Конец подземного города. Фантастический роман

«Светолет» отправляется в Арктику

Десять дней ожидания не прошли даром. «Светолет» был отлично подготовлен к экспедиции. В последние дни на нем были установлены две новинки: радиоглаз — прибор, позволяющий видеть на далеком расстоянии даже ночью и в тумане, и нового типа ультразвуковой аппарат.

Поздним вечером автомашина промчалась по Ленинградскому шоссе, миновала дачные поселки и свернула в лес. Узловатые корни сосен пересекали дорогу, и шоферу пришлось несколько замедлить ход. Минут через пятнадцать в свете фар обозначилась просека. Дорога уперлась в высокий кирпичный забор. В воротах открылся глазок, и тотчас они широко распахнулись.

Гарри в недоумении огляделся. Посреди квадратного двора, освещенного сильными фонарями, возвышалось продолговатое здание, а позади него виднелось высокое круглое строение. Ничего похожего на аэродром — ни взлетной дорожки, ни прожекторов, ни красных лампочек.

Из широких дверей круглого здания выкатывали диковинную машину грушевидной формы. Ее тупой конец был обращен кверху. Три голенастые ноги были обвиты спиралями амортизаторов.

Из длинного здания вышел человек в комбинезоне. Он поздоровался с Солнцевым, а когда ему представили Гарри и Рыбникова, назвался:

— Федоров.

— Мой первый помощник, — сказал Солнцев и скомандовал: — В горизонтальное положение!

Федоров вошел в кабину, и колба машины приняла горизонтальное положение.

Солнцев последовал за своим помощником. «Светолет» вдруг хлопнул по-птичьи крыльями, о существовании которых до сих пор ни Гарри, ни Рыбников не подозревали. Крылья стали поворачиваться вокруг продольной оси. Эти небольшие, тонкие и, видимо, чрезвычайно прочные плоскости то меняли угол наклона, то выдвигались, то втягивались внутрь. Потом крылья повернулись ребром к земле и так плотно прижались к фюзеляжу, что опять стали незаметными. Вдруг машина снова приняла вертикальное положение. Гарри не мог понять, как Солнцев и Федоров, сидя в кабине, сохраняют равновесие. Но больше всего изумился он, когда над машиной раскрылись четыре лопасти воздушного винта. Послышалось жужжание. Пропеллер вертелся все быстрей и быстрей, пока не сделался невидимым.

Гарри, неосторожно приблизившись к аппарату, почувствовал, что его прижимает к земле. Он сделал еще несколько шагов — его чуть не повалило. Он с трудом отпрянул назад, а кепи, сорванное ветром, стремительно покатилось по земле, затем взлетело в воздух и исчезло в лесу за забором…

Машина вдруг присела, вобрав в себя длинные ноги и выпустив широкие лыжи.

Потом опять появились ноги, а лыжи скрылись в пазах. «Светолет» снова выпрямился, и Гарри показалось, что ноги его стали еще длиннее.

— Ну и машина! — усмехнулся Рыбников. — Она и на ногах, она и на лыжах…

— Она и во льдах, и под водой, — улыбнувшись, добавила Надя.

Гарри спросил:

— Как же люди держатся, когда машина в небо смотрит?

— Кабина круглая, — ответила Надя, — и свободно ходит на шарнирах внутри корпуса. Центр тяжести всегда под ногами.

— Что-то уж больно сложно, — покачал головой Рыбников.

— Наоборот, — возразила Надя, — все детали, все приборы и механизмы построены чрезвычайно просто.

— Где уж там просто! — буркнул Рыбников. — Право, спокойнее лететь на обыкновенном самолете. А на «Светолете»… Как бы не получилась вынужденная посадка где-нибудь на земной макушке. Скорость-то какая у вас?

— Скорость любая — от нуля до четырех тысяч километров в час… Если понадобится, можем стоять в воздухе, на воде и под водой неподвижно… А поднявшись в стратосферу…

— А на земле «Светолет» может стоять неподвижно? — невольно съязвил Рыбников. — Не удержишь, как кровного жеребца…

Точно оскорбленная шуткой, машина вдруг подпрыгнула и медленно стала подниматься по вертикали. Жужжания мотора почти не было слышно.

— Вот так-так! — свистнул Рыбников. — Машина с норовом…

«Светолет» плавно опустился точно на то место, с которого поднялся.

Солнцев вышел и сказал:

— Можно отправляться. Груз на месте, все в полной исправности. Почему-то нет только Иринина. Впрочем… Вот и он!

Широко шагая, приближался профессор Иринин. Солнцев пошел ему навстречу.

— Приветствую вас, Лев Леонидович, в день… то есть, простите, в ночь исторического полета в Арктику, — улыбаясь, сказал Иринин. — На такой машине туда еще никто не летал.

— Благодарю вас, Никита Галактионович. Я рад, что вы будете нашим спутником.

— Солнцев крепко пожал руку профессору и, поглядев на часы, сказал: — Пора, товарищи! Прошу!

Все поднялись по лесенке в кабину. Здесь в стены были вмонтированы уступом, одно над другим, выдвижные алюминиевые кресла, обтянутые кожей, с подставками для ног. Легкие столики находились по обеим сторонам двери, ведущей в рубку управления.

— Устин Петрович, — объявил Солнцев, — первую вахту вам придется подежурить у радиоаппарата…

С этими словами он выдвинул из стены, отделявшей каюту от рубки управления, доску, на которой была смонтирована небольшая приемно-передаточная станция.

— Вот этим верньером вы включаете радиоглаз. Экран — на стене… Просмотрите повнимательней схему и правила пользования… Итак, в путь, товарищи!

Инженер Федоров взмахнул рукой, и все рабочие поспешно отошли от машины.

«Светолет» принял вертикальное положение, винт завертелся… Машина подпрыгнула, повисла на секунду в воздухе, затем почти отвесно взмыла вверх.

С земли казалось, будто одна из звезд вдруг удлинилась и с бешеною скоростью умчалась на северо-запад.

Пираты двадцатого века

Джонни-Счастливчик был в отличном расположении духа. Он прекрасно позавтракал. Вопреки опасениям, искристый шартрез, навязанный ему в Сан-Дерме пройдохой Кларком, оказался превосходным. Теперь у него целая бочка замечательного напитка, с которым необходимо поскорей расправиться.

Раз бочка начата, нужно пить.

Джонни снял телефонную трубку, дважды нажал кнопку и спросил:

— Алло, Мих! Послали «SOS»? Очень хорошо!

Затем Джонни вызвал к телефону капитана.

— Алло! Как артиллерия? Да нет же! Не ждите! Сколько раз я вам говорил!..

Мины нужно спустить заблаговременно… Мало ли что может случиться!

Весьма довольный и этим разговором, Джонни повесил трубку. Но телефон тотчас опять захрипел, и Джонни, уже с некоторой досадой, спросил:

— Ну, что там еще? Это вы, Мих! Альзо… То есть очень хорошо. Мих! Клюнуло?

Великолепно!.. Как, как называется? А, «Днепр»… Радирует нам: «Держитесь, спешим на помощь»? На всех парах… Ха-ха… Ну, мы охотно пожмем эту протянутую руку… Кстати, Мих, вы не помните, что это за «Днепр»? Сколько?

Двенадцать с половиной тысяч тонн? О, солидно. Тот самый? Значит, судьба! На этот раз мы мирно не разминемся…

Нет, недаром его называют Джонни-Счастливчик! Надо иметь особое счастье, чтобы не только выскользнуть из петли, но одним ударом и петлю порвать, и особой стать! Черт возьми! А с чего все началось? С пустяков как будто… И кто мог ожидать, что Чарлей Гастингс появится в Германии сейчас же после капитуляции?! Его называли старым марабу, и он действительно был похож на эту уродливую птицу. У Гастингса отличный нюх — он сразу почувствовал запах жареного и прилетел в Европу в качестве советника, консультанта по каким угодно вопросам. А затем какие-то дела привели его как раз в тот лагерь, где томился в ожидании суда Иоганн Бляуфиш, бывший комендант концентрационного лагеря, бывший представитель (еще до войны) одной торговой фирмы гитлеровского райха в Монии, ныне военный преступник, пленник союзных армий.

Они сразу узнали друг друга. Но Чарлей взглядом приказал Иоганну молчать.

Иоганн понял: у старого марабу серьезные намерения, он не может афишировать своей связи с гитлеровцем, да еще в такой сложной обстановке. Но позже Иоганн был вызван на допрос и очутился наедине с Чарлеем. Получилось нечто вроде вечера приятных воспоминаний. Чарлей не отрицал, что фирма, которую Иоганн Бляуфиш представлял в свое время в Монии, оказала ему, Чарлею, немалые услуги, — собственно, она положила начало его обогащению. Ну и он, в свою очередь, не остался в долгу. Ряд сложных финансовых комбинаций, наполнивших свежей кровью истощенное сердце немецкой промышленности, был проведен по прямому совету и при непосредственном участии старого марабу, сумевшего привлечь солидный капитал. Поговаривали, будто сам Менкс-старший, крупнейший воротила Монии, немало денег вложил в это дело.