Помрачение

Нет, нету зла, нету нетерпимости к таким вот "дамочкам" и сходным с нею. Одна жалость только. Да горечь. Сколько же у нас ловко манипулировали такими, именно такими! Теми, кто всегда на поверхности толкется, кто видимость народа создает, а по сути своей лишь легкая пленочка на его непомерной, великой толще, лишь мятущаяся и нестойкая пена.

Игорь потерял интерес к "даме", поклоняющейся анжеликам. Да и та, почувствовав это, отошла со своими "Тремя мушкетерами", вновь ввинтилась в толпу, раздвигая ее очень ловко и плечами и локтями.

- Во-о, уплыла, - промямлил унылый мужчина. - Много тут таких, приоденутся, намажутся, замакияжутся под интеллектуалочек, на первый взгляд, не отличишь от настоящей умной бабы. А рот раззявит, так и видно сразу - анжелика из вторсырья, маркиза с овощной базы!

Игорь кивнул, спорить не стал, хотя был уверен, что сами по себе ни вторсырье, ни овощная база не виноваты. Здесь все глубже, сложнее - низвержено, искорежено, изуродовано, ошельмовано столько, что голова не вмещает. Тут уж, точно, не наособицу надо, а все миром, как встарь!

Он потихоньку продвигался в толпе, подчиняясь ее законам. Нигде, ну нигде не было книги Соловьева, ни у кого! Да, согласен, маленький тираж, не просто найти, не всем достанется. Но вон же сколько кругом бумаги! Той самой, которой не хватает на нужное, но хватает почему-то и на "прелестных" анжелик и на героев "арбатского" мирка.

Он зашел еще на минутку в магазин, погреться. Там толчея не стала меньше. Игорь постоял у батареи, давая отдых и ногам и глазам.

Когда он вышел, у самого входа в магазин толпилась куча молодых, здоровенных парней. Он видел только их спины. Что они там затеяли? Тоже, небось, греются, только по-своему, подумалось Игорю. Нашли место! А ребята толкались, подпрыгивали, слышались звуки тычков, хлопков, смех. Особенно сильно смеялся один - диким дурашливым смехом, другие громко разговаривали, покрикивали с босяцким, нехитрым юморком, подбадривала друг друга. Ишь ты, разрезвились мальчики! Игорь хотел обойти их стороной. Но они вдруг сами, как-то одновременно разошлись, продолжая шутить, толкаться - какой-то миг, и молодых здоровяков, по виду совсем не книжников, уже не было у входа. На стадион побежали или в кино, почему-то решил Игорь.

Проходя мимо стеклянной витрины магазина, он обратил внимание на сидящего на корточках мужичка в шубе. Шапка была надвинута на самые глаза, шуба вся в снегу - трудно даже понять, какого она цвета, размотанный шарф вот-вот свалится, на руках то ли грязь, то ли кровь засохшая. Очень неприглядный мужичок. Игорь скривился, и сюда пьянь проникла, места ей мало, нашел где усесться, алкаш! Он прошел, стараясь не задеть, не прислониться случаем.

Рядом с бородатым стоял худощавый парнишка в кожаном пальто и такой же кепке. Черные узенькие усики у него на губе нервно подергивались. Говорил парнишка отрывисто, быстро. Бородатый Игоря не видел. И он решил не встревать в разговор. Мало ли, встретились приятели, чего он мешать будет. Но слова доносились до его ушей.

- Надоел ты мне, понял, - говорил бородатый с какой-то неприязнью, но в то же время посмеиваясь, - я за неделю ни одной не отдал, усек? Навара-то нету, пошевели мозгой, ты ж дело знаешь, чего хочешь, когда навару нету?

Парнишка в коже все крутил головой. Игорю запомнился его острый, рельефный профиль.

- Ты, борода, стоишь спокойно, так и стой. Или надоело? Гляди! Забыл, что не в магазине? - говорил он, попыхивая несмятой беломориной.

Едкий дымок с привкусом полыни напоминал Игорю кое о чем. Но выводов он делать не стал, может, и ошибался. Какой дурак будет "шмалить дурь" вот так, в открытую? Нет, конечно, ошибся.

- Не забыл, - согласился бородатый, морща лицо. - С тобой забудешь. Как отдам чего, сразу подходи, ты ж у нас глазастенький, Томаз, все-е видишь. Лады?

- Ну ладно, давай так. Но смотри, вон там один сидит, у витрины самой. Ты сходи, проверь, знаешь, я не обману. Навроде тебя был, с гонором. Так ребята с ним поговорили, разобрались, что к чему. Он теперь, борода, стал такой покла-а-дистый. Не, ты сходи, глянь...

Только сейчас до Игоря дошло. А ведь сразу что-то не понравилось ему в тех ребятишках, толкающихся, загородивших ото всех спинами кого-то. Не понравился и смех их дурацкий, и крики. Так вот что, они там, оказывается, колошматили - в открытую, по-наглому! - какого-то строптивого спекуля, не пожелавшего поделиться частью выручки! Вот тебе и Россия-матушка! Ну и ну! А он-то думал - врут, нет у нас такого. Ну что же, созрели оказывается, можно и доложить заокеанским наставничкам, дескать, теперь и у нас все в порядке, опыт усвоен успешно, рады стараться, ваши сковородия! А если учесть то, с какой готовностью и лихостью газеты тиражируют опыт рэкетеров, надо думать, мы скоро всех обскачем! А главное, так буднично, так просто, даже незатейливо, надо сказать. И вроде не жалко спекулей, а все равно неприятно это, дожили!

- Не надо мне кино устраивать, знаю, что не поленились ребятки, и смотреть не хочу, - сказал бородатый.

- Добро, - парнишка с усиками поежился в своем не слишком-то приспособленном для русских зим пальто, сказал, - на первый раз побеседуем, как с тем, а еще повторится - ментам сдам со всеми потрохами. Ты меня знаешь, я человек не сентиментальный, плакать по тебе не буду. Да сдам в ментуру так, чтоб не на штраф и не на сутки, а чтоб сразу на срок, понял? Ты же знаешь законы? Надо их уважать, дорогой! И не обижайся, прошу. Нас, слыхал, как называют - санитары общества! Уважают, значит!

Он хлопнул бородатого по плечу и ушел, по смеиваясь.

Игорь подошел молча. Посмотрел в глаза.

- Слышал? - спросил бородатый.

- Да уж пришлось.

- Не обращай внимания, гонору больше, чем дела. У-у, дерьмо! - Он понизил голос: - Только все, замяли, лады? Нечего на этих гадов еще время тратить, с меня они много нe возьмут. Я сам на нуле! - он довольно засмеялся.

- Лады, - согласился с ним Игорь.

Прогулка его оказалась неудачной, как и предупреждал бородатый. Они тут сами разберутся. А вот что ему делать?

Он вернулся, не солоно хлебавши, кляня судьбину свою и все на свете. Даже стал подумывать - не пора ли бросать поиску ir отправляться домой. Больших усилий стоило удержаться, не уйти.