Орион и завоеватель (Орион - 4)

Но бывший разбойник лишь торопливо шепнул:

- Прости, Орион. Мне сказали - ты или дети. Она обещала вернуть их мне, если я доставлю тебя сюда.

Она! Царица... Олимпиада... Гера.

- Она хочет убить меня, - сказал я.

Гаркан молча кивнул и оставил лежать на полу камеры. Дверь звякнула, закрываясь, я оказался один в темноте.

Но ненадолго. Мои глаза еще не привыкли к мраку, когда я услышал шаги в коридоре снаружи. Дверь отперли и распахнули. Вошли двое тюремщиков, они с ворчанием подхватили меня под руки и посадили, прислонив спиной к грубой каменной стене.

Они вышли, и в камере появилась Олимпиада. Павсаний стоял за ней, сжимая в правой руке чадивший факел.

- Надо просто убить его, - пробормотал он.

- Рано, - отвечала Олимпиада. - Он может пригодиться нам, когда умрет Филипп.

На ее прекрасном и жестоком лице я видел неподвластные тысячелетиям глаза Геры.

- Зачем это он нам понадобится? - возмутился Павсаний.

- Ты осмеливаешься спорить?

Услышав металлические нотки в ее голосе, предатель сразу же сдался:

- Я только хотел сказать, что Орион чрезвычайно опасен. Нам следовало бы отделаться от него.

- После смерти Филиппа, - шепнула Олимпиада. - Тогда ты его получишь.

- Думаешь, я без этого не справлюсь? - жестко сказал Павсаний. - Или ты полагаешь, у меня не хватит духа, чтобы убить царя без всяких наград?

- Ну что ты, - усмехнулась она. - Только подожди своего часа. Все будет потом, я обещаю тебе.

Павсаний подошел ко мне:

- Отлично. Пусть будет потом, - и ногой свирепо ударил меня прямо в висок. Теряя сознание, я расслышал его слова: - Получи-ка должок.

33

Я преднамеренно оставался без движения. Тело мое лежало в вонючей камере, скованное по рукам и ногам, но ум бодрствовал и действовал. Я отправился в город творцов, единственное место, куда мог скрыться.

Глаза мои открылись, когда я оказался на травянистом холме над пустым и покинутым городом. Солнце сверкало над морем. Цветы качали головками, покоряясь мимолетному ветерку, деревья шелестели, как и сотни миллионов лет назад.

И все же я не мог приблизиться к городу. Снова невидимый барьер удерживал меня на месте.

Мне некуда было возвращаться - только в Македонию, назад в темницу, в скованное и беспомощное тело. Тем временем Гера толкала Павсания на убийство царя. Я не мог предупредить Филиппа и спасти его.

Или же у меня был выход? Если бы я только мог выбраться из камеры и доставить Филиппа сюда, в это исключенное из потока времени место!

Глубоко задумавшись, я расхаживал по ровному травянистому склону и наконец заметил, что каждый раз, когда я поворачивал от города, барьер переставал мне мешать.

Как часто творцы призывали меня сюда? Сколько раз переносился я из иных мест и времен в вечный город богоподобных потомков людей? Я даже научился перемещаться сюда без их помощи и ведома. Мог ли я взять Филиппа из Эги, перенести сюда хотя бы на короткий миг и предупредить?

Размышляя над этой проблемой, я как будто бы услышал очень слабые, едва уловимые отголоски смеха. Насмешливый, циничный хохот, казалось, говорил, что я никогда не передвигался по континууму без посторонней помощи, что у меня не хватит сил, чтобы переместить даже молекулу из одной точки пространственно-временного вектора в другую, а все, что я полагал совершенным мною, было сделано за меня одним из творцов.

"Нет, - безмолвно ярился я. - Все сделал я сам, своей собственной силой и волей". Аня говорила мне об этом в предыдущей жизни. Творцы опасались моей возраставшей силы, они страшились, что однажды я стану им равным, невзирая на то усердие, с которым они пытались остановить меня. Вот почему они стерли мою память, отослали в древнюю Македонию. Но они вновь просчитались. Я учился, развивался, набирался сил, невзирая на их предательство.

"Этот насмешливый хохот наверняка очередное их издевательство", уговаривал я себя, пытаясь пробудить в своем сердце уверенность.

- Я могу доставить Филиппа, - громко сказал я. - Я знаю, как это сделать, и у меня хватит сил и знаний.

И Филипп, царь Македонский, появился передо мной.

Он казался более раздраженным, чем испуганным. Царя едва прикрывал кусок тонкого полотна. Здоровый глаз его заморгал от яркого солнечного света, и я понял, что пробудил его ото сна.

- Орион, - сказал он без удивления.

- Да, мой господин.

Он огляделся:

- Где мы? Что это за город внизу?

- Мы далеко от Македонии. Считай, что ты видишь обитель богов.

Он фыркнул:

- Не слишком похоже на гору Олимп.

Тело Филиппа покрывали шрамы, старые вздутые белые рубцы виднелись на плечах и груди, уродливый свежий порез тянулся вдоль всего левого бедра. По ранам царя можно было читать историю всех битв, в которых ему пришлось участвовать.

- Павсаний сказал, что ты дезертир. А теперь получается, что ты еще и колдун?

Я хотел ответить, но вдруг понял, что Олимпиада показывала ему разные точки пространственно-временного вектора, как и мне. Оказавшись не в своей постели, а совершенно в другой части континуума, Филипп не испугался, потому что она проделывала это и прежде.

- Нет, я не колдун, - отвечал я. - Как и твоя жена.

- Бывшая жена, Орион. Поверь мне, она ведьма.

- Она показывала тебе другие места?

Царь кивнул:

- И не однажды, когда мы только что поженились. Она показывала мне, какой могущественной станет Македония, если я буду следовать ее советам. Он уставился на меня здоровым глазом. - Так, значит, ты с ней в союзе?

- Нет, совсем наоборот.

- Но ты обладаешь такой же силой, что и она!

- Нет, - возразил я. - Увы, она куда более могущественна, чем я.

- Она сильнее всех, - пробормотал он.

- И хочет убить тебя.

- Я знаю. И знал это многие годы.

- Но на сей раз...

Он поднял руку, чтобы остановить меня:

- Более не говори об этом, Орион. Я знаю о ее планах. Я стал для нее бесполезен. Настала пора Александру воплощать в жизнь ее стремления.

- Ты хочешь умереть?

- Нет, не особенно. Но каждый человек когда-нибудь умирает, Орион. Рано или поздно. Я сделал то, что она от меня хотела. И теперь она, как самка паука, должна пожрать самца.

- Но этого можно избежать, - возразил я.