Антология советской фантастики

Я еще раз перечитал добавление к гипотезе физика: «Не исключена возможность, что взрыв произошел не в урановом метеорите, а в межпланетном корабле, использовавшем атомную энергию. Приземлившиеся в верховьях Подкаменной Тунгуски путешественники могли разойтись для обследования окружающей тайги, когда с их кораблем произошла какая-то авария. Подброшенный на высоту пяти километров, он взорвался. При этом реакция постепенного выделения атомной энергии перешла в реакцию мгновенного распада урана или другого радиоактивного топлива, имевшегося на корабле в количестве, достаточном для его возвращения на неизвестную планету».

ВЛАДИМИР САВЧЕНКО

ВТОРАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ НА СТРАННУЮ ПЛАНЕТУ

Косматый пылающий диск Ближайшей стремительно погружался за желто-красные зазубрины горизонта. Вместе с ней торопливо ныряли за скалы окрестные звезды. Вся ослепительная пиротехника заката длилась не более минуты.

Разведывательная ракета стояла наклонясь на каменистой площадке. В кабине было тихо и темно, хотелось молчать.

Вверху засветился овальный экран, на нем показалось продолговатое лицо телеметриста Патрика Лоу, дежурного по звездолету:

— Капитан, они снова что-то передавали о нас! Удалось записать. Смотрите замедленную запись.

Экран мигнул. Появились расплывчатые светлые линии, затем замелькали быстрые и яркие, как вспышки, изображения.

Вот их ракета-разведчик медленно планирует в магнитном поле над поверхностью Странной планеты. Абстрактный пейзаж из разноцветных скал и камней. Вот они — Антон Новак и Сандро Рид — неуклюже выпрыгивают из люка ракеты на площадку. Бредут, опустив головы в прозрачных шлемах, наклоняются, что-то поднимают… Вот они приникли к скале в нелепо напряженных позах.

— Все это было и так и не так, — заметил Сандро.

Вот именно. Они высадились, ходили, наклонялись, приникали к скалам все это было. Однако изображения, появлявшиеся сейчас на экране, не были ни фотографиями с натуры, ни кинорепортажем — все выглядело гораздо выразительнее, яснее. И еще было в них нечто-то нечто, которое заставляет человека подолгу смотреть на самую заурядную по сюжету картину талантливого художника; в жизни прошел бы и не заметил, а так — стоишь, смотришь, вникаешь. Это нечто — точная обобщающая мысль, которую художник потому и изображает красками и линиями, что ее не выразить словами… И в изображениях на экране тоже была какая-то мысль. Но какая?

— Антон, а прошлый раз, в первую экспедицию, было такое?

— Нет.

Новак вздрогнул от неожиданности: из экрана к нему приблизилось его же лицо, упрощенно, но точно схваченное немногими штрихами. Это был гениальный живой рисунок, и Антону стало но по себе, когда он всмотрелся в него. «О природа, неужели у меня такие недобрые глаза, такая безапелляционно властная складка губ!.. Самодур какой-то, а не капитан звездолета». Лицо вдруг перекосила ужасная гримаса, потом оно паралитически задергалось, сократилось, как мяч, на который наступили ногой. Исчезло. Сандро хихикнул.

— Это вчера, когда их «ракетка» пикировала на меня, — пробормотал Новак. — Ага, вот и ты!

Сандро Рид на экране разыграл такую пантомиму, на какую Сандро Рид в жизни не был способен. Карикатурно шаржированные штрихами движения губ, глаз, подбородка, повороты головы рассказали все о нем: и что он еще молод, невинен и восторжен, что он преклоняется перед капитаном и побаивается его, и что он скучает по Земле, по дому, и что он болезненно самолюбив и мнителен. «Комики, тоже мне! Какое их дело…» — хмуро проворчал Рид.

На экране тем временем появилась целая группа: Максим Лихо, Патрик и Юлий Торрена. Мелькнули какие-то упрощенные разноцветные изображения. Потом в овал экрана влетела «ракетка»: были отчетливо видны четыре острых выступа на носу, частые ребристые полосы вдоль фюзеляжа, оканчивающегося тремя плоскими треугольными выростами, похожими на стабилизатор бомбы крупного калибра.

— Я не понимаю одного: зачем у «ракеток» хвостовое оперение? — молвил Сандро. — Ведь планета не имеет атмосферы.

— Хм… а все остальное ты понимаешь?

— Смотри!

«Ракетка» исчезла. На экране появилось сосредоточенное лицо Ло Вея без шлема и на фоне звезд. Экран погас.

— Но Ло Вей ведь не опускался на планету! Как же?…

— Значит, они наблюдают и за «Фотоном». Он не раз выходил наружу, проверял рефлекторы.

— Наблюда-ают… — протянул Сандро. — Что же они сами-то прячутся? Боятся нас, что ли? Где они? И какие они?

Телепередача и слова Рида снова всколыхнули в душе Новака досаду и самые недобрые чувства к этой Странной, будь она неладна, планете. Он уже ясно понимал, что и вторая экспедиция сюда закончится, как и первая, ничем. Ну, будет масса мелких наблюдений, которые обрадуют гравитологов, магнитологов и космологов… но главная цель, из-за которой летели контакт с иной цивилизацией, — не будет достигнута. «Не желают они вступать с нами в контакт — что тут поделаешь? А на Земле нас ждут… Как стыдно будет вернуться ни с чем!..»

— Скажи, Анти, а в первую экспедицию здесь тоже были «ракетки»?

— Нет. Были «самолетики» — с крыльями. Они летали, опираясь на атмосферу. Была здесь довольно плотная атмосфера из инертных газов. Красивейшие переливчатые закаты и восходы Ближайшей были — красно-зеленые, радужные… Когда мы прилетели сюда второй раз, я подумал, что мы ошиблись планетой! Но других-то планет здесь и близко не найдешь.

— Действительно… за каких-то двадцать лет не стало атмосферы. А ведь инертные газы не могли соединиться с почвой. Да и почвы, как таковой, здесь нет… Скажи, а вы тот раз не пробовали изловить или посадить эти «самолетики»?

Новак помолчал, сказал глухо:

— Пробовали. Из-за этой затеи погибли Петр Славский и Анна. Они поднялись на вертолете развесить металлическую сеть. «Самолетики» разбили винт вертолета.

— Антон… скажи: а ты очень любил ее? Анну?

Новак пошевелился в темноте, но ничего не ответил. Сандро смутился.

— Извини, Антон, я глупо спросил… Я ведь еще никого не любил, понимаешь?

В этот момент полуторачасовая ночь кончилась. Ближайшая резво вылетела из-за горизонта. Через задний иллюминатор в кабину хлынул прожекторный сноп света. Он резкими, без полутонов контурами изваял из темноты две сидящие в креслах фигуры. Одна — массивная, с крепко посаженной между широких плеч головой; короткие седые волосы сверкнули мраморными завитками, глаза запали в черные тени от надбровий. Вторая юношески стройная — откинулась в кресло; свет ясно очертил профиль: крутой лоб, тонкий нос с небольшой горбинкой, мягкие черты губ и подбородка.

Лучи выхватили из тьмы часть пульта с приборами, стойку с полупрозрачными, нескладными, как манекены, скафандрами, квадрат обитой кожей стены.

Скалы за окном вспыхнули, засверкали гранями.

Новак встал.

— Собирайся, Малыш, пойдем, — он усмехнулся, — искать следы материальной культуры. Черт побери, если есть культура, должны же быть какие-то следы! — Он наклонился, поворошил черные кудри на голове Рида. Эх, ты! Разве можно любить «не очень»?

Планета вращалась так стремительно, что у экватора центробежная сила почти уравновешивала тяготение. В средних широтах, где опустилась разведочная ракета, быстрое вращение Странной вызывало своеобразный гравитационный эффект: стоять на поверхности можно было, только наклонясь градусов под пятьдесят в сторону полюса. Новак и Рид карабкались по скалистой равнине, вздыбившейся горой до горизонта, рассматривали в бинокли окрестности, ворошили камни под ногами и в выемках.

Этот поиск был безуспешен, как и предыдущие. Здесь — как и более чем в пятидесяти иных исследованных ими местах планеты — не обнаруживалось никаких намеков на «культурный слой»: на скопления мусора, отбросов и обломков, которые неизбежно остаются там, где хоть ненадолго располагаются разумные существа.

В шлеме Новака мигнул красный вызов звездолета.