Смертельный рай

Он посмотрел на второй конверт, с надписью «Собственность корпорации „Эдем“, строго конфиденциально». Сорвав печать, он открыл конверт. Внутри лежали две неподписанные видеокассеты. Лэш вынул их и несколько мгновений взвешивал в руке, потом встал, подошел к видеомагнитофону, включил его и вставил одну из кассет.

На черном экране появилась дата, а за ней длинная последовательность сменяющихся цифр. Потом вдруг показалось симпатичное мужское лицо, снятое крупным планом: каштановые волосы, проницательные карие глаза. Это был Льюис Торп. Он улыбался.

Подавая заявление в «Эдем», любой человек должен был сесть перед камерой и ответить на два вопроса. Кроме скупых личных данных эти первые съемки Торпов стали единственным материалом, который предоставил ему Мочли.

Лэш сосредоточился на записях. Он уже неоднократно видел обе. Здесь, в доме Торпов, он собирался просмотреть их в последний раз в надежде, что в этой обстановке заметит некую связь, которая ускользала от него прежде. Это выглядело маловероятным, но идеи заканчивались, и он потратил куда больше времени, чем рассчитывал.

«Почему вы пришли к нам?» — спросил голос из-за камеры.

Улыбка Льюиса Торпа была искренней и обезоруживающей.

«Я здесь, поскольку в моей жизни чего-то не хватает», — просто ответил он.

«Опишите, что-нибудь из того, что вы делали сегодня утром, — произнес голос за кадром. — И почему вы считаете, что мы должны знать об этом».

Льюис размышлял лишь несколько мгновений.

«Я закончил перевод особо сложного хайку, — сказал он и замолчал, словно ожидая реакции. Не дождавшись, он продолжил: — Я переводил стихи Басё, японского поэта. Людям всегда кажется, будто хайку переводить легко, но на самом деле это очень, очень трудно. Они столь содержательны и в то же время весьма просты. Как передать такое богатство значений? — Он пожал плечами. — Я начал заниматься этим еще в школе. Я изучал японский язык несколько лет, и меня по-настоящему очаровала книга Басё „По тропинкам Севера“. Это история путешествия, которое он совершил четыреста лет назад по северу Японии. Конечно, он пишет в ней и о своем… В общем, это короткое произведение, пронизанное хайку. Особенно много хлопот мне доставило одно из них, очень известное. Я не мог справиться с ним. Сегодня утром, когда я ехал сюда на такси, я наконец закончил его. Звучит забавно, поскольку в нем всего… девять слов!»

Он замолчал.

Трудно было связать это красивое лицо с полицейской фотографией: разинутый рот, широко открытые невидящие глаза, вывалившийся язык.

Изображение внезапно потемнело. Лэш вынул кассету и вставил другую.

Очередная последовательность цифр. Потом на экране появилась Линдси Торп, стройная, светловолосая и загорелая. Похоже, она волновалась чуть сильнее, чем Льюис. Облизнув губы, она откинула пальцем прядь волос со лба.

«Почему вы пришли к нам?» — снова спросил голос за кадром.

Линдси поколебалась, отвела взгляд.

«Потому что я знаю, что может быть лучше», — помолчав, ответила она.

«Опишите, что-нибудь из того, что вы делали сегодня утром. И почему вы считаете, что мы должны знать об этом».

Линдси посмотрела в объектив и на этот раз тоже улыбнулась, показав идеально ровные блестящие зубы.

«Это уже проще. Я сделала решительный шаг — взяла билет туда и обратно на самолет в Люцерн. Отправляюсь на недельную прогулку по Альпам с группой туристов. Это дорогое развлечение, и оно может показаться несколько экстравагантным, особенно после того, как я оплатила… — Улыбка ее стала слегка смущенной. — Так или иначе, я решила, что оно того стоит. Недавно закончилась моя неудачная попытка завязать отношения, и мне хотелось развеяться, может быть, взглянуть на все с другой точки зрения. — Она рассмеялась. — Так что сегодня утром я заплатила кредитной картой за билет, невозвратный. Первого числа улетаю».

Кассета закончилась. Лэш вынул ее и выключил видеомагнитофон.

Через пять месяцев после этих интервью Торпы стали мужем и женой. Вскоре они переехали сюда. Самая идеальная пара на свете.

Лэш бросил кассету в конверт и направился к двери. Открыв ее, он остановился и обернулся, снова требуя ответа. Дом все так же молчал. Лэш аккуратно затворил за собой дверь и повернул ключ.

6

Летя обратно в Нью-Йорк на высоте в тридцать пять тысяч футов, Лэш вставил кредитную карту в щель в подлокотнике кресла, снял трубку телефона и несколько мгновений смотрел на нее. «Что делает эксперт, когда ему что-то непонятно? — подумал он. — Очень просто. Спрашивает другого эксперта».

Сначала он позвонил в справочную, затем по номеру в округе Патнэм, штат Нью-Йорк.

— Центр Вейзенбаума, — ответил энергичный голос.

— Доктора Гудкайнда, пожалуйста.

— Кто его спрашивает?

— Кристофер Лэш.

— Минуту.

В кругу частных психологов Центр биомедицинских исследований имени Нормана Дж. Вейзенбаума вызывал уважение и зависть благодаря качеству своих нейрохимических разработок. Ожидая ответа под звуки эфирной музыки, Лэш пытался представить себе эту организацию. Он знал, что центр находится на реке Гудзон, примерно в сорока пяти минутах езды на север от Манхэттена. Несомненно, это прекрасное здание с безупречной архитектурой. Центр был фаворитом многих больниц и фармакологических концернов и потому не мог пожаловаться на недостаточное финансирование.

— Крис! — услышал он веселый голос Гудкайнда. — Не могу поверить. От тебя не было известий… сколько, шесть лет?

— Кажется, да.

— Как там твоя частная практика?

— Лучшее время моей жизни.

— Это точно. Я все время думал, когда ты бросишь свою кавалерию и осядешь в каком-нибудь тихом местечке. У тебя практика в Фэйрфилде?

— В Стэмфорде.

— Ну да, конечно. Возле Гринвича, Саутпорт, Нью-Канаан. Наверняка множество богатых парочек, у которых что-то не в порядке с нервами. Отличный выбор.

Бывшие сокурсники по Пенсильванскому университету, к числу которых принадлежал Гудкайнд, имели разные мнения по поводу службы Лэша в ФБР. Одни, похоже, завидовали ему, другие качали головами, не в силах понять, почему он добровольно взялся за эту напряженную, изматывающую, потенциально опасную работу, если докторская диссертация гарантировала куда более легкую и лучше оплачиваемую должность. Когда он ушел из ФБР, он дал всем понять, что основной мотив — деньги, поскольку ему не хотелось рассказывать о трагедии, которая столь внезапно оборвала его карьеру в органах правопорядка и разрушила его брак.

— Есть какие-нибудь известия от Ширли? — спросил Гудкайнд.

— Нет.

— Жаль, что вы разошлись. Это ведь никак не связано с делом этого, как его, Эдмунда Уайра? Читал в газетах.

Лэш изо всех сил постарался скрыть боль, которую вызывало у него упоминание этой фамилии даже три года спустя.

— Нет, что ты.

— Страшно. Действительно страшно. Тебе наверняка пришлось тяжело.

— Легко уж точно не было.

Лэш уже начал жалеть, что позвонил. Как он мог забыть о любопытстве Гудкайнда, о его склонности совать нос в чужие дела?

— Я купил ту твою книгу, — сказал Гудкайнд. — «Согласие». Отличная работа, хотя писал ты, конечно, для неспециалистов.

— Мне хотелось продать больше десяти экземпляров.

— И?

— Продал как минимум два десятка.

Гудкайнд рассмеялся.

— А я читал твою статью, — продолжал Лэш. — В «Американском журнале нейробиологии». «Когнитивная переоценка и беспричинное самоубийство». Неплохое обоснование.

— Самое большое преимущество моей работы в Центре — возможность самому выбирать темы для исследований.

— Другие последние публикации тоже заинтересовали меня. Например, «Влияние ингибиторов на самоубийства в пожилом возрасте».

— В самом деле? — В голосе Гудкайнда послышались удивленные нотки. — Я понятия не имел, что ты столь внимательно следишь за литературой.