Король Зазеркалья

– Фантастика! – пробормотал губернатор Петербурга.

– Фантастика, – согласился директор ФСБ. – Но это все были оптимистические версии. А есть еще пессимистические. Например, объект может быть не научной лабораторией, а разведывательным комплексом. Он заманивает людей, добывает у них информацию, а потом стирает память и заменяет ее ложной картиной.

– Интересно, какую информацию можно добыть у трех школьников, – скептически промолвил губернатор Петербурга. – Закон Архимеда?

– Может быть, поэтому медуза выплюнула школьников и захватила эксперта ФСБ. А может быть, это не корабль-разведчик, а машина уничтожения. Первым гостям внушается, что они побывали на чужой планете с волшебными деревьями и черт знает чем еще. Они раструбят об этом по всему свету, и толпы людей устремятся к медузе с криками: «Пустите нас в землю обетованную!» А там им устроят полную аннигиляцию – и дело с концом.

– Не знаю, как насчет аннигиляции, – произнес министр внутренних дел, – а крикуны уже есть. Какие-то идиоты с трех часов митингуют перед оцеплением и скандируют: «Пустите нас к инопланетянам!»

11

Сергея Медведева отправили в карантин.

Когда он спросил: «А это надолго?» – ему ничего не ответили по существу, но намекнули, что время, проведенное в карантине, потом зачтется в срок службы в армии.

Намекнули сгоряча, не подумав. Думать стали позже, когда возник вопрос – а что обещать женщинам или тем, кто уже отслужил?

А потом плюнули. Собровцу и эксперту ФСБ гарантировали сохранение зарплаты на весь период обследования, Пашке Голенищеву пообещали то же, что и Сереге, а больше никого и не было. Если появятся – там будет видно.

А хуже всех в этой ситуации было Наташке Сероглазовой. Ее любимого Сереженьку не просто заточили в какой-то секретный военный госпиталь, но еще и лишили свиданий. И не сказали, как долго продлится эта изоляция.

Была мысль, не следует ли изолировать вообще всех, кто находился в контакте с любым из четверки, отправленной в карантин. Но это в нашей хоть немного, но демократической стране могло вызвать серьезные проблемы.

По закону даже изоляция этой четверки была действием сомнительным. Ее провели, как противоэпидемическое мероприятие, но все прошло гладко только потому, что Борисов и Дорофеев беспрекословно соблюдали служебную дисциплину, а Медведев и Голенищев не знали законов.

По закону, если у изолированных не будет обнаружено какое-то определенное смертельно опасное инфекционное заболевание или явные признаки неизвестной болезни, то их придется отпустить. Закон стоит на страже гражданских прав и свобод и не позволяет схватить первого попавшегося человека на улице и сказать ему: «Мы подозреваем, что у тебя страшная заразная болезнь, которая проявится только через десять лет – так что посиди эти десять лет в изоляторе без права переписки».

Закон не предусматривает ситуацию под названием «прилет инопланетян» – и ничего тут не попишешь.

А изоляция людей, подозреваемых в контакте с подозреваемыми в заболевании – это будет похлеще сталинского термина «контакты, ведущие к подозрению в шпионаже».

В советское время это могло бы пройти – но при нынешней свободе слова о последствиях страшно даже подумать.

Вот если бы было введено чрезвычайное положение и объявлен всеобщий карантин – тогда другое дело. Но чрезвычайное положение вводит президент и утверждает Совет Федерации, а сведения, поступающие в Объединенный Штаб из Москвы, говорили о том, что президент сомневается в необходимости чрезвычайных мер.

Когда год назад к власти пришел президент-державник, многие надеялись, что он станет закручивать гайки. И весь год ему намекали, что неплохо бы ввести чрезвычайное положение по всей стране – ведь в экономике по-прежнему ничего не получается, народ нищает, южные окраины бурлят, преступность перехлестывает через край и только самые жесткие меры спасут Россию от окончательного развала.

Однако президент делал вид, что не понимает намеков, и не уставал заверять либеральную половину населения, а также зарубежных друзей в верности демократическим принципам. Из-за этого всевозможные сверхдержавники, поддержавшие президента на выборах, уже начали подумывать и даже говорить вслух, что они поставили не на того человека.

Но президент был опытным политиком. Старый лис, поднаторевший в кремлевских интригах, держал «ястребов» во главе силовых структур, и у остальных державников и сверхдержавников создавалось впечатление, будто президент по-прежнему с ними. А глава государства тем временем создавал противовес, расставляя на ключевые посты людей совсем другого склада и иных воззрений.

И один из таких людей – представитель президента по Санкт-Петербургу – был первым, кто высказался против карантинных мероприятий.

В споре, который за этим последовал, истина, как обычно, не родилась, но был достигнут определенный компромисс. В карантин попали только четыре человека – те, что побывали непосредственно в Зазеркалье. Их друзья, родственники и «лица, находившиеся в контакте», остались на свободе.

Но Наташу Сероглазову эта свобода не радовала. Она металась по квартире, как тигр в клетке: то порывалась звонить во все инстанции и требовать если не освобождения Сережи Медведева, то хотя бы ответа на вопрос, где он находится, то бросала трубку, так и не набрав номера – потому что не знала, куда надо звонить, зато знала, что ей ответят.

Наташа пыталась успокоиться и ради этого даже промучилась несколько минут под холодным душем – но все бесполезно.

Раньше, когда Сереже можно было в любой момент позвонить, позвать его на прогулку или в гости, поболтать о том о сем, Наташа вовсе не стремилась к тому, чтобы он все время был рядом. Иногда Серый даже надоедал ей – особенно когда начинал строить из себя невесть что.

А теперь Наташа вдруг почувствовала, что не может прожить без него и часа.

«Опустела без тебя земля…»

Наташе стало вдруг ужасно неуютно в привычной квартире, где она обитала с младенческих лет. Жить обычной жизнью – как прежде, как всегда, разговаривать с родителями, как ни в чем не бывало, ходить в магазин, мыть посуду, выносить мусор, поступать в институт – и знать, что сегодня Сережа не позвонит, и завтра тоже, и послезавтра, и вечером не будет свидания, и в выходной на дискотеку придется идти одной – лучше уж не ходить вообще!..

Невыносимо!

Она пыталась успокоить себя, мысленно восклицая: «Дура! Он ведь жив. Утром ты думала, что он умер – и это был кошмар. Но он жив и почти наверняка здоров. Как только врачи в этом убедятся, его отпустят, и все будет хорошо. Ничего страшного не случилось».

И, глядя на медузу, которая неподвижно парила над деревьями, опустив до земли свои «юбки», Наташа задыхалась от ненависти к этому мерзкому инопланетному монстру, который отнял у нее любимого.

Хотя если присмотреться повнимательнее – никакой он не мерзкий.

И не монстр.

Красиво, черт возьми!

И так хочется подойти поближе, чтобы рассмотреть детали.

Черт бы побрал этих омоновцев, которые выстроились за железными барьерами, прикрылись щитами и никого не пускают за кольцо.

12

«И дольше века длится день».

Так всегда кажется после бессонной ночи – особенно если оба дня, предыдущий и текущий, переполнены событиями.

Человек делит сутки не по часам. Полночь для него – понятие условное. Один день отделяется от другого не двенадцатью ударами часов, а сном. Нет сна – нет и разделения, и следующий день кажется продолжением предыдущего.

Удивительно другое. Ян Борецкий вовсе не хотел спать – хотя утром он даже не вздремнул толком.

Но утро давно кончилось, прошел день, наступил вечер, а Ян по-прежнему не чувствовал ни тяжести в голове, ни слабости в теле, и глаза его не слипались, и бодрости хватило бы на двоих.

На выходе из медузы дежурили новые персонажи. На смену СОБРу пришел спецотряд ФСБ, но эффект был сомнителен. Чекисты Яна не заметили.