Мир “Искателя" (сборник)

Он видел холодность на их лицах, страх, неприятие. Он был в эту минуту, как маленький мальчик, который потерялся, но затем вернулся домой и нашел дверь запертой.

— Я ваш сын, — молил он. — Неужели вы меня не узнаете? Мамочка! Отец! Пожалуйста… посмотрите на меня!

Дверь с треском захлопнулась перед самым его носом, и прошло несколько минут, прежде чем он смог сойти вниз по ступенькам крыльца. Там он остановился, чтобы еще раз окинуть взглядом дом. Вопросы осаждали его, вопросы, которые даже не имели какой-то четкой формы. Бессмысленные вопросы. Во имя господа что же это здесь творится? Где он? Когда он? Деревья и дома валились на него, он чувствовал, что на него поднимается вся улица. О боже, ему совсем не хочется уходить отсюда! Он должен снова увидеть своих родителей. Он должен поговорить с ними!

Звук автомобильного гудка ударил ему в уши. В соседнем дворе он увидел мальчишку, показавшегося ему знакомым. Парень стоял возле открытого двухместного автомобиля с откидывающимся задним сиденьем.

— Привет! — прокричал ему мальчишка.

— Привет, — ответил Мартин. Он подошел к автомобилю.

— Ничего штучка, правда? — опросил мальчишка. — Первый такой в городе. Отец мне его только что купил.

— Что? — спросил Мартин.

— Новая машина. — Улыбка не сходила с губ мальчишки. — Первый такой. Вот красавец, правда?

Мартин окинул взглядом автомобиль — от переднего бампера до стоп-фонарей.

— Откидное сиденье, — тихо сказал он.

Мальчишка вопросительно наклонил голову.

— Ну, ясно, откидное. Это же тип такой.

— Двадцать лет не видел откидных сидений.

Вышла пауза, и лицо мальчишки попыталось было снова вернуть себе энтузиазм предыдущей минуты.

— Да вы откуда взялись, мистер?

Мартин Слоун не ответил. Он смотрел на автомобиль. Первый такой в городе, сказал мальчишка. Первый. Новехонький. Автомобиль выпуска 1934 года был новехонький…

Уже вечерело, когда Мартин Слоун снова вернулся на Дубовую улицу и остановился перед своим домом, глядя на немыслимо теплые его огни, горевшие в окнах. Цикады трещали так, словно где-то в темноте били пальцами в целый миллион бубнов. В воздухе стоял аромат гиацинтов. Тихое шелестение лиственных крон закрывало луну и странными тенями пятнало остывающие тротуары. Лею, лето было во всем, так хорошо помнящееся лето…

Мартин Слоун исходил множество тротуаров и о многом передумал. С яркой и четкой ясностью знал он теперь, что очутился на двадцать пять лет назад во времени. Каким-то необъяснимым образом ему удалось пробиться через непроходимое измерение. Ничто более не затрудняло его, не томили никакие предчувствия. Теперь у него были цель и решимость. Он хотел бросить вызов этому прошлому. Он прошел к ступеням на веранде, и нога его ткнулась во что-то мягкое. Это была бейсбольная перчатка. Он поднял ее, натянул на руку, пару раз ткнул кулаком в ловушку, как делал это много лет назад. Затем увидел, что посреди двора стоит велосипед. Он несколько раз тренькнул звонком на руле и вдруг почувствовал, как чья-то рука легла на его руку и погасила звук. Он поднял глаза и увидел рядом с собой Роберта Слоуна.

— Снова вернулись, значит? — произнес его отец.

— Я должен был вернуться, папа. Это мой дом. — Он поднял перчатку, которую держал в руке. — И эта перчатка тоже моя. Ты подарил ее мне, когда мне исполнилось одиннадцать.

Глаза его отца сузились.

— Ты подарил мне и бейсбольный мяч, — продолжал Мартин. — На нем еще есть автограф Лу Герига.

Долгую, заполненную размышлениями минуту отец смотрел на него.

— Кто вы? — мягко спросил он. — Что вам здесь нужно? — Он чиркнул спичкой, раскурил свою трубку и затем вытянул руку с огоньком, вглядываясь в лицо Мартина в те короткие секунды, пока маленькое пламя еще теплилось.

— Я просто хочу отдохнуть, — сказал Мартин. — Просто на какое-то время мне нужно сойти с дистанции. Я ведь весь тут. Неужели ты не понимаешь, папа? Я отсюда, я свой, это все мое…

Лицо Роберта Слоуна смягчилось. Человек он был добрый и чувствительный. И разве не было чего-то в этом незнакомце, что пробуждало в нем странные, неясные чувства? Что-то такое, что… похоже, было знакомым?

— Послушайте-ка сынок, — сказал он. — Может, вы больны. Может, у вас навязчивая идея или еще что. Не хочется вас задевать, и не хочется, чтобы вы угодили в какую-нибудь беду. Но все же вы лучше выбирайтесь отсюда, а то беды не миновать.

За его спиной раздался скрип открываемой двери — это вышла миссис Слоун.

— С кем ты тут разговариваешь, Роб?.. — позвала было она. Увидев Мартина, она тотчас умолкла.

Он подбежал к веранде и метнулся вверх по ступенькам, чтобы схватить ее в объятия.

— Мамочка! — крикнул он ей. — Посмотри на меня! Всмотрись в мое лицо! Ведь ты-то узнаешь, узнаешь — правда?

Миссис Слоун выглядела испуганной и попятилась.

— Мамочка! Посмотри же на меня! Прошу тебя! Кто я? Скажи мне, кто я?

— Вы посторонний, — ответила миссис Слоун. — Я никогда раньше вас не встречала. Роберт, скажи ему, пусть уйдет!

Мартин снова схватил ее и повернул к себе лицом.

— У вас есть сын по имени Мартин, ведь так? Он ходит в Эмерсоновскую школу. Август он проводит на ферме у своей тетки неподалеку от Буффало, а года два назад каждое лето вы ездили на озеро Саратогу и снимали там домик. А когда-то у меня была сестра, но она умерла, когда ей был только год!..

Широко раскрыв глаза, миссис Слоун смотрела на него.

— Где сейчас Мартин? — спросила она мужа.

Руки Мартина снова крепко сжали ей плечи.

— Это я, Мартин! — прокричал он. — Я ваш сын! Вы должны мне поверить. Я ваш сын Мартин. — Он отпустил ее и полез в карман пиджака за бумажником. Одну за другой он начал вытаскивать из него бумажки. — Видите? Видите? Вот все мои документы. Удостоверения личности. Прочитайте их. Вот — прочитайте, прочитайте!

Он настойчиво совал бумажник матери, но его мать в отчаянии и испуге вырвалась и наотмашь ударила его по лицу. Движение было инстинктивное, но она вложила в удар всю силу. Мартин застыл, бумажник выскользнул из его пальцев и упал наземь, голова его конвульсивно дернулась, ему казалось, что случилась непоправимая ошибка, и он никак не мог поверить, что женщина, стоящая перед ним, не понимает этого. Слабое эхо шарманки донеслось откуда-то издалека. Мартин повернулся и прислушался. По ступенькам мимо отца он сошел на дорожку. Там он снова остановился, прислушиваясь. Затем бросился бежать по самой середине улицы на звуки музыки.

— Мартин! — кричал он, сломя голову мчась по направлению к парку. — Мартин! Мартин! Мартин! Мне нужно поговорить с тобой!

В парке горели разноцветные фонарики, и светильники на столбах, и разноцветные электрические надписи над эстрадой. Светящаяся дорожка, радиусом пролегшая от карусели, все вращалась, с каждым оборотом ложась на лицо Мартину, а он затравленно озирался, пытаясь разглядеть одиннадцатилетнего мальчишку в вечерней тьме, которая кишмя кишела этими сорванцами. Затем внезапно он его увидел. Мальчик катался на карусели.

Мартин подбежал к ней, схватился за стойку, когда она поравнялась с ним, и одним махом взметнул свое тело на движущуюся платформу. Он начал, спотыкаясь, пробираться через лабиринт высящихся над полом коней под взглядами сотен маленьких лиц, двигающихся перед ним вверх и вниз.

— Мартин! — закричал он, столкнувшись с одной из лошадок. — Мартин, прошу тебя, я должен поговорить с тобой!

Мальчик услышал свое имя, оглянулся через плечо, увидел этого человека со спутанными волосами и лицом в испарине, который пробирался к нему. Он слез с коня, отбросил в сторону коробку с жареной кукурузой и кинулся бежать, ловко проскальзывая между то вздымающимися, то припадающими всадниками.

— Мартин! — бился ему вслед голос Слоуна.

Слоун настигал. Их разделяло теперь всего только десять или пятнадцать футов, но мальчик не сдавался, продолжал убегать.

Случилось это внезапно. Мартин уже приблизился к мальчику на расстояние вытянутой руки и протянул ее, чтобы схватить беглеца. Мальчик через плечо оглянулся на него и, не заметив, ступил мимо края платформы и головой вперед рухнул в кружащийся многоцветный вихрь. Ногой он зацепился за какую-то железяку, торчащую из-под платформы, и некоторое время карусель тащила его за собой, кричащего в смертельном испуге. Он успел крикнуть только раз, потому что служитель в тот же миг схватил рубильник и рванул его на себя. Никто не заметил тогда и никто не мог вспомнить после, что с затихающим, нестройным аккордом преждевременно умолкнувшей шарманки слились два крика. Закричали двое. Одиннадцатилетний мальчик, теряющий и потерявший сознание, пережив перед этим секунды кошмара. И Мартин Слоун, который вдруг ощутил, как пронзительная боль агонии схватила его правую ногу. Он схватился за ногу, едва не упав. Теперь кричали уже все — матери и ребятишки, сбегаясь отовсюду к мальчику, лежавшему вниз лицом в нескольких футах от карусели. Они собрались вокруг него. Служитель протолкался через кольцо обступивших и опустился на колени рядом с маленьким телом. Когда он осторожно поднял его на руки, над толпой прозвенел тонкий голосишко какой-то девочки: