Этот бессмертный (сборник)

Куда бы он ни направился, он всегда носит с собой складное пятиструнное банджо; для него отведено специальное место, недалеко от того, где когда-то билось его сердце. Когда он играет на нем, то становится антиподом некоего Орфея, и люди следуют за ним в ад.

Он также один из немногих во всей вселенной мастеров темпоральной фуги. Говорят, что ни один человек не может прикоснуться к нему, если он сам того не пожелает.

Его скакун был когда-то лошадью.

* * *

Задумайтесь о мире под названием Блис, о его многоцветье, его схеме, его ветерках. Смотрите на мир под названием Блис, как Мегра из Калгана.

Мегра — нянечка в калганских Центральных Яслях № 73, и она знает, что мир — это дети. На Блисе живет примерно десять миллиардов человек, дышащих один на другого, и с каждой минутой их становится все больше и больше, а уходят — совсем немногие. Больные органы заменяются. Среди детей вообще нет смертности. Вопли новорожденных и смех создателей — самые частые звуки на Блисе.

Мегра из Калгана смотрит на мир сквозь кобальтового цвета глаза под длинными светлыми ресницами. Красивые пряди ее золотистых волос щекочут ее обнаженные плечи, а два тугих завитка образуют букву X, пересекаясь на лбу ее. У нее маленький носик, а рот — как крошечный голубой цветок, и у нее такой маленький подбородок, что можно даже не говорить. Она носит на груди серебряную полоску, золотой пояс на талии и короткую серебряную юбку. Она едва пяти футов росту, и от нее, естественно, пахнет цветами, которых они никогда не видела. На шее у нее золотой кулон, который становится теплым, если мужчины тайком кладут рядом с ней афродизиак.

Мегра ждала девяносто три дня, прежде чем ей удалось попасть на ярмарку. Список ожидающих был долог, потому что ярмарочное место, все разноцветное, с запахами и движением, одно из немногих открытых мест, оставшихся на Блисе. Всего четырнадцать городов имеется на Блисе, но они занимают собой все четыре континента — от моря до моря, погребены глубоко под землей и возвышаются, уходя в небо. Часть их проходит и под морями. В принципе, все они соединяются как континентальные очаги цивилизации, но так как существует четырнадцать отдельных государств с четкими территориальными правами, на Блисе имеется всего четырнадцать городов. Город Мегры — Калган, где она имеет дело с жизнью вопящей и новой, а иногда и с вопящей и старой, жизнью разноцветной, жизнью всех форм. Так как генетический код может быть заложен с целью удовлетворения специальных требований родителей и хирургически заменен на ядро оплодотворенной клетки, она может угадывать, как и что рождается. Будучи старомодными, родители Мегры мечтали о дочери с глазами цвета кобальта и сильной, как дюжина мужчин, — чтобы ребенок мог постоять в жизни сам за себя.

Однако, успешно постояв за себя в течение восемнадцати лет, Мегра решила, что пришло время внести свою лепту во всеобщее дыхание. Чтобы стремиться к бесконечности, требуются двое, и Мегра выбрала разноцветную романтику открытых мест ярмарки для своих стремлений. Жизнь — ее занятие и ее религия. И она желает служить ей и дальше. Впереди — целый месяц отпуска.

Все, что ей теперь надо, это найти еще кого-то…

* * *

Вещь, Что Плачет в Ночи, поднимает свой голос в своей тюрьме без решеток. Она подвывает, кашляет и лает, хнычет, причитает. Она находится в серебряном коконе энергией флуктуации, вися в невидимой паутине сил, помещенная там, где никогда не бывает дня.

Принц, Имя Которому Тысяча, опаляет ее лазерными лучами, купает в гамма-радиации, бьет ультразвуком и субзвуковыми вариациями.

Тогда она замолкает, и на какое-то мгновение Принц поднимает голову от оборудования, которое он принес с собой, и его зеленые глаза расширяются, а уголки тонких губ ползут вверх, за улыбкой, которая ему никогда не удается.

Крики начинаются вновь.

Он скрежещет своими молочно-белыми зубами и откидывает назад темный капюшон.

Его волосы — светло-желтый нимб в сумерках Места Без Дверей. Он глядит вверх на почти видимую форму, которая извивается в свете. Как часто проклинал он ее, и поэтому и сейчас губы его механически начинают двигаться, образуя слова, которые они всегда образуют, когда его постигает неудача.

Уже десять веков он пытается убить ее, а она все живет.

Он скрещивает руки на груди, склоняет голову и исчезает.

Темная Вещь плачет в свете, в ночи.

* * *

Мадрак наклоняет кувшин, наполняет стаканы.

Брамин поднимает свой, глядит поверх его на широкую эспланаду перед павильоном, пьет.

Мадрак наполняет его стакан еще раз.

— Это не жизнь, и это нечестно, — говорит наконец Брамин.

— И все же ты сам активно поддерживал программу.

— Какое это имеет значение? Я говорю о том чувстве, которое контролирует меня в настоящий момент.

— Чувство поэта…

Брамин перебирает пальцами свою бороду.

— Я никогда не мог полностью посвятить себя кому-нибудь или чему-нибудь, — отвечает он.

— Жаль, бедный Ангел Седьмого Поста.

— Этот титул погиб вместе с Постом.

— В ссылке аристократия всегда предпочитала сохранять хотя бы свой титул.

— Посмотри на себя в темноте. Что ты увидишь?

— Ничего.

— Вот именно.

— Какая тут связь?

— Темнота. Не вижу.

— Для темноты это вполне естественно.

— Прекрати эти загадки, Брамин. В чем дело?

— Почему ты искал меня здесь, на ярмарке?

— У меня сейчас с собой самые последние данные о количестве населения. Похоже, они близки к мифическому Критическому Уровню — который никогда не наступает. Хочешь посмотреть?

— Нет. Мне это ни к чему. Какие бы цифры ты ни привел, они верны.

— Ты чувствуешь своим особым восприятием?

Брамин кивает.

— Дай мне сигарету, — говорит Мадрак.

Брамин делает жест рукой, и зажженная сигарета появляется между его пальцами.

— На этот раз происходит что-то особое, — говорит он. — Это не простое отступление прибоя Жизни. Боюсь, будет ураганная волна.

— В чем она будет выражаться?

— Я не знаю, Мадрак. Но я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем будет необходимо для того, чтобы выяснить это.

— Да? Когда же ты отправишься в путь?

— Завтра вечером, хотя я знаю, что опять играю с Черным Прибоем. Придется мне снова поработать со своим смертным желанием, чем скорее, тем лучше, и желательно в пентаграмме.

— Кто-нибудь еще остался?

— Нет, нас всего лишь двое бессмертных на Блисе.

— Откроешь ли ты мне путь, когда уйдешь?

— Конечно.

— Тогда я останусь здесь, на ярмарке, до завтрашнего вечера.

— Я настоятельно рекомендую тебе уйти немедленно. Я могу открыть путь прямо сейчас.

Брамин делает жест рукой и затягивается своей сигаретой. Он замечает свой наполненный стакан и прихлебывает из него.

— Уйти незамедлительно будет проявлением мудрости, — решает он, — но сама мудрость — это продукт знания, а знание, к несчастью, в основном продукт тех глупостей, которые мы делаем. Итак, чтобы пополнить мои знания и увеличить мудрость, я останусь еще на один день, чтобы посмотреть, что произойдет.

— Значит, ты ожидаешь, что завтра произойдет что-то необыкновенное?

— Да, Ураганная волна. Я чувствую приход энергии. Недавно было заметно какое-то движение в том великом Доме, куда все уходит.

— Тогда и я тоже хочу приобрести это знание, — говорит Мадрак, — так как оно влияет на моего бывшего Господина, Имя Которому Тысяча.

— Ты оправдываешься изношенной преданностью, о могущественный.

— Возможно. А у тебя какой предлог? Почему ты хочешь увеличить свою мудрость такой ценой?

— Мудрость конечна сама по себе. К тому же то, что произойдет, может послужить для меня источником вдохновения для одной из поэм.

— Если смерть является источником вдохновения для великого искусства, то я предпочту его в более жалкой форме. Однако мне кажется, что Принцу следует знать об этих новых изменениях в Средних Мирах.