеков можешь сделать на скорую руку, как и меня, — говорил он, — Первые будут помогать тебе в тяжелых операциях». И големы оживали, едва гончар делал им глаза и рты. Коричневые, неказистые, они тяжело шлепали по грязи своими слоновьими ногами. Они наводили страх одним внешним видом. Они были неповоротливы и глупы, но послушны. Работа с их помощью пошла быстрее. Гончар научил дылд лепить человеческий каркас и удвоил число рабочих големов до двадцати. «Видишь, какие они уродливые, — говорил голем на плече гончара, — Настало время создать существ, по-настоящему похожих на людей». Первого мужчину гончар лепил ровно сутки, а его големы-подмастерья внимательно наблюдали за движениями хозяина и учились. Делайте все, как я, — наставлял он их, — но не трогайте головы. Это оставьте мне. Еще предусмотрительный гончар сделал подмастерьям пятипалые руки вместо старых клешней, чтобы те могли чувствовать материал. В левой грудной клетке каждого мужчины маленький голем велел проделать отверстие.