Миры Филипа Фармера. Том 4. Больше чем огонь. Мир одного дня

Ложась спать, Тингл думал, что сон ускользнет от него, но почти сразу поймал желанное забытье и оказался в гуще видений.

Проснувшись от звона полоски-будильника, он сумел припомнить только один из осаждавших его снов. Он видел, как на стенной полоске появилось лицо отца Тома — его собственное лицо, узнаваемое даже под париком и накладной бородой. Отец Том стоял на берегу широкой, темной и медленно текущей реки. Рядом с ним возвышался массивный каменный мост. В правой руке отец Том держал тяжелый чугунный канделябр-семисвечник. Такие используются в синагогах, только Тингл не мог вспомнить, как они называются. Средний палец правой руки отца Тома вспыхнул длинным ярким пламенем. Отец Том нахмурился, точно не мог решить, какую свечу зажечь.

«Миг настал», — сказал он сурово.

Тингл проснулся, бормоча: «Какой такой миг?»

Он проспал шесть часов, хотя обычно ему требовалось восемь. Надел шорты и спустился в подвал, где в одиночестве поупражнялся на тренажере. Вернувшись в квартиру, он снова принял душ, оделся и выпил чашку кофе. К тому времени солнце поднялось высоко, город пробудился, и температура начала двигаться вверх к обещанной отметке сто двенадцать по Фаренгейту. Тингл в легких нижних трусах, в белой с зеленым рубашке с короткими рукавами и воротником-брыжами, в ярко-зеленых расклешенных брюках и коричневых сандалиях снова вышел на балкон. И оглядел окрестности, ища взглядом… кого? Доктора Чена Кастора?

Это означало, что он не полностью Тингл. Джефф Кэрд все еще жил в нем. И напоминал Тинглу, что ему надо связаться со своим средовым связником-иммером. Но это придется сделать уже с работы, из банка данных.

Сейчас перед домом на углу Бликер-стрит и канала Кропоткина виднелся только один человек — велосипедист, едущий на запад спиной к Тинглу. На нем была большая зеленая шляпа-вьетнамка, коричневая рубашка и брюки цвета морской волны. Велосипедист остановился на углу и оглянулся.

— Бог мой! — Тингл стиснул руки и сделал шаг к перилам. Под шляпой он различил длинное узкое лицо Кастора с довольно крупным носом. И почему велосипедист так пристально смотрит на тот дом? Тингл потряс головой и громко сказал самому себе:

— Это твое воображение, и больше ничего. Не настолько же он глуп, чтобы сделать это.

Что — это? Расправиться с Озмой?

Человек повернул голову, показавшись Тинглу в профиль. Да, похоже на хищное обличье Кастора… но нет, это не может быть Кастор.

Велосипедист скрылся за домом, повернув на север вдоль канала, мелькнул опять и пропал за следующим зданием. Из задней двери дома на углу вышел мужчина и направился в гараж. Вскоре он вывел оттуда велосипед. Тингл узнал его — это был Джон Чандра. Тингл хорошо знал в лицо и его, и его жену, Адити Ротва — он видел их в окошках каменаторов в подвале. Он отступил назад, чтобы Чандра его не заметил.

Впрочем, если сосед и заметит, как похож Тингл на Джеффа Кэрда в каменаторе, то ничего, кроме мысли об удивительном сходстве, ему в голову не придет. Тингл подождал, пока Чандра не уедет, и снова вышел посмотреть на того велосипедиста — но он уже скрылся из виду.

— Нервы, вот и все, — пробормотал Тингл.

Три минуты спустя он уже ехал на восток в потоке велосипедов и редких электрокаров. Он уже начал потеть — и вдруг заметил краем глаза банановую кожуру на тротуаре.

Глава 10

Он сделал зигзаг, подъехал к кромке мостовой, опустил подножку, подобрал кожуру и бросил в урну. Возвращаясь к велосипеду, он посмотрел по сторонам. Рутербика не было видно, да Тингл и не ожидал его увидеть. Мало ли в среде свинтусов и кроме Рутербика — если он действительно тут. Тем не менее Тинглу стало не по себе, и он, отъезжая, обругал себя за свой безотчетный поступок. Не останавливаться надо было, а наоборот — нажать на педали.

На Тридцатой улице он въехал вверх по пандусу и вскоре оказался на западной, теневой, стороне здания Тринадцати Принципов. Эта громадина с солнечными панелями на крыше занимала участок между Седьмой, Четвертой, Тридцатой и Тридцать седьмой улицами. Главный корпус возвышался на четыре тысячи футов, а тринадцать башен по его периметру добавляли еще тысячу четыреста. Офис Тингла находился на верхушке башни в северо-западном углу, где пересекались Седьмая и Тридцать седьмая улицы.

Спустившись по пандусу на стоянку в третий подземный этаж, Тингл поднялся на лифте в главный северо-западный вестибюль. Оттуда он доехал экспрессом до верха главного корпуса, а уж оттуда — до своего этажа в башне.

Идя по коридору к себе в кабинет, Тингл засмотрелся на вид из высоких и широких окон справа. На крыше главного здания было шесть причальных мачт, у трех стояли на приколе дирижабли, а четвертый, сверкающий оранжевый гигант, подходил носом к мачте. Тингл остановился полюбоваться великолепным красавцем кораблем.

Вокруг здания гуляли сильные потоки воздуха, но дирижабли, минуя их, опускались в сравнительно спокойной зоне над огромной кровлей, где не было препятствий для маневра. И никому не нужно было принимать концы, брошенные с борта. Двенадцать пропеллерных двигателей, которыми управлял пилот, могли противостоять любым воздушным завихрениям. Дирижабль медленно подплыл к гнезду на вершине мачты и состыковался с ним носом.

Тингл с удовольствием посмотрел бы, как выгружают в тележки каменированных, упакованных в сетки пассажиров, которым не страшны ни аварии, ни дорожная скука. Но взгляд на часы сказал ему, что самое время посовещаться с шефом перед работой. Он вошел в приемную, где сидел секретарь, печальный и неважно выглядящий, точно с похмелья. Тингл промчался мимо со словами:

— Доброе утро, Салли! — Услышав в ответ одно только бурчание, он добавил: — Солоно, Салли?

— Доброе утро, маха Тингл. Маха Паз…

— Знаю, знаю. Ждет меня не дождется. Спасибо.

Кабинет с потолком в форме купола был так же элегантен, как его хозяин. Привет Вардхамана Паз поднялся навстречу Тинглу во весь свой семифутовый рост. Блестящая разноцветная блуза и брюки обтянули шаровидный торс и мощные ягодицы. Над тремя обвисшими подбородками высилась круглая голова с массивным выпуклым лбом. Когда Паз кланялся и соединял ладони в молитвенном жесте, могло показаться, что ему трудно поднимать столько колец. Их было по два на каждом пальце, и в каждом крупный бриллиант или изумруд. Золото было фальшивое, камни искусственные, и сам Паз тоже казался Тинглу ненастоящим. Возможно, потому, что толстяки сейчас были редкостью.

Тингл тоже поклонился и сложил перед собой ладони.

— Доброе утро, шеф.

— Доброе утро, Боб.

Паз опустился на стул медленно и осторожно, как воздушный шар, из которого через дырочку постепенно выходит горячий воздух. Пригласил сесть Тингла и добавил:

— Для кого доброе, а для нас с тобой…

«Студень», как называли его за глаза, махнул ручищей, напоминающей плавник моржа, и скривился, будто объелся бобов.

— Я получил по нашему каналу сведения насчет твоих… и наших… трудностей.

Тингл заерзал на стуле и посмотрел по сторонам. Он не хотел выставлять себя дураком и спрашивать Паза, нет ли в комнате жучков и работает ли скрэмблер. Жучков, конечно, не было, и скрэмблер работал. Кроме того, раздражающе громко вещали три телеполоски. Тингл подвинул свой стул, упершись животом в край стола, и подался вперед.

— Тебе Тони сказала?

— Нет, не она.

— Рутербик и Гриль меня сегодня не волнуют. Но Кастор… наверное, твой информатор сказал, как он для нас опасен?

Паз кивнул, и его щеки затрепетали, как паруса на ветру.

— Розыском Кастора занимается один органик высокого ранга. Но у него связаны руки, поскольку он пока не может ничего предпринять официально. Лишь в случае, если вторник заявит, что Кастор — дневальный, наш человек сможет действовать. Причем он должен будет убить Кастора, чтобы предотвратить арест. Мы не можем допустить, чтобы Кастор попал в руки властей.

Хотя Тингл не должен был знать упомянутое Пазом лицо, он его знал. Он выяснил это имя с помощью информационных исследований, проведенных без ведома и согласия как правительства среды, так и совета иммеров.