Сириус транзитный

Главным для подростков было совсем иное, правда, тогда они наверняка об этом не подозревали: им хотелось вырваться из регламентированного бытия, где нечего ждать и не на что надеяться, хотелось разнообразия и приключений, хотелось распоряжаться территорией, на которой законы не властны, на которой можно установить свои собственные порядки, охранять ее, отстаивать и таким путем завоевывать снова и снова. Это был недолгий прорыв вспять, в общество прошлого, когда люди еще несли ответственность за то, чем они владели, когда еще действовало право сильного, зиждущееся на власти, хитрости, беспощадности, подавлении и подчинении, борьбе за место под солнцем и интриге. Здесь еще дорожили ценностями, которые для остального мира существовали разве что в умах романистов,--дружба и вражда, борьба, месть и победа. Удивительное дело, те, кто никогда ни с чем таким не соприкасался, мгновенно выучивались уважать авторитет и завоевывать его. Их мир был жесток, но эти годы подростковой анархии помогали в конечном счете уразуметь, что теперешнее государство организовано лучшим из возможных способов.

Обо всем об этом Барри даже не подозревал; слушая рассказы брата, он не задумывался над смыслом, целями и последствиями, его занимали только лишь невероятные события, которые в историях Гаса сверкающими бусинами нанизывались одно рядом с другим, затеи, порознь бессмысленные--и все же полные огромного значения: испытания мужества, самоутверждение, похвалы, встречи с неизвестным, риск, результаты символического толка и все же поразительные, захватывающие дух, неподражаемые, плоды фантазии, которая поневоле ищет выхода и без устали изобретает диковинные выверты, поступки, на которые никто еще не отваживался и которых никто не повторит, ведь иначе они утратят новизну, исключительность, необычность. Лазанье по фермам монорельса, угон пожарной машины, состязания по бегу в туннеле подземки. Однажды они сыпанули фиолетовой краски в водопровод, питающий переполненный народом бассейн. В другой раз вышвырнули пассажиров из вагона монорельса и устроили там вечеринку. Часто все сводилось к тому только, чтобы проникнуть в запретные зоны, в чужие владения, где поджидали опасности, стычки с хозяевами, блюстителями порядка, соперниками и прочее. По нескольку дней кряду они проводили настоящие исследовательские экспедиции--в вентиляционных колодцах подземных сооружений, в коридорах заброшенной линии подземки, в лабиринте канализации.

Важное место занимали сражения с другими бандами. Были среди, них дружественные группировки, были и прямо-таки заклятые враги, но этот расклад то и дело менялся. Мелкие стычки зачастую быстро перерастали в войны между бандами, а если вдруг воцарялся мир и покой, можно было не сомневаться: скоро опять жди провокаций-- возьмут в плен "языка", изобьют, измажут краской или, пробравшись на территорию противника, разгромят его базу, захватят трофеи вроде знамен, самодельного оружия, украшенных орденскими регалиями кожаных курток и сверкающих хромом мопедов. Дорожишь честью--изволь нанести ответный удар; день-другой раскачки, и дело доходило до открытых рукопашных схваток. Бывало, такие противоборства тянулись и неделями. Тогда над развалинами запретной зоны повисала затаенная напряженность, едва ли не физически ощутимая. Никто не звал, где ударит противник, укрывались в штаб-квартире, высылая в разведку лишь самых отчаянных смельчаков, чтобы своевременно выяснить вражеские намерения. Напряженность день ото дня нарастала и наконец разряжалась взрывом. Как правило, та группировка, которая чувствовала за собой силу, шла в наступление, вторгаясь на территорию соперников. И где-нибудь на пыльной площади, на замусоренной, грязной улице происходила решающая битва.

Стремление участвовать во всех этих авантюрах настолько завладело Барри, что он вновь и вновь пробовал увязаться за братом, но несколько раз терял его из виду, а дважды Гас, заметив преследователя, сердито отсылал его домой. Барри, однако, не унимался, он просто хвостом ходил за старшим братом, уже не прячась, а делая вид, будто имеет полное право на участие. В конце концов Гас пожал плечами--дескать, пеняй на себя! -- и взял его с собой. Они проехали подземкой две остановки и очутились поблизости от запретной зоны. Гас отпер отмычкой откидную дверь в безлюдном коридоре, и по ветхой железной винтовой лестнице они спустились к какому-то ленивому, зловонному ручью. Сто лет назад он, как и множество других ручьев, бежал наверху, но город строился, воду отвели и упрятали под землю. Лестницу еще худо-бедно освещали предусмотренные инструкцией аварийные химические лампы, здесь же, внизу, их обступила непроглядная тьма, и Гас достал из кармана куртки фонарик, луч которого едва рассеивал мглу. По узенькой тропке они минут десять шли вдоль речушки, до того места, где сверху падал дневной свет. Подземный канал тут частично обвалился, и по обломкам стен, бетонным блокам, железным сваям и лестничному остову им удалось вылезти на поверхность. Гас намекнул, что это территория противника и, хотя сейчас мир, нужно поскорее отсюда убираться. И они быстро зашагали по улицам, карабкаясь порой через груды развалин, а за ними плыла туча пыли. Наконец они добрались до старой фабрики, которая служила "Огненным всадникам" штаб-квартирой. Несколько "всадников" сидели развалясь на диванах и в креслах, на Барри они не обратили ни малейшего внимания очевидно, им было достаточно, что его привел Гас.

-- Не воображай, что тебя уже приняли,--сказал Гас,--сперва надо выдержать испытание. А пока будешь делать все, что велят.

Кроме Барри, было еще несколько стажеров, в большинстве не намного старше его. Полноправные члены использовали их как прислугу: они бегали с поручениями, носили с холода напитки, мели полы или просто были наготове--вдруг что понадобится. Хотя все это не имело ничего общего с приключениями, Барри чувствовал, что стоит на пороге крупных событий, и без звука делал все, что ему велели, не протестовал, даже когда старшие избирали его мишенью для своих шуточек.

Однажды с улицы донесся топот и пение. Для Барри песня была незнакома--это оказался "Интернационал",--но один из старших вскочил и, подойдя к окну, крикнул:

-- А-а, коммунистическое отродье! Правда, их там немного. По-моему, они решили бросить нам вызов. Ступайте-ка и вздуйте их как следует!

Приказ относился к стажерам, они ретиво высыпали на улицу и кинулись на чужаков--на пять-шесть подростков в черной коже, вооруженных кастетами и велосипедными цепями. Атака ничуть не смутила противника, и, хотя численный перевес был за нападающими, их крепко отколотили. "Огненные всадники" все это время наблюдали за дракой в окно. Когда ребята в черном наконец удалились, взгляду "всадников" открылось довольно-таки жалкое зрелище: кучка стажеров бесславно возвращалась назад, в синяках, с расквашенными носами. Не прошло и пятнадцати минут, как снаружи опять послышалось пение, младших опять послали на улицу, и опять им здорово досталось. На сей раз чужаки, однако, не отступили, а вслед за побежденными вошли в штаб-квартиру, где их с распростертыми объятиями встретили "огненные всадники". Парни были из дружественной банды, а весь инцидент оказался шуткой, забавой из тех, что, видимо, нет-нет да и позволяли себе старшие.

Но в целом это было прекрасное время, хоть и отмеченное кой-какими неприятностями, правда вполне терпимыми. Часто они весь день сидели среди своих, обсуждали разные происшествия, строили новые планы. Пили меска-колу, которая слегка ударяла в голову--быть может, именно поэтому настроение к вечеру всегда поднималось, по крайней мере так казалось Барри. Когда ядерные светильники вечером гасли, они зажигали свечи, а в окна плескало огненное зарево стартующих ракет. Они как бы держали связь с далекими мирами, которые мнились недосягаемыми, во всяком случае до поры до времени, но Барри не оставляло ощущение, что запретная зона каким-то образом причастна к этому, словно преддверие внешнего мира, где сплетались цели всех его мечтаний.