Рассказы. Миры Гарри Гаррисона. Том 13
Рассказы. Миры Гарри Гаррисона. Том 13 читать книгу онлайн
Harrison Harry. Short Stories: War with the Robots. 1963.
Harrison Harry. Two Tales and Eiqht Tomorrows. 1965.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Теперь за работу, — сказал Торренс, протягивая руку за плюшевым медведем.
Его тонкие красные губы резко выделялись на фоне бороды. Мишка шевельнулся у него в руках, пытаясь вырваться, и темные глаза-пуговки забегали из стороны в сторону.
— Хочу обратно к Дэви, — произнес плюшевый мишка тоненьким голоском.
— Отдай его мне, — сказал отец мальчика. — Он знает меня и не будет капризничать.
Отца звали Ньюмен, и он, как и Торренс, был доктором политологии. В настоящее время оба доктора оказались без работы — правительство, несмотря на их очевидные заслуги и научные достижения, не желало принимать их на службу. В этом ученые походили друг на друга; внешне же они резко отличались один от другого. Торренс был невысоким, коренастым и походил на медведя, хотя и маленького. Он весь зарос черными волосами — пышная борода, начинавшаяся от ушей и падавшая на грудь, кисти рук, покрытые обильной растительностью, ползущей из-под рукавов рубашки.
Торренс был брюнетом, а Ньюмен — блондином; первый — низкий и коренастый, второй — высокий и худой. Ньюмен сутулился — характерная черта ученого, привыкшего проводить долгие часы за письменным столом, — и уже начал лысеть, оставшиеся тонкие волосы кудрявились золотистыми завитками, напоминавшими кудряшки мальчика, спавшего сейчас в своей кроватке на втором этаже. Он взял игрушечного мишку из рук Торренса и пошел к двери. Там, в комнате с задернутыми шторами на окнах, их ждал Эйгг.
— Давай скорее, — резко бросил Эйгг, когда они вошли в комнату, и протянул руку за плюшевым мишкой.
Эйгг всегда отличался поспешностью и несдержанностью. Его широкую тяжеловесную фигуру туго обтягивал белый халат. Он не нравился Ньюмену и Торренсу, но обойтись без него было невозможно.
— Зачем так... — начал Ньюмен, но Эйгг уже выхватил игрушку у отца ребенка. — Ему не понравится такое обращение, я знаю это...
— Отпустите меня! Отпустите меня... — в отчаянии взвизгнул плюшевый мишка.
— Это всего лишь машина, — холодно ответил Эйгг, положил игрушку на стол лицом вниз и протянул руку за скальпелем. — Ты — взрослый человек и должен вести себя более сдержанно, разумно, сдерживать свои эмоции. А ты поддался чувствам при виде плюшевого медведя, вспомнив, что в детстве у тебя был такой же, друг и верный спутник. Это всего лишь машина.
Быстрым движением он раздвинул искусственный мех на спине плюшевого медведя и прикоснулся к шву — в тельце игрушки открылся широкий разрез.
— Отпустите.., отпустите... — молил мишка, и лапы беспомощно дергались.
Торренс и Ньюмен побледнели.
— Господи...
— Эмоции. Держи себя в руках, — произнес Эйгг и ткнул внутрь разреза отверткой.
Послышался щелчок, и игрушка прекратила двигаться. Эйгг принялся отвинчивать пластинку, закрывавшую доступ к сложному механизму.
Ньюмен отвернулся и вытер платком мокрое от пота лицо. Эйгг совершенно прав. Нужно держать себя в руках, не поддаваясь эмоциям. В конце концов, это действительно всего лишь игрушка. Как можно терять контроль над собой, когда на карту поставлено так много?
— Сколько времени тебе потребуется? — спросил он, глядя на часы. Они показывали ровно девять вечера.
— Мы уже обсуждали данный вопрос несколько раз, и это никак не может изменить положение дел. — Голос Эйгга был бесстрастным, лишенным всяческих чувств, — все его внимание сосредоточилось на механизме внутри корпуса игрушечного медведя. Он уже снял защитную пластинку и рассматривал механизм через увеличительное стекло. — Я провел эксперименты с тремя украденными плюшевыми мишками, фиксируя время, потраченное на каждый этап работы. В мои расчеты не входит время, необходимое, чтобы извлечь ленту и вставить ее обратно, — для этого требуется всего несколько минут. А вот на прослушивание ленты и изменение записи на отдельных участках уйдет чуть меньше десяти часов. Мой лучший результат отличался от худшего всего на пятнадцать минут, что не имеет большого значения. И можно с уверенностью сказать... А-а-а.., вот они... — Эйгг замолчал, осторожно извлекая крошечные бобины с магнитной лентой, — что на всю операцию уйдет десять часов.
— Это слишком долго. Мальчик обычно просыпается в семь утра, и к этому времени нужно успеть вернуть плюшевого мишку на место. Дэви ни при каких обстоятельствах не должен заподозрить, что игрушка отсутствовала всю ночь.
— Ответственность за эту часть операции ложится на тебя — придумай что-нибудь. Я не могу спешить и потому рисковать испортить работу. А теперь молчите и не мешайте.
Оба доктора политологии сидели и молча смотрели, как Эйгг вставлял бобину в сложный аппарат, который был тайно собран в этой комнате. Ничего другого им не оставалось, поскольку они ровным счетом ничего не смыслили в этом.
— Отпустите... — донесся из динамика пронзительный голосок, затем последовали помехи. — Отпустите.., бззт.., нет, Дэви, ты не должен.., папе это не понравится.., вилку нужно держать в левой руке, нож — в правой.., бззт.., тебе придется вытереть.., хороший мальчик, хороший мальчик, хороший мальчик...
Голосок шептал и уговаривал; часы шли один за другим. Ньюмен уже несколько раз ходил на кухню за кофе, и перед рассветом Торренс заснул в своем кресле и тут же проснулся, виновато глядя по сторонам. Один лишь Эйгг продолжал работать без малейших признаков усталости или напряжения: его пальцы двигались точно и размеренно, подобно метроному. Тонкий голосок доносился из динамика в тишине ночи, словно голос призрака...
— Готово, — произнес Эйгг, зашивая мохнатую ткань аккуратными хирургическими стежками.
— Так быстро у тебя еще никогда не получалось. — Ньюмен с облегчением вздохнул. Он взглянул на экран, на котором была видна детская. Мальчик все еще спал — это было отчетливо видно в инфракрасных лучах. — Все в порядке. Теперь мы сможем без труда подменить плюшевого мишку. А с лентой все в порядке?
— Да, ты же слышал. Сам задавал вопросы и получал ответы. Я скрыл все следы изменений, и если ты не знаешь, где искать, не найдешь ничего. В остальном банк памяти и инструкции не отличаются от других таких же. Я изменил только одно.
— Надеюсь, нам никогда не придется воспользоваться этим, — заметил Ньюмен.
— Я даже не подозревал, что ты такой сентиментальный.
Эйгг повернулся и взглянул на Ньюмена. Лупа все еще торчала у него в глазу, и увеличенный в пять раз зрачок смотрел прямо в лицо.
— Нужно побыстрее положить плюшевого мишку на место, — вмешался Торренс. Мальчик только что пошевелился.
Дэви был хорошим мальчиком, а когда подрос, стал хорошим учеником в местной школе. Даже начав учиться, он не забросил своего плюшевого друга и каждый вечер разговаривал с ним, особенно когда делал уроки.
— Сколько будет семью семь, мишка? Мохнатая игрушка закатывала глаза и хлопала короткими лапами.
— Дэви знает.., не надо спрашивать своего мишку, когда Дэви знает сам.
— Знаю, конечно, — просто хочу убедиться, что и ты знаешь. Семью семь будет пятьдесят.
— Дэви.., правильный ответ сорок девять.., тебе нужно больше заниматься, Дэви.., мишка дает хороший совет...
— А вот и обманул тебя! — засмеялся Дэви. — Заставил дать верный ответ!
Мальчик все легче обходил ограничения, введенные в достаточно примитивный банк памяти робота, поскольку он взрослел, а плюшевый мишка был предназначен для того, чтобы отвечать на вопросы маленького ребенка. Словарный запас игрушки и ее взгляд на жизнь были рассчитаны на малышей, потому что задача плюшевых медведей заключалась в том, чтобы научить ребенка правильно говорить, познакомить с историей, помочь усвоить моральные принципы, пополнить словарный запас, обучить грамматике и прочему, необходимому для проживания в человеческом обществе. Эта задача решалась очень рано, когда взгляды ребенка и его отношение к жизни только формировались, а потому плюшевые медведи говорили просто, ограниченно. Однако такое воспитание было весьма эффективным — дети навсегда запоминали уроки, преподанные им любимыми игрушками. В конце концов дети перерастали своих любимцев, и плюшевых мишек выбрасывали за ненадобностью, но к этому времени работа уже была закончена — детское мировоззрение сформировано окончательно.