Два завоевателя

Тогда-то Карлина и почувствовала жалость к парнишке, которого привезли в замок в качестве заложника. Теперь, повзрослев, Карлина не испытывала никакого желания выходить за него замуж, но и его девушка понять могла. Никто не спрашивал у Барда согласия, но даже если бы и спросил, что бы это изменило? Какой здравомыслящий мужчина откажется от руки принцессы! Нравится она ему, не нравится, однако своя голова дороже. Попробуй откажи венценосцу — сразу жизни лишишься! Конечно, его призвание — война. Или подготовка к ней… Когда же мог Бард набраться галантных манер и куртуазного обращения! Это Джереми слывет в замке дамским угодником. В конце концов, разве дело в Барде — она же призналась няне, что вообще не желает выходить замуж. И дело тут не в Джереми — Карлина и к нему никакого особого влечения не испытывает, просто он ей более близок. Однако Бард выглядел таким несчастным…

Карлина, не желая того, все-таки чуть-чуть отпила из предложенного ей бокала.

— Не желаешь еще потанцевать? — спросила она. — Или мы так и будем сидеть здесь и болтать?

— Да, мне бы хотелось поговорить с тобой, — простодушно ответил Бард. — Не такой уж я искусный танцор. И вообще, все эти придворные штучки как-то не по мне…

Карлина опять невольно улыбнулась, и на щечках у нее обозначились ямочки.

— Если ты достаточно подвижен, чтобы ловко орудовать мечом, а Белтран утверждает, что тебе в этом нет равных, — значит, и танцевать должен хорошо. Для танца нужны легкие ноги, а тебе, говорят, прыгучести не занимать. Вспомни, сколько мы танцевали на уроках, когда были детьми. Не могу поверить, что ты все забыл!

— Сказать по правде, Карлина, — Бард смутился. — Я слишком быстро вытянулся… Понимаешь, все еще дети как дети, а я вымахал… Этакий переросток-увалень… Чувствовал себя таким неуклюжим, неповоротливым. Знаешь, этаким огромным косолапым зверем… А вот когда отправился на войну, быстро смекнул, что рост и вес дают мне явные преимущества. Как-то само собой получилось, что я всегда представлял себя больше воином, чем придворным.

Это признание почему-то тронуло девушку — в чем, в чем, а в неискренности Барда нельзя было упрекнуть. Она вдруг почувствовала, что никому и никогда он не говорил ничего подобного. Ей первой открылся…

— Ты вовсе не такой уж неуклюжий, Бард. Я нахожу, что ты неплохо танцуешь. Надо просто быть смелее, поверить в себя. Но если танцы тебе не по душе, то мы можем сесть в уголке и поговорить. — Она теперь не могла сдержать улыбку. — Когда мы пойдем через зал, я должна взять тебя под руку, а для этого тебе следует предложить ее мне. С божьей помощью я все-таки обучу тебя…

— Ты не найдешь более верного и благодарного ученика, дамисела! [9] — с дрожью в голосе воскликнул Бард. Предложив ей руку, он почувствовал, как пальчики Карлины крепко вцепились в рукав камзола.

Они обогнули танцующих и добрались до более спокойной части зала, где люди старших возрастов играли за столами в карты и кости. Какой-то кавалер из королевской свиты направился к ним с явным намерением пригласить Карлину на танец, однако Бард так сурово глянул на него, что тот тут же изменил направление и как ни в чем не бывало прошел мимо.

Когда они устроились в уголке, Бард осторожно протянул руку и чуть коснулся виска девушки:

— Послушай, Карлина, когда мы стояли перед твоим отцом, мне показалось, что ты плакала. Карли, неужели кто-то посмел обидеть тебя?

Девушка покачала головой и ответила:

— Нет.

Однако Бард обладал пусть и маленьким, но чутким лараном и понял, что она говорит неправду. Юноша быстро догадался, в чем дело, — в двенадцать лет Барда, как и всех благородных детей в замке, проверили лерони и нашли, что телепатические способности у племянника короля весьма слабы, но кое-что он все-таки улавливал.

— Тебе совсем не по нраву наша женитьба? — удивленно спросил он и нахмурился.

Девушка тут же вырвала руку, вздохнула, опустила голову, потом подала голос:

— У меня нет никакого желания выходить замуж. А плакала я потому, что никто даже не удосужился спросить меня об этом.

Бард несколько опешил. Он даже засомневался, правильно ли понял ее. Может, что-нибудь недослышал?

— Пусть славится в веках Аварра, но что еще делать женщине, как не идти под венец? Я поверить не могу — ты желаешь до скончания дней оставаться одна? Не хочешь обзавестись домом, создать семью?

— Я хочу иметь право самой сделать выбор. Хочу, если уж на то пошло, сама решать, за кого выйти замуж. Однако дело в том, что я вовсе не желаю этого. Я бы с большей охотой отправилась в Башню, чтобы стать лерони, сохранить девственность и посвятить себя служению богине. Так поступали некоторые девушки из свиты матери… Или стать монахиней, поселиться на святом острове, в келье, обратиться помыслами к великой Аварре. Конечно, тебе это кажется странным…

— Да, — выдохнул Бард. Вид у него был несколько ошеломленный. — Я всегда считал, что каждая женщина мечтает поскорее выйти замуж. И чем раньше, тем лучше.

— Так и есть, — подтвердила Карлина. — Для большинства женщин это самый желанный удел. Но почему женщинам не позволено самим решать, что делать? Вот ты, например, выбрал солдатскую долю, Джереми мечтает стать ларанцу, но ведь ты не будешь утверждать, что мужчины должны податься либо в армию, либо в чародеи. Каждый из вас сам определяет свой путь.

— Ну, с мужчинами совсем другое дело. Женщинам, Карли, никогда этого не понять. Так уж устроено, что ты нуждаешься в домашнем очаге, мечтаешь о детях и думаешь о любимом. — Он поднес тонкие пальчики жены к своим губам.

Карлина почувствовала одновременно и гнев, и жалость. Правда, гнев жег сильнее — она уже было совсем собралась ответить изощренно колко, но Бард смотрел на нее с таким недоумением, с такой нежностью и надеждой, что злые слова растаяли сами собой.

В чем он виноват? Если уж искать виновных, то начать, безусловно, надо с ее отца, который выдумал это обручение. Словно она — награда, которую отличившийся воин получил из рук сюзерена… Разве Бард установил законы, по которым из века в век живет эта страна? Разве Бард виноват в том, что девица из благородного, а тем более королевского, дома не более чем козырь в игре сильных мира сего?

Бард уловил кое-какие ее мысли, вид у него стал совсем расстроенный.

— Ты совсем не хочешь жить со мной, Карли? — спросил он.

— О, Бард, — страстно, с некоторой даже болью вымолвила девушка, — разве дело в тебе! Поверь мне, сводный брат и муж, что на свете нет мужчины, которого бы я хотела видеть рядом со мной. Возможно, придет день — когда я повзрослею, когда мы оба повзрослеем, — и боги наградят нас любовью, мы потянемся друг к другу. Вот тогда моя доля будет мне в охотку. — Она сжала его ручищу. — Поверь, что боги сами выберут момент. Они наградят нас обоих за терпение, за искренность, за умение ждать.

В этот миг кто-то вновь пригласил Карлину на танец, Бард машинально угрюмо глянул на него, однако девушка стиснула его пальцы.

— Бард, я должна. Моя обязанность как невесты танцевать со всеми, кто пожелает ввести меня в круг. Ты же сам прекрасно знаешь. И каждая девушка, которая мечтает в этом году выйти замуж, почтет за великую удачу, если ей удастся станцевать с женихом.

Бард унял вспыхнувшее было в груди раздражение и неохотно подчинился. Что поделаешь — обычай есть обычай, не им он установлен, не ему его нарушать. Он по очереди пригласил на танец трех или четырех фрейлин королевы Ариэль. Это было почетное приглашение — дамы вспыхивали от удовольствия. Как же, сам королевский знаменосец оказал им честь!.. И все равно, даже кружа партнершу, Бард постоянно искал взглядом Карлину, ее голубое платье, темноволосую головку, накидку, усыпанную жемчугом. Он не мог оторвать взгляда от ее темных кос.

Карлина… Сердце таяло… Карлина была его. С некоторой тоской Бард обнаружил, что ненавидит всякого мужчину, который смеет касаться ее. Как они отважились? Где набрались смелости? И она тоже. Как смеет поднимать на них глаза? К тому же разговаривать. Зачем она ведет себя как последняя лагерная шлюха! Зачем поощряет их?! Почему бы ей не быть потише, поскромнее? Можно было бы и отказать очередному кавалеру… Ей следует танцевать только с суженым. Он знал, что подобные упреки просто глупы и бессмысленны, однако сердцу не прикажешь, и каждый раз, когда Карлина улыбалась или отвечала пригласившему ее, Барду казалось, что она сознательно и охотно одаривает его то искрометным взглядом, то движением губ… Он еще кое-как справлялся с кипящей внутри яростью, когда Карлина танцевала с Белтраном или своим отцом, а также когда ей предлагал руку кто-нибудь из дряхлых ветеранов, но всякий раз, когда возле его невесты оказывался молоденький придворный или королевский гвардеец, юноша сжимал кулаки. Бард не мог отделаться от ощущения, что в такие минуты королева Ариэль смотрит на него с видом победителя.