По ту сторону барьера

Завтракать мы сели с Эвелиной вдвоем, но тут-то Арман и заявился. Увидев его, Эвелина вопросительно глянула на меня. Я лишь смогла скривиться и отрицательно покачать головой, как Арман уже нахально усаживался за наш стол, громогласно заявляя о своем аппетите. Хорошо, что тут же подъехал и барон Вонсович, якобы возвращаясь с какой-то охоты. Не выдержал, бедняга, ну да оно и к лучшему вышло. К тому же привез мне в подарок дикую утку. Боюсь, он был удивлен тому, как радостно его приняли, не подозревая, что нужен мне был лишь для того, чтобы после завтрака оставить его вдвоем с Арманом - ведь это так естественно предоставить мужчинам возможность поговорить об охоте! Я же с подругой уединилась в будуаре.

Эвелину потрясли услышанные от меня сенсации, ведь здесь никто и не знал об убийстве Луизы Лера.

- Надо же, в собственной квартире убита! - восклицала Эвелина, удивляясь немного, что я решила ей поведать столь жуткую тайну. В обществе вообще было не принято говорить о таких шокирующих вещах, как связь моего прадеда с экономкой. Она не знала, что главное еще впереди. - Теперь понятно, почему она не доставила тебе никаких неприятностей, ведь этого можно было ожидать.

- Зато неприятности, причем в неограниченном количестве, доставляет другой субъект. Тот, что сейчас в салоне с паном Вонсовичем обсуждает утиную охоту. И признаюсь тебе, я просто не знаю, как от него избавиться.

Эвелина по привычке собралась было изображать удивление, но вдруг махнула рукой на приличия и горячо заговорила:

- Я и сама заметила, что не нравятся тебе его ухаживания, а такой очень даже способен скомпрометировать женщину. И кажется, он тоже претендовал на наследство после твоего прадедушки?

- Он и сейчас претендует.

- По всему видно - старается получить твою руку. И я сама хотела предупредить тебя, дорогая, что уже пошли разговоры. А когда ты пригласила меня нынче на завтрак, я ехала в большом беспокойстве - боялась: ты хочешь сообщить мне о скором обручении...

- Да, но не с ним же! - вырвалось у меня. У Эвелины ушки на макушке, а соображать она умеет.

- О! Уж не с паном ли де Монпесаком?

Мне уже было нечего терять, и я лихо перла напролом.

- Почему бы и нет?

Эвелина смутилась.

- Но... моя дорогая... я не любительница сплетен, но, боюсь, мой долг тебя предупредить. Говорят, у него определенные... интимные... обязательства перед мадемуазель Русийон... и он с нею обручен...

- Кто это сказал? - гневно вскричала я. - Ты слышала об этом, будучи в Париже? Я, например, ничего там не слышала.

У Эвелины сразу изменилось выражение лица, она словно что-то с себя стряхнула и задумалась.

- А знаешь... в Париже мне тоже никто о таком не говорил.

- А ты с ним во Франции встречалась? Знаешь его давно?

- Ну, еще бы, с детства, мы дружили семьями и часто встречались. Потом все реже, но в Париже я ничего такого о нем не слыхала. Только здесь, в наших краях, все об этом и говорят. Пани Порайская нацелилась было на него, надеясь пристроить одну из своих "крошек", да потом жаловалась - ах, в наше время никому верить нельзя.

- Ну и не верила бы, - холодно отозвалась я. - Уверена, все эти сплетни о молодом графе здесь распускает господин Гийом. С определенной целью. Оговорить невинного человека - это для него такой пустяк! Ты не заметила, слухи поползли с моим приездом или он начал распускать их заранее?

- Это как-то совпало, - внимательно глядя на меня, рассеянно сказала Эвелина, думая о другом. Да, она не глупа, моя Эвелина, и выводы из наблюдений делать умеет.

- Что на пана Монпесака ты произвела впечатление с первой же встречи, это бы и слепой заметил, - заговорила она задумчиво. - У него и в самом деле было для тебя сообщение? Хотя, зачем об этом спрашивать, достаточно уже одной информации о смерти Луизы Лера. А может, и не только об этом сообщил?

- Да, не только это. Месье Дэсплен не хотел, чтобы пошли сплетни о моем прадеде, царство ему небесное, вот и попросил молодого графа кое-что сообщить мне устно, при встрече. Зачем порочить память покойного?

Эвелине не надо было растолковывать, чем именно порочить память моего покойного прадеда. Хватило упоминания о Луизе Лера...

Эвелина принялась рассуждать вслух:

- Значит, граф приехал действительно с важным сообщением, тут без обмана. В Париже о нем все как наилучшего мнения, репутация у него там безупречная. Мог, конечно, скрывать... и раз я своими глазами видела его на Елисейских полях у коляски мадемуазель де Русийон, но всего один раз, честно говоря.

- Это еще ни о чем не говорит.

- Возможно. А вот пана Гийома я совсем не знаю. О нем больше может рассказать пани Танская.

- Вот и держался бы за нее! - раздраженно заметила я. - Зачем ко мне приставать?

- Моя дорогая, ну что ты такое говоришь? Во-первых, пан Танский жив-здоров. Во-вторых, насколько я понимаю, вместе с твоей рукой пан Гийом надеется получить все твое состояние, в придачу к нему теперь еще и состояние твоего парижского прадеда. Какое может быть сравнение? Повторяю, я его совсем не знаю, но должна признать: красив, бестия! И чувствую своим женским инстинктом - опасен. И тебя совсем не привлекает возможность укротить дикую бестию?

И первая рассмеялась от души, а я с удивлением вдруг заметила в ней большое сходство с Эвой, которую встретила во Франции сто с лишним лет спустя. Истинная праправнучка своей прапрабабки.

Посмеявшись, я решительно заявила:

- Нет, не привлекает. Нисколечко. Не говоря уже о том, что Арман Гийом не моргнув глазом мог бы меня убить, чтобы одному владеть всеми моими богатствами.

- Да он тебя и сейчас мог бы убить, - вдруг встревожилась Эвелина. - Раз уж мы решились затронуть столь ужасные темы, разреши тебе напомнить, дорогая, что у тебя нет ни детей, ни мужа, а значит, он твой прямой наследник.

На что я с превеликим торжеством возразила:

- А вот и нет! Я только что написала завещание, где все свое состояние оставляю церкви. Костел он не посмеет затронуть. Так что убивать меня сейчас ему нет никакого резону!

Эвелина пришла в восторг от замечательной идеи, а я собралась ей выложить остальное - и о суммах, оставленных дворовым, и о том, что исполнителем завещания назначила ее супруга, о чем они пока не знают. И о Зосе Яблонской. Но не успела. Арман потерял терпение.