Приключения, Фантастика-92

— Ну-у, признал! — обрадовался Гуг. — Ванюшка, дружище, чертушка! — Он ткнулся лбом в лоб Ивана, сдавил огромными лапами затекшие плечи.

Ивану показалось, что Хлодрик плачет, он почувствовал щекой сырость его щеки. Но голос у Гуга не дрожал.

— А вот в первую-то встречу ты меня и не признал, Ванюша, гад ты этакий! Щас, небось, и не помнишь, как засветил мне прямо под глаз, а?

— Не помню, Гуг, — сознался Иван. Он на самом деле почти ничего не помнил; мало ли чего могло случиться за эти две угарные недели.

— Это было в кабаке одноглазого Сайруса, ты там выдавал такие фортели, что только держись! Полгорода до сих пор ходит в синяках и шишках. Ваня, а местное бабье тоскует — куда подевался этот ухарь?! По простоте своей я хотел унять тебя, ну и получил по морде. Эх, придушить бы тебя, гада! Так к старым товарищам не относятся, Ваня! Ну, да ладно, я отходчивый, прощаю!

Иван только теперь сообразил, что надо не языки трепать, а дело делать.

— Развяжи меня, — попросил он Гуга.

— А буянить не будешь, — поинтересовался Гуг без оттенка шутливости.

— Развязывай давай!

— Хорошо, только ты не дергайся!

Хлодрик запустил свои лопатообразные руки за трубы, принялся там ковыряться, нащупывая узлы, пытаясь их ослабить. Но он все-таки спросил:

— Вот я тебя развяжу, а чего ты делать станешь, а?

Иван усмехнулся.

— Первым делом перекалечу этих недоносков! — сказал он угрюмо.

— Каких таких этих?

— Которые меня вырубили там, наверху, и приволокли сюда! Гуг, не будь глупей, чем ты кажешься!

Хлодрик не обиделся, наоборот как-то повеселел, вновь на него напал странный полукашель-полусмех.

— Уж если кто из нас дурак, так это ты, Ваня! Любой безмозглый кретин на твоем месте давно бы догадался, что к чему! — Хлодрик отер испарину со лба, тяжко вздохнул, обдавая Ивана перегаром. — Это мои парни, понимаешь?

Мои!

У Ивана внутри все перевернулось. Он готов был убить Гуга, ярость захлестнула его, переполнила, даже слов не нашлось, чтобы выразить ее.

— Точняк, Ванюша, мои! Да ты не трепыхайся, сам же мне и мешаешь, паскудина ты эдакая! Здорово они тебя примотали. Но иначе, Ванюша, никак нельзя было — ты б или сам накрылся, или бы тебя накрыли, понял?! Дурачина ты, Ванюша, и простофиля, пить ведь тоже уметь надо, это тебе не по Пространству шастать, это тебе не на Гадре со звероящерами в бирюльки играть, это тебе… Ну чего язык в задницу заткнул?! Обиделся, что ли! Ну и болван! Я тебя же и спас, Ваня! Ты на меня БОГУ молиться должен и по гроб жизни пойлом накачивать! А ребятки мои, Ваня, мои. Я в тутошнем околотке, Ванюша, масть держу, так что ты не удивляйся, мимо меня здесь не проскочишь… — приговаривая так, Гуг Хлодрик распутывал узлы. Но он явно не спешил, ждал, пока старинный приятель немного поуспокоится. — Я когда по первому разу в психушку попал, Ваня, меня две недели в смирительной рубахе держали, так-то! Еле отошел, думал, кранты мне! А ты за четыре денька прочухался, тебе, Ваня, надо при жизни памятник ставить…

Иван все понял. Обижаться было на самом деле глупо.

— Ладно, помолчи немного, — пробурчал он почти дружелюбно.

— Во-о! Ну, ты молодец! — Гуг как-то сразу вдруг справился с неподдающимися узлами, веревки, опутывавшие тело Ивана, сползли вниз. — Ты только это, не дергайся, Ваня, не трепыхайся, надо, чтоб кровь по жилам разошлась. На-ка, вот лучше, глотни чуток! — Гуг ткнул фляжкой под нос. Из ее отверстия несло сивухой.

— Убери! — сказал Иван и отвернулся.

Он чувствовал, как миллиарды иголок впились в руки, ноги, поясницу, во все тело. Но он умел терпеть, он знал, как надо бороться с болью.

Расслабившись до предела, он не отходил от стены, так и стоял, привалившись к ней спиной, не шевелясь.

— Ну и молодчага, Ваня, — осклабился Гуг. — Теперь я вижу что ты и в самом деле пришел в ум! Хавать хочешь?

— Нет, — вяло ответил Иван. Есть ему почему-то совсем не хотелось.

— Ну и ништяк, — согласился Гуг, — помнишь, на Гиргее в пещерах, а? Два месяца без жратвы сидели, у меня тогда, Ваня, ребра не то что к позвоночнику, а к затылку прилипли, и ведь высидели же! Без жратвы можно прожить, Ваня! А вот без моего Элексира, без этого паршивого пойла, Ванюша, сложнее. Ты как хочешь, а я глотну малость.

Гуг вскинул флягу и в один прием опустошил ее, крякнул, откашлялся, потом бросит флягу под ноги и смял ее своим пудовым башмаком.

— Все, Ваня! Завязываю! — Гуг ухмыльнулся плутовато. — До сегодняшнего вечера — Но тут же посерьезнел, насупил белесые жидкие брови. — А тебе не советую, не стоит и вечером развязывать, слишком это мне дорого, Ваня, обходится, ты же мне троих лучших парнишек искалечил, нехорошо это!

Иван опустился на корточки. Иголки перестали колоть его, но слабость в теле сохранялась. Ему почему-то подумалось, что вот уйдет он из Отряда, размякнет, через пару лет станет таким же как Гуг, и все ему будет до фени, на все будет плевать! Может, так и стоит сделать, ну их всех! Надо гнать лишнее из мозга, из памяти, мало ли чего и где случается, что ж всем беситься, рвать нервы?! Так они же не из титанопластика, их и вообще позагубить недолго… Нет, врешь, оборвал он сам себя, нервы у человека покрепче и погибче титанопластика, это уж точно, иначе бы и человечества на Земле давненько бы не осталось, все бы в истериках да психозах сошли с земной колеи! А что касается Гуга Хлодрика, так он его точно, спас, вовремя он его окоротил, в самый раз, еще бы через недельку, глядишь, и опоздал бы.

Иван положил руку на плечо Гугу.

— Ты был прав! — сказал он коротко.

И они поняли друг друга.

Хлодрик предложил пройти в его, как он сказал, конуренку. Таковая оказалась совсем рядышком, шагах в трехстах. Они прошлепали это расстояние по замусоренному и залитому водой коридорчику, напоминавшему своей безотрадностью и неприглядностью ход подземных коммуникаций, и уперлись в железную дверь, на которой красовалось полустертое изображение черепа. Там Гуг и жил, за этой дверью.

— Я бы не советовал твоим парням попадаться мне на глаза, — предупредил Иван.

Гуг неопределенно хмыкнул.

— Я их давно отослал наверх, не волнуйся, мордобоя больше не будет.

И они вошли внутрь.

Заставленная пустой посудой, какими-то невзрачными и потрепанными коробками комнатушка и впрямь заслуживала названия конуры. Потолки были высокими, но с них свисал такой слой паутины, что казалось, будто над ней вообще нет никаких перекрытий, что она бесконечна. Окон в комнатушке не было. Зато стояла кровать с шарами-набалдашниками и голой панцирной сеткой.

Вот на эту кровать и плюхнулся со всего маху Гуг Хлодрик. Сетка на все лады заскрипела, заскрежетала под ним.

— Хором я, Ванюша, не нажил, — признался Гуг, без особого сожаления. — Но ты не подумай, что я бедный человек, нет, у нас тут бывает ха-ароший клев…

— Заткнись! — оборвал его Иван. — Я не желаю знать про твои делишки!

Докатился, космолетчик!

— Ну, давай, давай, я с удовольствием послушаю воскресную проповедь.

— Обойдешься!

Ивана вдруг прорвало. Он выложил о себе всю правду, рассказал столько, сколько никому не рассказывал, слова вырывались из него будто лава из вулкана. И сдержаться он уже не мог.

Гуг сидел с полуоткрытым ртом и вытаращенными красными глазами.

Впечатление было такое, словно его только что вытащили из подводных рудников Гадры, его распирало как глубоководную рыбину, казалось кровь вот-вот брызнет из пор кожи, а глаза вылезут из орбит.

— Первые дни я держался, Гуг, все было нормально! Я говорил себе — у тебя есть воля, разум, держись, космолетчик, иначе цена тебе — грош! И ведь держался, Гуг, держался! А потом навалило… Да так навалило, что хоть в петлю, хоть в окошко! Не поверишь, но это было выше человеческих сил, неделю я не спал вообще, ни единой минуты, ни секунды. Ну ладно, нас обучали не спать сутками, сам помнишь, как было в Школе, но ведь это легко, когда просто не спишь, понятно, просто! А когда мозги набекрень, когда перед глазами одно и то же, Гуг, это совсем другое дело, хоть башкой об стену! У меня был план, я поклялся отомстить этим тварям, добраться до них во что бы то ни стало! Сдохнуть, но добраться! Но не так-то это просто, мнемограммы показывать, сам знаешь, шумиху поднимут, подопытным кроликом сделают, на слово само-собой никто не верит, да и попробуй раскройся, высмеют, сочтут за блаженного. Куда ни сунься, везде труба, Гуг! Но не это главное, это все дело понятное, не привыкать. А вот память жжет, сил нету, хоть под психоскальпель ложись! Вот тогда, Гуг, я и стал понемногу прикладываться, а где немного, там и все остальное… Погулял я здорово, от Марселя до Тегерана, а потом залетел в эту дыру, черт бы ее побрал. Только время зря потерял. А мне бы сейчас набрать надежных ребят, пробить разрешение, хотя бы под видом свободного поиска в Пространстве, ну ты знаешь, да и махнуть туда! Иначе, Гуг, загнусь, не выдержу. Ты можешь меня считать неврастеником, бабой-истеричкой, но это не передать словами, это не под силу человеку!