Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

— А с этим у них… — Вебер стукнул себя пальцем в лоб, — полный порядок?

— Абсолютно. Заняты научной работой — большинство из них имеют отношение к институтам по мерзлотоведению и гляциологии. Уравновешенны и спокойны, продолжают надеяться на скорое выздоровление. Даже чувство юмора в норме.

— Ладно хоть так… А медики что говорят?

— Разное говорят… Но тоже надеются. Работают в поте лица. Одни говорят, что вирус не наш, не земной, другие подозревают мутацию вируса гриппа… В общем, теперь на “Энорисе” целый научно–исследовательский комплекс. На двести больных гляциологов сколько же, если не больше, врачей. Молодые дерзкие микробиологи готовы на все, лишь бы попасть на “Энорис”. По счастью, излишняя дерзость сегодня не очень в почете.

— Охрана надежная?

— О, будь спокоен! И самое парадоксальное то, что наш респектабельный гуманизм здесь не терпит почти никакого урона. Ведь жить на Земле узникам этой тюрьмы физически неудобно. Им, беднягам, нужна невесомость.

— Прямо как в цирке… — Вебер качнул головой. — Синюки, барабаны. Орбитальные паралитики… На Земле становится слишком весело, а?

— Похоже, Мартин, скоро нам будет еще веселее.

— Ты серьезно так думаешь?

— Будем считать, что это продукт моего остроумия. На всякий случай, однако, нам не мешало бы пополнить запасы стекла и бетона. Сколько там у нас не занятых еще оранжерейных спутников типа “Энорис”?

— Где же, по–твоему, выход?

— Ценишь, значит, мое остроумие. Спасибо. Но лично я не знаю, где выход. И пока не знаю никого, кто знал бы.

— Но если это действительно так, то… То как будет дальше?

— Как в цирке, — рассеянно ответил Фрэнк. — Ведь сам говоришь: освоение Внеземелья идет полным ходом. Все правильно, так оно и есть. Человек шагает по соседним планетам или зондирует их с планетарных орбит. Чего же удивляться, если у нас на Земле ковыляют синие синюки, а в небесах болтаются эластичные паралитики? Мы осваиваем Внеземелье — Внеземелье мало–помалу осваивает нас., А почему бы и нет? Обратная связь.

Тишину операторской нарушил мелодичный писк. Фрэнк насторожился и поискал глазами звуковую колонку спикера внутренней информации.

— Внимание! — произнес женский голос. Писк прекратился. Кокетливо растягивая слоги, голос вещал: — Всем участникам операции “Черный след” объявлен сбор в инструкторском холле второго отдела. Повторяю…

— Это меня, — сказал Фрэнк, вздохнул и поднялся.

— Сядь, — сказал Вебер. — Любопытное дельце? — Что?

— “Черный след”.

— Не знаю.

— Я кое–что слышал…

— Что именно и от кого?

— Ну… это не важно.

— Не важно — помалкивай. Где тут выход на лифт?

— Сядь, я сказал. Поедешь с комфортом.

Фрэнк сел. Вебер мрачно посоветовал:

— Подними подлокотник.

Фрэнк приподнял, обнаружил миниатюрный кнопочный пульт.

— Тебе на семнадцатый?

— Да.

— Ну и чего копаешься? Ищи кнопку с цифрой семнадцать. Сначала нажми белую клавишу. Стой! Скажи мне одно… Это очень опасно для парней, которые там?.. — Вебер покрутил пальцем над головой, имея в виду, очевидно, весь контингент работников Внеземелья.

— Я сказал, что не знаю. — Фрэнк надавил клавишу. Пунктир красных огней сдвинулся в сторону, кресло тронулось и покатило в темную нишу. — Всего хорошего, Мартин. Встретишь Эгула, не забудь угостить его пивом!

— Ладно, отчаливай.

На семнадцатом этаже Фрэнк вышел из лифта и увидел широкую спину Барнета Лангера, который удалялся по коридору, наклонив голову вперед, будто намереваясь таранить лбом одному ему заметную преграду, — эта его манера ходить всегда вызывала у встречных прохожих легкое замешательство.

— Салют, Барни! — окликнул Фрэнк.

Лангер живо обернулся, помахал рукой.

— Ого, ты пользуешься персональным лифтом Вебера! Премия за полигон?

— Нет. В качестве премии Вебер водил меня за кулисы.

— Впервые слышу такое от рядового реалигента.

— Почему рядового? Теперь я в фаворе у старика.

— Ах вот даже как!..

Они поравнялись.

— Тебе удалось нащупать у Вебера слабую точку? — осведомился Лангер.

— Две. Первая — полигон, понятно. Старик спит и видит, как бы устроить нам пакость позамысловатее. Мне он устроил темный водоворот, и я в запале неосторожно подкинул ему идею запустить в бассейн живых аллигаторов…

— Мой полигон послезавтра, — задумчиво сообщил Лангер. — Под кодовым названием “Дичь”. Если вместо вальдшнепа мне придется иметь дело с живым аллигатором, я с тобой рассчитаюсь.

— Мой полигон был под названием “Поплавок”. Нанырялся и наплавался до обалдения. Думаю, роль вальдшнепа придется исполнить тебе самому.

— Ну хорошо… — Лангер взял Фрэнка под руку и заставил сбавить шаг. — Вторая слабая точка Вебера?

— Жгучая любознательность.

— Ты меня развеселил!

— И тем не менее… Боюсь, я в этом смысле надолго испортил ему настроение.

— И поделом. Ему не следует совать свой нос выше нулевого этажа.

— Но мне его жаль. Он начинает подозревать, что с помощью средневековых цепей, ржавых ферм и современных огнетушителей моделировать варианты “космических неожиданностей” ему не под силу. Это гложет его… Вбил себе в голову, что обычных тренировок нам недостаточно. Ищет для полигонов некий универсум, посредством которого надеется привить нашему брату иммунитет против любых — любых! — сюрпризов Внеземелья. У меня духу не хватило сказать ему прямо, что задача неразрешима в принципе…

— Стоп! — сказал Лангер и действительно остановился. — В упаковке из умонастроения Вебера ты, кажется, преподносишь мне собственную мораль?

На мгновение у Фрэнка перехватило горло от ярости. Не против Лангера, нет. Скорее по поводу заколдованного круга мнимых двусмысленностей, в котором Фрэнк все чаще и чаще себя ощущал, когда в разговорах с коллегами вольно или невольно касался того, что его в последнее время тревожило. Он тоже остановился, взглядом окинул — сверху вниз — массивную фигуру товарища. Вспышка гнева угасла.

— Ну и что? — уже совершенно бесстрастно спросил он.

— Ничего. — Лангер заговорщически подмигнул. — Превосходный ты парень, вот что. Но как только ты принимаешься философствовать, у меня почему–то свербит в носу и возникает иллюзия умственного переутомления.

— Да, это у тебя не совсем нормально… Впрочем, надо же тебе с чего–то начинать.

Они стояли друг против друга, загораживая проход. Но, кроме них, никого в коридоре не было. Далеко в коридорную перспективу уходили матово–белые светящиеся полосы люминесцентного пластика вдоль стен и вдоль потолочных карнизов. Стены казались сплошными, о местонахождении дверей можно было лишь догадываться по вмонтированным в стены символическим фигуркам из нержавеющей стали; фигурки больше походили на украшения, хотя служили главным образом для кодового обозначения отделов. Прямолинейный коридор был только в этом крыле Управления, и только здесь, на семнадцатом этаже, крыло просматривалось насквозь.

— Я знаю, что у тебя на уме. — Лангер сочувственно ткнул товарища кулаком в плечо. — Космос, дескать, щедр на сюрпризы, разбираться в которых с помощью лучеметов нехорошо, неэтично…

— Прежде всего непрактично, — вяло огрызнулся Фрэнк.

— Когда мы брали банду Меира Шлокера, это было практично, — напомнил Лангер. Он похлопал себя по шее в том месте, где розовел шрам от ожога. — Это было практично, потому что никто из бандитского экипажа “Черной жемчужины” не умел стрелять в условиях перегрузок так, как умеем мы. Даже сам Шлокер. Я выхватил бластер на четверть секунды раньше, чем это успел сделать он. — Лангер широко улыбнулся.

— Между прочим, — заметил Фрэнк, — наша контора называется “Западный филиал Международного управления космической безопасности и охраны правопорядка”.

— Это так же верно, как то, что меня зовут Барнет Лангер. А тебя Фрэнк Полинг. А нашего шефа…

— Космической безопасности, Барни! Безопасность по отношению к неожиданностям Внеземелья! Я плохо знаю “дело Шлокера”, но абсолютно убежден, что ликвидация банды на “Черной жемчужине” — это чистейшей воды акция по охране правопорядка!