СОЗВЕЗДИЕ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей

Послезавтра старт. От одной мысли замирает сердце. Трудно охватить умом то, что под силу лишь чувствам: они быстрее и охотнее отзываются даже на малейшую надежду, на самую фантастическую возможность.

Неретин сорвал пушистую метелку тимофеевки и стал внимательно рассматривать ее. Придраться не к чему — точная копия. Он уже сто раз самым добросовестнейшим образом изучал все эти цветы и не мог понять, откуда, из каких непознанных глубин, пришло к людям такое ощущение фальши. Тут, пожалуй, немалую роль играло то таинственное чувство, которое дарила мать-Земля своим сыновьям, прощаясь с ними на долгие годы.

Раньше Неретин любил покусывать тонкий стебелек тимофеевки. А вот эту не мог…

Подошли Сергей с Граттом, уселись напротив.

— Сбежал я от болтунов, Александр Ильич, — сказал Гратт. — Мы не понимаем, чего хочет ваш Ченцов! Замучил Данилина…

Сергей действительно выглядел замученным. Даже похудел.

Неретин неохотно поднялся. У него лишь при первой встрече хватило духа назвать этого двойника товарищем Граттом. А потом — ни в какую, ни по имени, ни по отчеству. Просто «вы», и все. Хоть лопни.

— Тут и понимать нечего, — сказал он сдержанно. — Мы хотим через вас наладить контакт с гостеприимными хозяевами планеты.

— Ну вот, и вы тоже… — Нервное, пористое лицо Гратта будто погасло. Резче обозначились морщины.

Н-да. Тут, пожалуй, тупик. Скорее всего друзья-аборигены не видят такой возможности. А жаль. Очень жаль!

Гратт смотрел на черневший в синеве нос корабля.

— Лучше думайте о долгожданном старте, — сказал он, потирая сухие, жилистые руки. — Мы сделали все зависящее от нас и даже больше.

— Спасибо, — кивнул Неретин. — А может быть, и вы полетите с нами?

— Нет, Александр Ильич. Нет. Я должен остаться здесь. — Гратт неожиданно улыбнулся: — В пути вам встретятся кое-какие неожиданности. А на финише ждет большой сюрприз.

Неретин поежился, словно за воротник попала холодная капля, и принялся ощупывать свой шрам:

— Не люблю я сюрпризов…

— Даже приятных?

— Ну, приятные, конечно… Да ведь кто знает, что ждет нас завтра?

— Я знаю. — Гратт закрыл глаза, и его тонкие губы снова растянулись в улыбке от какой-то тайной, но безусловно доброй мысли.

Хозяева Малахитовой планеты не обманули землян. Такая мысль возникла уже после того, как прозрел штурман Шарков — именно в той точке чужого пространства, где был ослеплен. Это приятное событие само по себе доказывало, что «Луч» шел потоком обратного времени.

Все с нетерпением ждали, когда удастся отремонтировать вышедшую из строя рацию. Когда же она наконец заработала, первое, что услышали космонавты, было их собственное сообщение, адресованное Земле еще на пути к коллапсару. Потом второе, третье… И только при пересечении орбиты Плутона, после тщательных расчетов, командир объявил экипажу, какой именно сюрприз имел в виду двойник Гратта: «Луч» прибудет на Землю в день своего старта — с разницей всего в несколько часов!

Андрей Балабуха

НА ПОРОГЕ

Фантастический рассказ

Чем больше времени проходит со дня, когда явилось нам «Усть-Уртское диво», тем чаще вспоминаю и думаю я о нем. Интересно: происходит ли то же с остальными? Как-нибудь, когда все мы соберемся вместе, я спрошу об этом. Впрочем, все мы не соберемся никогда. Потому что… Наверное, это я должен был пойти туда, но тогда у меня просто не хватило смелости. Да и сейчас — хватит ли? Не знаю. К тому же это неразумно, нерационально, наконец, просто глупо, в чем я был уверен еще тогда, остаюсь убежден и сейчас. И все же… Если бы я знал, что «все же»!

«Усть-Уртское диво»… О нем говорили и писали немного. Была статья в «Технике-молодежи», в разделе «Антология таинственных случаев», с более чем скептическим послесловием; небольшую заметку поместил «Вокруг света», «Вечерний Усть-Урт» опубликовал взятое у нас интервью, которое с разнообразными комментариями перепечатали несколько молодежных газет… Все это я храню. В общем, не так уж мало. И в то же время — исчезающе мало. Потому-то я и хочу об этом написать.

Зачем? Может быть, в надежде, что, описанное, оно отстранится от меня, отделится, уйдет, и не будет больше смутного и тоскливого предутреннего беспокойства. Может быть, чтобы еще раз вспомнить — обо всем, во всех деталях и подробностях, потому что, вспомнив, я, наверное, что-то пойму, найду не замеченный раньше ключ. Может быть, ради оправдания, ибо порой мне кажется, что все мы так и остались на подозрении… Впрочем, не это важно. Я хочу, я должен написать.

Как всегда, разбудил нас в то утро Володька. Хотя «всегда» это слишком громко сказано. Просто за пять дней похода мы привыкли уже, что он первым вылезает из палатки — этакий полуобнаженный юный бог — и, звучно шлепая по тугим крышам наших надувных микродомов, орет во всю мочь:

— Вставайте, дьяволы! День пламенеет!

И мы, ворча, что вот, не спится ему, и без того, мол, вечно не высыпаешься, так нет же, и в отпуске не дают, находятся тут всякие джек-лондоновские сверхчеловеки, выбирались на колючую прохладу рассвета.

Но на этот раз нашему возмущению, ставшему, признаться, скорее традицией, принятой с общего молчаливого согласия игрой, не было предела. Потому что день еще и не собирался пламенеть, и деревья черными тенями падали в глубину неба.

— Ты что, совсем ополоумел? — не слишком вежливо осведомился Лешка и согнулся, чтобы залезть обратно в палатку.

Я промолчал. Не то чтобы мне нечего было сказать: просто я еще не проснулся до конца, что вполне понятно после вчерашней болтовни у костра, затянувшейся часов до трех. Промолчали и Толя с Наташей — думаю, по той же причине. Все-таки будить через два часа — это садизм.

— Сам сейчас ополоумеешь, — нагло пообещал Володька. — А ну-ка, пошли, ребята!

Хотя Володька был самым младшим из нас, двадцатилетний студент, мальчишка супротив солидных двадцатисемилетних дядей и тетей, но командовать он умел здорово. Было в его голосе что-то заставившее нас пойти за ним даже без особой воркотни. К счастью, идти пришлось недалеко, каких-нибудь метров сто.

— Эт-то что за фокусы? — холодно поинтересовался Лешка и пообещал: — Ох, и заработаешь ты у меня когда-нибудь, супермен, сердцем чую…

— А хороший проектор, — причмокнул Толя. — Где ты его раздобыл?

Действительно, первое, что пришло нам в головы, — это мысль о проекторе. И естественно. Между двумя соснами был натянут экран, а на нем замер фантастический пейзаж в стиле Андрея Соколова. Четкость и глубина изображения вполне оправдывали Толино восхищение. Казалось, между соснами-косяками открылась волшебная дверь, ведущая в чужой мир, над которым багровое солнце заливало густым, словно сжиженным светом темный песок, волнами уходивший вдаль — туда, где вычертились в изумрудно-зеленом небе горы, внизу неопределенно-темные, не то исчерна-синие, не то иссиня-зеленые, увенчанные алыми снежными шапками. Справа высунулась из песка густо-фиолетовая скала, отбрасывавшая изломанную, изорванную даже, пожалуй, черно-зеленую тень. Формой она походила на морского конька, только сильно стилизованного. И в этой тени неощутимо чувствовалось что-то: не то куст, не то щупальца какого-то животного.

— А впечатляюще… — Наташа знобко передернула плечами. — Молодец, Володька, днем бы это не смотрелось!

— Да при чем здесь я! — Володька обиделся. — Я из палатки вылез, отошел сюда, увидел — и побежал вас, чертей, будить!

— А проектор сюда господь бог принес? — невинно полюбопытствовал Лешка.

— В самом деле, Володька, хватит, — поддержал я. — Поиграли — и будет. Мы не в обиде, картинка великолепная…

— Дался вам этот проектор! Да где он? Где? И где его луч?