Эн-два-0 плюс Икс дважды

Видишь ли, Павел, я уже сказал тебе: на свету... Я составил диаграмму его распада... Минутное дело, через полчаса - никаких следов...

И вот представь себе: ты в комнате, в которую я впустил некий объем газа... Удельный вес его равен весу воздуха. Диффундирует он мгновенно. Свет в помещении обычно слаб, минут десять газ будет жить. За десять минут ты вдохнешь восемьсот, тысячу литров воздуха... Вполне достаточно! Что же с тобой произойдет? Сначала приятное быстрое опьянение, этакий легкий хмель... Дамы будут в восторге: нежное головокруженье, этакое блаженство, зеленоватосиреневый туман в глазах, запах цветов... Потом - секунд на пять - семь, не более! - полная потеря сознания. Очень любопытно: выключается только одна какая-то часть мозга, координация движений полностью сохраняется. Ну да об этом потом: томы наворотят физиологи!

Затем - обморок мгновенно проходит... Очень легко дышится, чудесное ощущение... Никаких видимых следов опьянения. Но ведь тот газ, который в тебе, он-то - не на свету... Он не распадается так быстро... По-видимому, он остается в организме несколько часов, у разных лиц по-разному... От двух до десяти... И все эти часы всё это время, ты, мой друг Павлик, _говоришь_ _правду_...

Подумай над этим! Ты чувствуешь себя бодро приподнято... Ты никак не можешь ничего заподозрить - просто у тебя чудесное настроение. Тебя обуревают необыкновенно ясные чувства и мысли. Они значительны и неопровержимы. Нельзя же их утаивать от мира. Тебе хо чется сообщить о них людям. Молчать становится нестерпимо...

Тебе двадцать лет? Ты не можешь ни прибавить ни убавить их даже на год. Ты полюбил девушку?.. Ты немедленно расскажешь об этом и ей, и всем, кого встретишь. Если ты писатель, ты - погиб. Толстой, не смог бы изобразить Наташу: ведь она - ложь, ее не было. Беда, если ты дипломат или князь церкви: стоит тебе открыть рот, и ты наговоришь такого... Начинаешь понимать, что такое мой эн-два-о? Соображаешь, к чему ведет владение им?

Баккалауро, всегда лаконичный, превратился в Демосфена. Способность убеждать, у него всегда была, и мы даже поговаривала - нет ли у него свойств гипнотизера... Впрочем, кажется, я начинаю искать оправданий... Не хочу этого!..

...В окне брезжило утро, Венцеслао, бледный, усталый, говорил уже с трудом, куря кручёнку за кручёнкой. Я открыл фортку, за ней густо заворковали первые голуби... Я слушал их и думал: а что, если это так и есть? Если он и впрямь добился всего этого?

Не буду хвастать: всего значения этого открытия - ведь только теперь наука подошла к решению проблемы Шишкина - я еще не мог осознать. Но на меня как бы повеяло, пахнуло необычным. _Я начал верить_. И что ж говорить, в таком мире мы жили... Мне не пришло в голову видеть за этим открытием великие и светлые перспективы. Во мне возникло не желание овладеть _Новым_, чтобы это _новое_ отдать человечеству. А, что там еще: мне захотелось сделать из того, что я узнал, маленькое, не слишком честное, эгоистическое употре бление. Искусственно добиться откровенности, добыть признание человека, который... Плохо, отвратительно, не хочу продолжать: сегодня-то я не дышал его проклятым газом, выкладывать всё начистоту для меня не обязательно...

- Слушай-ка, баккалауро, - далеко не решительно проговорил я в тот рассветный час, движимый этими невнятными побуждениями, - а ведь в самом деле... Это необходимо проверить. Экспериментально!

Он махнул рукой с досадой:

- Необходимо!.. А где и как? Мне ведь нужна не группа энтузиастов, всё понимающих, но готовых ради науки на подвиг....

Предварительная осведомленность всё исказит, сам понимаешь... Мне нужно не везение. Нужны павловские собачки. Я должен без их ведома сделать кроликами людей, и притом - людей интеллигентных... Которым - _потом_ можно всё объяснить, и которые поймут, как важно сохранить пока этот опыт в тайне. _Поймут меня_... А где я их возьму?

И вот тут-то - не он - я! - произнес решительные слова. Зачем? Мне захотелось услышать хоть один раз правду, всю правду из уст Лизаветочки... Плохо? Конечно, хуже нельзя, - мерзко! Все равно что вырвать признание гипнозом, напоить девушку пьяной... А вот...

- Ну, ерунда! - пожал я плечами. - Ты ручаешься, что это безопасно для "кроликов"? Так тогда... Забыл, какой завтра день? Соберется, как всегда, человек двадцать, как раз то, что тебе нужно. Либо благородные старцы, либо - студенчество... Никаких гробовых тайн, разоблачение которых было бы трагедией... Может быть, только эта ходячая кариатида Стаклэ замешана в какой-то там политике, так это и так всему миру известно... У Раички, конечно, кое-что за душой есть, говорят, она к поэту Агнивцеву на дачу одна е здила. Но Раичка и без твоего газа каждому все расскажет, только попроси. Да и вообще - газетных репортеров у нас не будет... Почему бы тебе не попробовать?..

Венцеслао не шевельнулся на стуле. Он колебался. Теперь-то я думаю: нечего он не колебался, - он очень ловко разгадал меня и сыграл со мной в прятки. Но вид был такой: размышляет в нерешительности.

- Не знаю, Коробов, - произнес он наконец в тяж ком сомнении. Конечно, с филистерской точки зрения превращать людей в подопытных морских свинок - ужасно. Но ты представь себе, что Пастер бы не рискнул привить свою сыворотку в первый раз _человеку_... Ты же первый осудил бы его...

Он произнес слово "филистер". Большего оскорбления молодому интеллигенту тех дней и придумать было нельзя. Да каждый из нас любую пытку бы принял, лишь бы снять с себя такое обвинение. Лучше "отца загубить, пару теток убить", лучше по Невскому, бичуя себя , нагишом бежать, чем прослыть филистером...

Мы все-таки решили, хоть для приличия, заснуть: я на кроватке своей, Шишкин - на коротком диване. Гений закрылся пледом, и ноги его в носках торчали по ту сторону валика. В окно уже тек свет Лизаветочкина "ангела", и прикармливаемые ею жирные голуби уже топотали по ржавому железу, стукаясь в стекло розовыми носами.

Когда я уже задремывал, мне пришел в голову еще один вопрос, может быть и существенный.

- Баккалауро! - окликнул я. - А противоядия от этой прелести ты не знаешь? Ты-то сам можешь избежать ее действия?

Венцеслао лежа курил, пуская дым в потолок.

- Пока нет! - ответил он после некоторой паузы и весьма лаконично.

Мне не пришло в тот миг в голову, что по крайней мере сегодня Шишкин не вдыхал еще газа правды. У меня не было оснований ни верить, ни не верить ему.

ПИР ВАЛТАСАРА

Вот приведены были ко мне мудрецы и обаятели,

чтобы прочитать написанное и объяснить его

мне. Но они не могли объяснить значение

этого...

Даниила, V, 15

Теперь, друзья, зовите на помощь воображение: я не Г.-Дж. Уэллс, а у вас не отнята способность фантазировать, вы-то ведь никогда не слыхали запаха злосчастного эн-два-о, смешанного с икс дважды.

Лизаветочкины именины, как я уже сказал, на Можайской, 4, расценивались как событие двунадесятое. Помнишь, Сергей Игнатьевич, какую корзину фруктов ты - Крез среди нас - притащил в тот день? В каком небывалом галстуке появился? Не морщись, ие морщись: ты не анкету заполняешь...

Открывать секреты и совлекать покровы так уж совлекать. Ему мало дела было до семьи Свидерских. Он - и фамилия-то Сладкопевцев - интересовался тогда только колоратурными сопрано... Новой Мравиной. Второй Липковской! Иначе говоря - Раичкой Бернштам, которую, кстати, тот же баккалауро непочтительно именовал "сто гусей"... Вот той самой, что к Агнивцеву ездила... Тем лучше!

Собирались на Можайской всегда не по-петербургски рано. Анна Георгиевна, всё еще не снимая снежного фартучка и кружевной наколки, этакая "белль шоколатьер" /"Прекрасная шоколадница" - известная картина Ж. Лиотара./ в опасном возрасте, - докруживалась на кухне. Кухня, фартучек, наколочка к ней очень шли. Вокруг все еще бегали, суетились, волновались... Один только Венцеслао, реализуя свои, неведомо как добытые в этом доме дворянские привилегии, лежа на моем диване, читал с отсутствующим видом по-итальянски чудовищный роман Матильды Серао. Он ничего не терял от этой неподвижности. Как пророка Илию, его кормили разными деликатесами вороны. На головах у них были кружевные наколки...