Фантастика 1966. Выпуск 3

Преимущество

Один кибер другому, очень взволнованно:

— Говорят, что люди научились читать мысли!

— Плевать! Роботы не краснеют.

Р.Нудельман

ФАНТАСТИКА, РОЖДЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЕЙ

Среди многих удивительных явлений культуры XX века фантастика — одно из самых удивительных. Чем, например, объяснить поразительно быстрый рост ее популярности?

Социолог-исследователь ответит, что, по-видимому, тем, что фантастика тесно связана с наукой, а наука в наше время… и т. д.

Примем это объяснение. Тогда, казалось бы, нужно ожидать наибольшего развития фантастики в странах передовой научно-технической мысли. Это оправдывается по отношению к СССР, к США; но вот ни ФРГ, ни Франция не обладают сколько-нибудь заметной фантастической литературой, тогда как в Англии и Японии фантастика сильна и самобытна.

Это только один из многих вопросов, которые возникают при более близком знакомстве с географией и историей современной фантастики.

Ограничимся еще одним, на этот раз принципиально важным вопросом: почему в последние годы все большую популярность приобретает фантастика, как раз наименее тесно связанная с наукой? Чтобы не быть голословным, напомню о творчестве Брэдбери в США, Уиндэма в Англии, Стругацких в СССР. Широко разлившийся поток современной фантастической литературы вышел на берега «собственно научной фантастики». Теперь термин «научная фантастика», строго говоря, обозначает лишь определенный жанр, называя который мы обычно имеем в виду таких фантастов, как А.Азимов, А.Кларк, И.Ефремов и т. и. В рамки «научной фантастики» не укладываются и многие из недавно пришедших в нашу литературу фантастов — О.Ларионова, В.Григорьев, И.Варшавский и другие.

Раньше фантастику называли жанром литературы; но теперь становится все очевиднее, что она не умещается в этом определении; наоборот, она подчиняет себе один за другим обычные литературные жанры.

Как у всякого большого потока, у фантастики есть свои притоки, повороты, отмели и плесы. Следуя за потоком, можно отчасти понять не только, как он стал собой «теперешним», но и почему стал.

Попытаемся заглянуть в недавнее прошлое нашей отечественной фантастики — в 20-е годы. Воздадим должное дерзости и наивности, увлеченности и ограниченности тех, кто своими книгами и рассказами, сегодня — зачастую несправедливо — забытыми, заложил основание растущего на наших глазах небоскреба.

Но существует ли эта «история фантастики»? Многие обзоры фантастики напоминают в этом отношении древнегреческий миф об Афине-Палладе; эта богиня, как известно, появилась из головы своего родителя, Зевса, сразу в полном боевом облачении и совершеннолетней. В талантливой работе американского писателя Давенпорта говорится, например, что дата рождения современной фантастики — 1911 год, когда инженер Хьюго Гернсбек опубликовал свой роман «Ральф 124С41+». Ни слова о традициях, словно не было Эдгара По, Германа Мелвилла.

Амброза Бирса, Джека Лондона, Марка Твена, не было американской утопической и антиутопической литературы. Не говоря уже о неамериканцах — Жюле Верне и Герберте Уэллсе.

В честь Гернсбека установлена даже специальная премия имени Хьюго для лучшего американского фантастического произведения.

Что же представляет собой упомянутый «Ральф»? Действительно, нечто эпохальное, проложившее совершенно новые пути? Недавно мы получили возможность ознакомиться с этим произведением на русском языке. Это очерк возможных будущих путей развития техники с приклеенной к нему мелодраматической, мещански пошлой интригой.

И в эту пору и много раньше и в англо-американской и в русской литературе существовали значительно более глубокие и серьезные фантастические произведения — вспомним, например, «Железную пяту» Джека Лондона или произведения К.Э.Циолковского, А.А.Богданова, о которых мы еще будем говорить.

Действительной заслугой Гернсбека является то, что он основал первый специальный научно-фантастический журнал.

Роман Гернсбека, если и был «началом», то началом уклона американской фантастики в техницизм, социальное мелкотемье, космическое приключенчество на уровне представлений о будущем, присущих образованному мещанину. Вся история американской фантастики нашего века идет в борьбе традиций Эдгара По, Г.Мелвилла, Марка Твена, Джека Лондона с «традицией Гернсбека», и лучшее, что дала американская фантастика, выросло отнюдь не из гернсбековского лона, хотя и увенчано его именем.

Тем более нельзя начинать с «Ральфа» счет истории современной фантастики в целом. Строго говоря, о современной фантастике, как о чем-то связанном взаимными влияниями, вообще можно говорить только относительно к послевоенному периоду.

В довоенные десятилетия русская, американская, французская, чешская фантастика развивалась почти независимо друг от друга; только отдельные книги преодолевали незримый барьер и оказывали мощное влияние на все литературы — такими были книги Г.Уэллса, А.Толстого, К.Чапека.

Эта сложная история «параллельных потоков», взаимодействовавших и с научно-социальной и с общелитературной действительностью своих стран, а позже — друг с другом, еще ждет своих исследователей. Мы ограничимся здесь только одним из потоков — нашей отечественной фантастикой. Это ведь не только исторически интересно — это еще и наш долг: вспомнить имена А.А.Богданова, Влад. Орловского, Вивиана Итина, В.Д.Никольского, Вс. Валюсинского и многих других, которые первыми в те далекие годы увидели многое из того, что теперь кажется нам самоочевидным, даже тривиальным «общим местом».

Мы, например, с большой легкостью рассуждаем о влиянии науки на общество и наоборот; нужно некоторое усилие, чтобы вернуться на несколько десятилетий назад и представить себе интеллектуальную атмосферу той эпохи, когда подобные взаимовлияния были далеко не очевидны, замаскированы, скрыты от невнимательного взгляда, лишь тогда можно будет по достоинству оценить роль наших первых фантастов, которые чутко уловили эту подспудную проблему всей эпохи.

Не только формально, но и по существу советская фантастика рождена революцией.

В наследство от русской литературы она получила фактически только два жанра: социальную утопию и научно-техническую утопию.

Это классические жанры мировой литературы. Их появление — результат постепенного вызревания в глубинах средневековья гуманистической и научной свободной мысли. Знаменательно, что наиболее яркая социальная утопия нового времени — «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы — появилась почти одновременно (начало XVII века) с первой развернутой научно-технической утопией — «Новой Атлантидой» Фрэнсиса Бэкона.

Количество утопических произведений только в европейской литературе, по данным Влад. Святловского («Русский утопический роман»), превышает 4 тысячи! А ведь мы еще так мало знаем об утопиях Востока!

В России уже в середине XVIII века появляются оригинальные утопические произведения, в центре которых изображение идеальной, гармоничной страны, своеобразного «социального эталона» эпохи (П.Ю.Львов, В.А.Левшин и др.). Наиболее интересным утопистом XVIII века был князь М.М.Щербатов («Путешествие в царство Офирское»). «Идеальное общество» первых русских утопистов причудливым образом сочетало в себе черты прогрессивного экономического уклада и монархического деспотизма (впрочем, даже в коммунистическом обществе Кампанеллы сохраняются самые варварские обычаи). Скованность социальной мысли ощущается и в интереснейшей утопии следующего, XIX века — незаконченном романе В.Л.Одоевского «4348 год». У Одоевского впервые в русской литературе мы встречаем — в пределах творчества одного и того же писателя — философскую и научно-социальную фантастику. В сумрачно-романтическом цикле «Русские ночи» Одоевский в серии фантастических новелл с большой страстностью изобразил трагедию возвышенного человеческого душевного поиска, обреченного на поражение в чуждом ему современном «практическом» мире. Разлад с действительностью устремил мысль Одоевского к поиску гармонии не в существующем мире, а в мире будущего. По-видимому, его «4348 год» должен был развернуться в роман о человеке и достойном его мире, но написана была только та часть, в которой изображалась научно-техническая действительность России 4348 года. По замыслу Одоевского, Россия будущего стала мировым центром наук, культуры и просвещения; ее ученые научились повелевать климатом, покорили воздух своими летательными аппаратами, создали синтетическую пищу, изобрели синтетические искусства и т. д. Но при всем этом Россия 4348 года все еще управляется монархом и родовитой аристократией, а сословные различия в ней нисколько не уменьшились.