Полина (СИ)

ГЛАВА 36

– Ты уже перестала учиться? – Осторожно поинтересовался со своего места Мишутка.

– Что? – Очнулась я от своих мыслей.

– Ты уже перестала учиться? – Терпеливо повторил мальчик.

Я отложила в сторону книгу:

– Получается, что да. Что ты хотел?

– Я хотел тебе кое-что подарить. На, держи!

Он аккуратно положил на кровать небольшую прямоугольную коробочку.

Я посмотрела на Мишутку. Мишутка смотрел на меня и молчал.

– НУ?

– Что – ну?

– Не хочешь объяснить, что это такое или ждёшь, когда я спрошу?

– Это робот. Очень хороший, с искусственным интеллектом.

– А почему у него лап нет? Или хотя бы колёсиков? Как он будет за мной бегать?

– У него совсем другое предназначение. С ним можно разговаривать.

– Разговаривать? Можно попробовать?

– Попробуй. Его зовут…, – мальчик замялся, – Робби.

– Избито. У тебя нет фантазии. Эту железку вполне можно было бы назвать…

– Это не железка! Знаешь, сколько я над ней сидел? Месяца два! У неё… То есть, у него, не просто искусственный интеллект, этот робот – самообучаемый.

На Земле подобные игрушки интегрированы в каждый грав в качестве бесплатного развлечения (впрочем, я уже об этом писала). Но для Мишутки, похоже, этот подарок был вопросом жизни и смерти. Утрирую, конечно; если я откажусь от него, вряд ли мой сосед по комнате прикажет долго жить, зато обидеться может – смертельно.

– Спасибо, Мишенька. Мне ещё никто никогда не дарил таких подарков.

От моей улыбки мальчик снова начал смущаться.

– Так уж и не дарил, – сказал он. – У тебя папа – Сенатор, он, наверное, тебе такие дорогущие подарки делает.

– Он покупает их в магазинах. А ты потратил два месяца своей единственной жизни на то, чтобы меня порадовать. Неужели ты думаешь, я не способна это оценить?

Я видела папу, сразу после того, как его избрали на третий срок Сенаторства, но его радость была ничто по сравнению с восторгом Мишутки.

– Значит ты довольна?

– Ещё как! – Подтвердила я. – Привет!

– Здравствуй, – с некоторым удивлением отозвался мальчик.

– Это я не тебе! – Отмахнулась я и поглядела на ящичек.

– Его включить нужно, – сказал Мишутка.

– Раньше не мог сказать?

От тона моего голоса мальчик сделал шаг назад.

Я нажала единственную кнопку, которая была на механизме и повторила:

– Привет!

Прибор зашипел и голосом моего соседа по комнате сообщил:

– Я мыслю, следовательно существую.

Конечно, чей ещё голос кроме своего Мишель мог записать в качестве шаблона.

– Декарт? – Уточнила я.

– Он самый, – отозвался прибор.

– Я забил сюда много баз данных по философии и всяким… таким… умным наукам, – объяснил мальчик.

– А по политологии?

– Не знаю. Я не запомнил. Там много всего было.

– А я-то никогда не верила, что робот может быть умнее человека.

– Почему?

Я даже не сразу поняла, кто это сказал – у них были абсолютно идентичные голоса.

– Ты вложил в мозги этой машинки слишком много такого, в чём сам не разбираешься.

– Но ведь вложил же.

– Чтобы записать информацию на твёрдый диск много мозгов не нужно.

Вот дёрнул меня чёрт за язык! Только что Мишутка был на седьмом небе от счастья – и вот уже сидит, будто в воду опущенный.

– А вообще-то ты молодец, – попыталась я разрядить обстановку. – Философия – очень полезная наука. Как сказал Диоген, она позволяет быть готовым ко всякому повороту судьбы.

– "Философия даёт готовность ко всякому повороту судьбы", – педантично поправила меня коробочка голосом Мишеля. – Только для меня Диоген – не авторитет.

– Это почему же? – Заинтересовалась я.

– Он был циником. В самом плохом смысле этого слова.

– Не вижу в этом ничего плохого.

– У вас прорехи в образовании, молодой человек. Или в воспитании.

– Я – молодая леди, если уж на то пошло.

– Тем более. Когда Диоген увидел прихорашивающуюся старушку, то сказал: "Если для живых – ты опоздала, если для мертвых – поторопись".

– У него было чувство юмора, – возразила я.

– А ещё он прилюдно занимался рукоблудием, – тоном заядлого ябеды поведал робот, – и при этом сожалел, что чувство голода нельзя успокоить поглаживанием себя по животу.

Я медленно подняла глаза на Мишеля. Тот сам был в шоке.

– Я не знаю, что он такого говорит! – Начал сбивчиво оправдываться мальчик. – Там ещё базы данных со всякими историческими фактами… И это…

– Это! – Перекривляла я его, сделала интригующую паузу и объявила. – В общем, громадное спасибо, Мишутка. Это на самом деле чудесный подарок! Такого ни в одном учебнике не прочитаешь. Теперь у меня хоть есть, с кем в свободное время можно поболтать. – И не глядя на его засветившееся лицо, продолжила. – А теперь давай позавтракаем и сходим прогуляться, у меня есть к тебе одно дело.

– Ага, я сейчас!

На кухне кипела обычная работа: тётя Анфиса чародействовала над кастрюлями, старшие девчонки в полном составе чистили овощи. Стараясь особенно не попадаться никому на глаза, мы наскоро перекусили и через четверть часа были готовы к прогулке.

– Что-нибудь нужно брать с собой? – Спрашивал Мишутка.

– Нет.

– А что за дело?

– Ничего особенного, не беспокойся. Мы могли бы поболтать прямо тут, в доме, но очень уж хорошая погода, не хочется сидеть дома.

Мы прошли по узенькой улочке, свернули в сторону и вскоре очутились за пределами Жардэнроз. До сих пор затрудняюсь разобраться в нём с точки зрения административно-территориального деления. Город – слишком громко, деревня – тоже не подходит. Ладно, пусть будет посёлком. Не совсем точно уверена в значении этого слова, но мне кажется, что это нечто среднее между городом и деревней.

– Мишутка, как тут можно в Меганет выйти?

– Тебе очень надо?

Я кивнула.

– Это дорого.

– Что – дорого?

– В Сеть выходить.

– Неважно, – отмахнулась я.

Мальчик задумался.

– У одного моего друга папка работает в городском управлении. Можно с ним договориться.

– С кем, – уточнила я, – с другом или с его папкой?

– С ними обоими.

– Сегодня после обеда это сделаешь?

– Хорошо.

– А если я вдруг решу к тебе в гости поехать, у тебя там есть возможность выйти в Меганет?

– У нас в школе компьютер стоит в кабинете у директора, только я не знаю, есть там выход в Сеть или нет.

– И всё?

– Ещё у папы на работе… наверное…

– Негусто.

– Ага.

Мишель был огорчён куда больше моего, по крайней мере, мне так показалось.

– А зачем тебе в Сеть выходить? – Спросил он, наконец.

– Жить, получая информацию от соседей по обеденному столу – это для меня уже слишком. Навряд ли так можно узнать что-нибудь стоящее.

– Ты что, без новостей совсем не можешь жить?

– Я не представляю, что сейчас с папой, – тихо ответила я. – Мне проще, я тут спряталась и живу себе потихоньку, а каково ему?

– Это правда, что он в тюрьме?

– Правда. Он отправил меня сюда – я даже ничего понять не успела. И сейчас не понимаю, почему именно сюда, а не куда-нибудь ещё.

– А ты уверена, что он никогда не встречался с дядей Томасом и тот не дал ему наш адрес?

– Уверена. У моего папы совсем другой круг общения. Ты даже представить не можешь, что это значит – быть Сенатором Земли.

Мы замолчали и долго сидели, думая каждый о своём. Иногда молчание говорит больше, чем любые слова. Мне почему-то показалось, что за эти несколько минут мы стали ближе, чем за два прошедших дня, настолько, насколько близки могут быть два человека, не знавшие ничего друг о друге ещё сутки назад. И дело было не в том, что мне во что бы то ни стало нужно было поплакаться кому-нибудь в жилетку, а рядом никого, кроме Мишутки не было, я подсознательно ощущала, что Мишель – очень хороший.

Его приятель жил недалеко, на соседней от нашей улицы, и оказался высоким веснушчатым парнем, похожим на кролика, передние верхние зубы у него чуть выдавались вперёд.