Пешка

Я попытался дотронуться до того места, где должен был находиться мой мозг, когда это все происходило, — и не смог: головокружение, ощущение смертельного страха, словно ты падаешь в пропасть, взвихрило в моей голове оглушительный треск.

«… У меня случился нервный припадок, — на всю комнату вещало мое изображение. — Вот что значит — быть телепатом! Вот что значит — убить кого-нибудь…» — Пойманный в капкан, с клеймом псиона на лбу, я метался, точно запертый в клетке зверь. — «… И я считаю, что в нашем обществе и телепаты и герои значат меньше куска дерьма!»

Мое изображение исчезло, и на экран опять выскочил Мандрагора, разъясняющий очевидное: обо мне, обо мне и леди, о «неполной информации» Страйгера. Это было не совсем извинение, да и ослиные вопросы, которые метал в меня Страйгер, Мандрагора вырезал. Но, в конечном счете, он дал мне то, что я хотел. Может, он и не был таким уж ублюдком.

Элнер сидела, откинувшись на спинку дивана, наблюдая за мной; руки ее свободно лежали на коленях. В ее взгляде светилось нечто среднее между любопытством и удовлетворением.

Моргнув, экран погас, унося прошлое с собой.

— Итак, — сказала Элнер, — правда развязывает нам руки.

Я повернулся к ней:

— И вы полагаете, что это возместит потери? Перекроет то, что сделал Страйгер?

— Конечно, это поможет. Почему вы не верите?

— Но это лишь одна версия. А лжи уже гораздо больше. И даже увиденное вами — еще не правда. Это то, что произошло… но не правда. — Я думал о Центавре. Как тогда, так и сейчас Центавр был частью этой правды; частью командирского тайного заговора, использовавшего Квиксилвера. И кто еще в галактике, кроме меня, знает об этом? Джули. Возможно, кто-то и прислушался бы к ее словам. Но Джули не рассказала никому: кровь все еще была гуще воды.

Элнер выглядела усталой, но довольной. Она думала, что знает теперь всю правду о том, что произошло на Синдере, на Федеральных Рудниках; она думала, что знает всю правду о том, что происходит сейчас.

Я не мог допустить, чтобы Элнер продолжала верить в полуправду. Она должна знать все о действиях Центавра. Иначе она никогда не выиграет, никогда не выведет их на чистую воду. Я вспомнил, где мы находимся, и как легко даже хайперы подсадили нам жучков прошлым вечером. Здесь я был немым.

— Мадам, я еще не ел. А вы? Двумя уровнями ниже я заметил, поднимаясь к вам, месторождение лапши…

Элнер удивилась внезапной перемене темы. Но потом, почувствовав, насколько она изнурена и голодна, согласилась:

— Да, конечно… Я не ела со вчерашнего утра: аппетит пропал. — Элнер печально улыбнулась. — Но выходить нужды нет. Еду могут принести прямо сюда.

— Больничную еду? — спросил я, скорчив гримасу. Черт! — Я лучше бы съел тарелочку лапши.

— Они принесут все, что хотите, — улыбаясь, сказала Элнер. — Вы правда хотите лапши?

Да, я и забыл, что значит — быть Та Мингом… Я положил ногу на ногу и, раздосадованный неудачной попыткой вывести Элнер из комнаты, начал барабанить пальцами по коленке. Прислонившись к стене, я уставился в пространство и осторожно, контролируя, насколько мог, каждое свое движение, ввел щупальце в мозг Элнер. (Леди), — подумал я. Элнер вздрогнула, удивленно округлила глаза. — (Не паникуйте. Мне нужно поговорить с вами. Не здесь.)

Она поморгала, как будто кто-то ослепил ее лучом света. Затем, оправившись, пробормотала:

— Ну… вероятно, вы правы. Я же не могу оставаться здесь вое время. Есть и другие дела. Теперь, когда я знаю, что с Филиппой будет все хорошо… — Элнер встала, следуя моей просьбе, как лунатик.

Во флайере Элнер опять взяла управление в свои руки, приказав ему лететь к комплексу ФТУ; и потом, когда мы приземлились, она повела меня мимо охранных экранов туда, где нас никто не будет подслушивать. А на этой планете трудно рассчитывать на уединение. Но мы не пошли в ее офис. Вместо этого Элнер привела меня в ресторан для делегатов, расположившийся на открытой террасе на вершине старинной башни. Садик на крыше был заставлен маленькими столиками с прикрывающими их зонтиками из живых деревьев. Отсюда, сидя на открытом воздухе под бирюзовым небесным куполом, вы могли разглядывать геологические пласты времени и структуры, составляющие город. Небо заменял монолитный щит — такой безупречный, что снизу я не мог отличить его от настоящего неба. Высокие башни касались его своими зубцами, — казалось, что небо подпирают гигантские каменные пальцы.

Элнер заказала завтрак и, пока мы ждали заказ, начала показывать мне исторические достопримечательности, как будто в наших головах не было ничего поважнее. Некоторым постройкам докосмической эры было от роду восемьсот лет, и по земным меркам город считался молодым. А я-то раньше думал, что в Старом городе дома — старые. Многие здания пережили столько промежуточных реконструкций, что теперь едва ли можно было понять замысел древних зодчих. Одно из таких зданий — я хорошо мог его видеть с террасы — представляло собой перевернутый конус. Махина балансировала на остром конце диаметром меньше пятидесяти метров.

— Его построили сразу, как только открыли композитные материалы, — ответила Элнер на мой вопрос. — Архитекторы того времени страдали легким головокружением. — Элнер улыбнулась.

Принесли еду, так живописно разложенную на блюде, точно ее сняли с музейной витрины. Мне было противно даже дотронуться до чего-либо на этой изящно разрисованной тарелке, но голод пересилил. На вкус еда оказалась гораздо лучше. Я вздохнул, разглядывая пейзаж, пока печенье, по форме напоминавшее цветы, таяло у меня во рту. Я думал о том, что вполне мог бы смириться с этим…

Элнер смотрела на меня так, словно прикидывала, как нарисовать мой портрет.

— Мадам? — Внезапно я стал ощущать каждый сантиметр своей кожи и спросил себя, уж не умудрился ли я снова выставить себя ослом. Я думал, что Джордан удалось вдолбить мне в голову достаточное количество правил этикета, чтобы я хоть мог есть в приличных местах.

Но Элнер сказала:

— Это не будет преувеличением — назвать вас героем за то, что вы сделали вчера вечером. Или назвать то, что вы сделали для Федерации на Синдере, — подвигом… Вы все, но особенно — вы. Вы достойны…