Летающие киты Исмаэля(сборник)

— Нет, профессор не таков, — возразил я. — Он мог потерять голову, но ненадолго.

— Но вот все и сходится, — торжественно сказала Алиса. — Он превратил Поливайносела в осла, а затем ему стало его жаль, и он его простил. А почему бы и нет? Ведь теперь у него была Пегги.

— Тогда почему же Поливайносел снова не превратился в человека?

— Судя по тому, что мне известно, он специализировался по сельскому хозяйству, и если верить письмам Пегги, то у него была натура Казаковы.

— Неудивительно, что вы так саркастически относитесь к моей информации, — отметил я. — Вы знали об этих двоих гораздо больше, чем я. Но это вовсе не извиняет вас, а эти ваши колкости в адрес моей лысины и вставных зубов…

Она отвернулась.

— Не знаю, почему я это говорила. Все, в чем я уверена, так это то, что ненавидела вас, потому что вы были в штатской одежде и вам были даны такие широкие полномочия.

Мне хотелось спросить у нее, не изменила ли она свое мнение. Кроме того, я был уверен, что она сообщила еще далеко не все, что знала обо всем этом, но мне не хотелось давить на нее. Поэтому я продолжал рассказывать Алисе то, что знал о Дархэме. Правда, я утаивал наиболее важное. Я должен был прощупать ее, прежде чем упомянуть об этом.

— Значит, вы считаете, — произнесла она, — что все здесь происшедшее, соответствует представлениям этого доктора Босуэлла Дархэма о гипотетическом Золотом Быке?

— Да, — кивнул я. — Он часто жаловался нам на лекциях, какую возможность упустили древние греки. Он говорил, что если бы они удосужились взглянуть на своих смертных подопечных, то увидели бы, как покончить с болезнями, нищетой, несчастьями и войнами. Он утверждал, что древние боги были реальными людьми, которые каким–то тем или иным способом приобрели сверхчеловеческие способности и которые не знали, как воспользоваться ими, так как были несведущи в философии, этике и науке. Дархэм частенько поговаривал, что он смог бы управиться получше, и затем прочел нам лекцию «Как быть богом и полюбить ЭТО». Его мысли всегда вызывали у нас смех, так как трудно было представить себе что–либо менее божественное, чем Дархэм.

— Мне известно об этом, — призналась Алиса. — Пегги писала мне об этом. Она говорила, что именно это–то и раздражало Поливайносела. Он не понимал, что профессор просто проецирует придуманный им мир на аудиторию. Вероятно, он мечтал о нем как о месте, куда бы он смог сбежать от придирок своей жены. Бедняга.

— Хорош бедняга! — фыркнул я. — Он сделал как раз то, что предполагал сделать, не так ли? Многие ли другие могут похвастаться тем же самым в таком масштабе?

— Никто, — признала она. — Но скажите мне, каков был главный тезис Дархэма в его «Золотом веке»?

— Он утверждал, что история доказывает, что так называемый обычный человек, мистер Человек Вообще, — это хороший малый, который хочет, чтобы его оставили в покое, и что он вполне удовлетворен только в том случае, если его земная жизнь течет тихо и гладко. Его идеалом является жизнь без болезней, без беспокойства об уплате счетов, при изобилии еды, развлечений, секса и привязанностей, чтобы труда было немного, чтобы кто–нибудь думал вместо него. Большинство взрослых хотят, чтобы какого–либо рода бог все для них сделал, пока они будут заниматься только тем, что им приятно.

— Дархэм ничем не лучше Маркса и коммунистов! — воскликнула Алиса.

— Тут дело совсем другое… — возразил я. — Он сумел создать рай прямо здесь, стоит нам только посмотреть вокруг себя. И он не проповедовал какую–то особую идеологию. Он…

Я замолчал, рот мой остался раскрытым. Я защищал профессора.

Алиса хихикнула.

— Вы изменили свое мнение?

— Нет, — покачал я головой. — Отнюдь нет. Потому что у профессора, должно быть, изменился склад ума. Он стал диктатором. Он применяет силу. Поглядите на Поливайносела.

— Это не пример. Он всегда был ослом, таким и остался.

Ответить я не успел. Горизонт на востоке осветился огромной вспышкой света. Секундой–другой позже звук взрыва дошел до нас.

Мы были ошеломлены. Ведь мы пришли к выводу, что подобные химические реакции никак не могут иметь место в этой долине.

Алиса схватила меня за руку и резко сказала:

— Может, это досрочно началось наступление? Или атака, о которой нам ничего не сообщили?

— Не думаю. Почему именно в это место должна быть направлена атака? Давайте пойдем и посмотрим, что произошло.

— Понимаете, я сперва подумала, что это молния. Только… это была вроде бы молния наоборот.

— Отрицательная молния, вы это имели в виду? — спросил я.

Она кивнула.

— Да. Ствол ее был черным.

— Я видел разрывы молний, которые разветвлялись, как деревья, — начал я. — Но это первое дерево из всех… — я замолчал и пробормотал: — Нет, это безумие. Нужно подождать, пока мы не попадем туда. Только тогда можно будет сказать что–либо определенное.

Мы сошли с проселочной дороги и повернули направо, на асфальтированное шоссе. Я знал, что эта дорога вела из аэропорта в Мелтонвил, находившийся в двух с половиной километрах отсюда. Еще один взрыв озарил восточную часть неба, но на этот раз мы увидели, что он гораздо ближе к нам, чем мы посчитали в первый раз.

Мы поспешили вперед, готовые сразу же броситься в заросли, если нам будет что–нибудь угрожать. Мы прошли меньше километра, когда я остановился так неожиданно, что Алиса стукнулась в меня.

— Что это? — прошептала она.

— Я что–то не припомню, чтобы здесь когда–то пролегало русло ручья, — медленно ответил я. — Фактически, я абсолютно уверен, что его здесь не было. Я тут очень много бродил, когда был бойскаутом.

Но теперь русло было здесь. Оно шло с востока, со стороны Онабака, и сворачивало на юго–запад, в сторону от реки. Русло пересекало шоссе, оставив на нем полосу в десять метров. Кто–то притащил два длинных дерева и уложил их поперек расщелины, а затем покрыл их поперечными планками. Получилось что–то вроде грубого моста.

Мы пересекли ручей и двинулись по шоссе дальше, но еще один взрыв слева от нас подсказывал нам, что мы пошли не в том направлении. Этот последний взрыв произошел очень близко, на краю большого луга, который, насколько я помнил, был когда–то стоянкой грузовиков.

Алиса потянула воздух носом и спросила:

— Вы чувствуете запах горящих растений?

— Да, — я указал ей на противоположную сторону ручья, где луна освещала берег. — Послушайте–ка.

Там повсюду валялись разбросанные метров на пятнадцать обгоревшие стволы и ветки деревьев, скорее всего, это были сосны. Некоторые лежали на берегу, некоторые попадали в ручей.

Что это все значило? Единственный способ узнать — хорошенько изучить местность. Когда мы подошли поближе, то там уже собралось около сотни людей, и нам пришлось проталкиваться локтями, чтобы посмотреть на то, что нас интересовало.

Нам это так и не удалось сделать, потому что внезапно раздался пронзительный женский вопль:

— Он положил внутрь слишком много Варева!

Тут же взревел какой–то мужчина:

— Спасайся кто может!

Ночь огласилась криками и шумом, всюду мелькали тела. Все бежали и толкали друг друга. Однако, несмотря на все это беспокойство и спешку, все смеялись, будто все это было очень удачной шуткой. Это была странная смесь паники и пренебрежения паникой.

Я схватил Алису за руку и побежал вместе с остальными. С нами поравнялся какой–то мужчина, и я крикнул:

— В чем опасность?

На голове мужчины была красная феска с кисточкой, а торс его перепоясывал широкий зеленый кушак, обмотанный вокруг талии. С кушака свисал ятаган.

Услыхав мой крик, он дико посмотрел на меня и что–то крикнул:

— А?

Он завопил опять что–то прямо мне в ухо и побежал прочь.

— Что он сказал? — спросил я у Алисы.

— Я также ничего не разобрала.

В этот момент мы поняли, почему толпа бежала сломя голову. За нашей спиной раздался рев, какой мог издать лев, будь он величиной с гору. Взрывная волна опрокинула нас на землю. Вслед за ударом последовала волна горячего воздуха. Град камней и комков земли обрушился на нас.