Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел

— Вполне возможно, — отозвался Нур, — но традиционно считается, что они слагались суфиями задолго до того, как родился Магомет. Они предназначены учить людей, в каком направлении следует изменять образ мышления. Но сами истории очень забавны. Конечно, учителя пользовались ими только на первой, самой простой стадии обучения.

С тех времен эти рассказы разошлись по всему Востоку и Западу. Мне было интересно обнаружить некоторые из них, рассказываемые в измененном виде в Ирландии на гэльском языке. Передаваемый из уст в уста за тысячи лиг и тысячелетия времен. Насреддин прошагал из Персии в Ирландию.

— Если суфии придумали их еще до Магомета, — сказал Фрайгейт, — значит, они были зороастрийцами.

— Суфизм не является монополией ислама, — ответил Нур. — Он, конечно, достиг своих высот среди мусульман, но каждый, кто верит в Бога, может стать кандидатом в суфии. Суфии постоянно модифицируют свои методы обучения, чтобы они согласовывались с местными культурами. То, что срабатывает среди персидских мусульман в Аоросане, не обязательно даст результат у черных мусульман в Судане. А для парижских христиан разница в эффективности будет еще больше. Место и время определяют форму учения.

Позже Нур и Фрайгейт разминали ноги на берегу, гуляя вокруг огромного костра и с трудом пробиваясь сквозь толпу оживленно болтающих дравидов.

— Как можно приспособить средневековый иберийско-мавританский метод обучения к этому миру? — спросил Фрайгейт. — Народы тут перемешаны — отовсюду и из всех времен. Нет монолитных культур. А те, что существуют, непрерывно изменяются.

— Над этим я и тружусь, — ответил Нур.

— Тогда одна из причин, по которой ты не хочешь взять меня в ученики, состоит в том, что ты сам еще не готов для роли учителя?

— Можешь утешать себя этим, — сказал Нур со смехом. — Но — да, это одна из причин. Видишь ли, учитель всегда сам должен учиться.

Глава 49

Сизые облака тумана расползались по всему кораблю, заглядывая в каждую каюту.

Сэм Клеменс выкрикнул:

— Ох нет! Только не опять! — хотя вряд ли сумел бы объяснить, почему он выбрал именно эти слова.

А туман не только наваливался на все перегородки, не только просачивался в каждую щелку, пропитывая своей влагой все, что могло принять ее в себя, он клубами катился вниз по глотке Сэма, достигая сердца и обволакивая его. Сырость проникала в поры тела, ее капли стекали по коже, они катились по животу, пропитывали чресла Сэма, стекали по ним и лились по ногам, разжижая плоть и превращая ступни в липкую болотную грязь.

Ужас, объяснения которому он не знал, хотя и испытывал его далеко не впервые, заполнял все естество Сэма.

Он был один-одинешенек в рулевой рубке. Один на всем корабле. Стоя у пульта управления, он неотрывно всматривался в окно. Его застилал плотный туман. Сэм ничего не видел через пластик окна уже на расстоянии вытянутой руки. Не видел, но знал откуда-то, что берега Реки абсолютно безжизненны. На них не было ни единой души. И здесь, на этом гигантском корабле, тоже был только один он. Единственный человек на борту. Впрочем, корабль не нуждался и в нем, так как работал автопилот.

Но, несмотря на свое одиночество, он знал, что оно не сможет быть помехой его плаванию к верховьям Реки. Ведь теперь во всем мире нет ни единой души, которая могла бы помешать ему в этом.

Он отвернулся от окна и стал ходить взад и вперед от одной стены рулевой рубки к другой. Сколько же времени уйдет на эти странствия? Когда же поднимется пелена тумана, когда же ярко засияет солнце, и когда он увидит наконец горы, кольцом окружающие Полярное море? И когда он услышит другой человеческий голос и увидит другое человеческое лицо?

— Сейчас! — проревел чей-то голос.

Сэм подпрыгнул, будто в ногах у него распрямились тугие пружины. Сердце расширялось и сжималось с быстротой, с которой трепещут крылья колибри. Он даже не заметил, как развернулся на сто восемьдесят градусов и оказался лицом к лицу с обладателем голоса. Бесформенная темная фигура смутно виднелась в кипящих клубах тумана, заполнявшего всю рубку. Фигура надвигалась на Сэма, потом остановилась и простерла вперед еле различимый контур руки. Этот бесформенный придаток нащупал переключатель на пульте управления и щелкнул им.

Сэм пробовал было крикнуть «Нет! Нет!», но слова толпились в его глотке и бились друг о друга со звоном, будто были сделаны из тонкого стекла.

Хотя в рубке было темно и разобрать, до какого переключателя дотянулась та рука, было невозможно, Сэм отлично понимал, что корабль лег на курс, который неминуемо приведет его к столкновению на полном ходу с левым берегом.

Наконец слова выдавились с визгом наружу:

— Не смей этого делать!

Бесшумная темная масса снова пришла в движение. Теперь Сэм уже видел, что это мужчина. Он был того же роста, что и Сэм, но плечи имел куда более широкие. На одном плече он держал длинную рукоять. На ее конце поблескивал усеченный треугольник стали.

— Эрик Кровавый Топор! — закричал Сэм.

И началась кошмарная погоня. Сэм мчался по всему кораблю, ныряя в каждую каюту трехэтажного капитанского мостика, потом пересек взлетную площадку, слетел по трапу на палубу, где сейчас стояли самолеты, и опять нырял в каждую каюту этой палубы, и снова вниз по трапу и через каюты крытой от ветра прогулочной палубы, и снова по трапу вниз и через все помещения главной палубы, и опять по трапу на котельную палубу.

Здесь, ощущая всю силу давления Реки на борта корабля, кожей чувствуя, что он находится ниже ватерлинии, он снова мчался через бесконечные закоулки и каморки. Он пробегал мимо гигантских электрических моторов, вращавших колеса и толкавших судно к неминуемой гибели. В отчаянии он попытался прорваться в отделение, где стояли два моторных бота. Сейчас он вырвет провода из мотора одного из них, а второй спустит на воду и оставит своего зловещего преследователя за спиной. Но кто-то запер дверь в этот отсек.

Тогда Сэм метнулся в крошечный закуток, стараясь унять рвущее легкие хриплое дыхание. И тут дверь закутка распахнулась. Фигура Эрика Кровавого Топора нависла над ним в серой дымке, плотно окутывающей их обоих. Фигура медленно надвигалась на него. Обеими руками она сжимала рукоять страшного топора.

— Я ж тебя предупреждал! — прорычал Эрик и взметнул топор. Сэм был бессилен, не мог ни шелохнуться, ни вскрикнуть. Да, это была его ошибка. Он свое заслужил.

Глава 50

Сэма разбудил его же собственный стон. Свет в каюте был включен, и над ним склонялось очаровательное лицо Гвенафры с ее длинными медового цвета волосами.

— Сэм! Проснись! У тебя опять кошмары!

— На этот раз он меня чуть было не поймал, — проворчал он.

Сел. На палубе слышались свистки. Минутой позже визгливо прогундосил интерком. Корабль должен был поворачивать к берегу ради зарядки у питающего камня и завтрака. Капитану полагалось вставать вместе со всеми. Сэм вылез из постели и прошлепал в туалет. Принял душ, почистил зубы и вернулся обратно в каюту. Гвенафра уже успела одеться в свое утреннее платье. И выглядела при этом как эскимоска, променявшая меха на полотенца. Сэм оделся примерно так же, но капюшон надвинул на свою капитанскую фуражку. Он закурил «корону» и, шагая взад и вперед по каюте, окутывал себя клубами дыма.

— У тебя опять был кошмар с Кровавым Топором? — спросила Гвенафра.

— Да, — ответил он. — Дай-ка мне кофейку, ладно?

Гвенафра опустила чайную ложку темных кристалликов в серую металлическую чашку. Вода вскипела, как только кристаллики начали выделять тепло и кофеин. Сэм взял чашку, поблагодарив Гвен.

Она тоже отпила глоток кофе и сказала:

— У тебя нет никаких оснований чувствовать себя виноватым перед ним.

— Именно это я говорил себе тысячи раз, — ответил Сэм. — Страх иррационален, но разве понимание этого факта когда-нибудь облегчало положение человека? Именно иррациональное движет нами. У Повелителя Снов мозгов не больше, чем у ежа. Но это не мешает ему быть величайшим художником из всех известных мне. Возможно, включая в их число и вашего покорного слугу.