Седой капитан

— На время своего отсутствия я поручил Хосе Фрэнко присматривать за выполнением инструкций. Уверен, что дополнительная проверка не помешает, господин начальник.

— Ладно, ладно, показывайте, что здесь и как, – благодушно ответил Кабанерос.

Хуанес сделал знак рукой.

Хосе Фрэнко пропустил их вперед и пошел следом.

— Как гранатный отряд? – Спросил Кабанерос.

— Расположен группами в назначенных местах, – четко ответил Мигель Хуанес. – Проверено? – Коротко спросил он у Фрэнко.

— Так точно, господин Хуанес, – отрапортовал тот. И уже тихо, хитро улыбаясь, добавил: – Я и себе взял на всякий случай две эти игрушки. Он указал на две ручные гранаты странной неправильной шаровидной формы, которые висели у него на поясе. Они были неказистые, серые, неуклюжие.

Это была такая же техническая новинка, как и противомагнитные затворы на орудиях. По приказу предусмотрительного генерала Альдумеро да Хуранито, конструкторы военного завода срочно изготовили пробную серию ручных гранат с оболочками без металла. Их оболочки были сделаны из очень твердой пластмассы. Была надежда, что электрическая защита «Люцифера» будет не способна отбросить эти немагнитные гранаты.

Посетители шли теперь по коридору самой тюрьмы. Большое каменное здание тюрьмы было, собственно, только гигантским футляром, внутри которого, на некотором расстоянии от стен, располагались камеры для заключенных. По сторонам проходили железные платформы с перилами, переходы, куда открывались двери камер. Даже если бы заключенному удалось продолбить каменную стену своей камеры, на что нужны были бы годы работы, все равно он оказался бы не за стеной тюрьмы, а в одном из внутренних коридоров или железных переходов, где постоянно дежурили жандармы. Нет, бежать из Сан–Сальвадора было невозможно, это было известно каждому. Поэтому история тюрьмы за все время ее существования не знала подобных случаев.

— Не желает ли господин начальник осмотреть камеру Педро Дорильо? – Спросил Мигель Хуанес. – Она здесь, поблизости.

Карло Кабанерос молча кивнул головой. Хосе Фрэнко подал знак охраннику, стоявшему неподалеку. Тот привычными бесшумными шагами подошел к железной двери, на которых висела табличка с надписью «№ 306», и отодвинул небольшую, железную заслонку. Открылся маленький глазок. Начальник полиции с любопытством заглянул в него.

В продолговатой без окон камере, которая освещалась яркой электрической лампочкой под потолком, возле привинченного к полу стола на привинченном же табурете сидел неподвижно коренастый человек в арестантской одежде. Подперев голову руками, он смотрел прямо перед собой, в каменную стену, глубоко задумавшись. Видимо, глазок открывался очень тихо, потому что заключенный не услышал ничего и даже не повернул головы. Это был Педро Дорильо.

Начальник полиции тихо спросил:

— Он так ничего и не сказал до сих пор, не признался ни в чем?

— Очень упрямый человек, господин начальник. Молчит, – так же тихо доложил Хосе Фрэнко.

— А может, он действительно ничего не знает, черт его разберет, – уже громче сказал Карло Кабанерос, выпрямляясь.

Охранник задвинул глазок заслонкой.

Начальник полиции пошел дальше. Небрежно махнув рукой в сторону камеры № 306, он сказал:

— А впрочем, все равно, знает он что‑либо или не знает. Нам он сейчас нужен для другого. В качестве приманки, хо–хо! Между прочим, – обратился он к Мигелю Хуанесу, вы заметили, какой он крепкий? По такой шее надо очень хорошо ударить, чтобы перерубить ее с одного раза, даже тяжелым топором, хо–хо !..

Мигель Хуанес незаметно поморщился его интеллигентная натура не переносила подобных шуток. Зато Хосе Фрэнко позволил себе широко улыбнуться: высказывание начальника полиции пришлось ему по вкусу…

Широкая железная платформа привела почетных посетителей во внутренний двор – место кровавой казни заключенных. Автоматические двери здесь открывались только тогда, когда два охранника одновременно нажимали на рукоятки с обеих сторон. Это было сделано везде в Сан–Сальвадоре, чтобы заключенный, если бы ему удалось вырваться из рук охраны, сам не смог бы открыть дверь. Начальник полиции осмотрел двор с большим помостом в центре и кивнул еще раз головой – все в порядке.

— Теперь можно зайти и к коменданту тюрьмы, – сказал он благодушно, – а то он и обидеться может, за то, что мы решили сделать осмотр сами, без него. А потом уже поедем обратно. Здесь, как будто все подготовлено хорошо, к нашему возвращению утром ничего же не случится, а?

— Будьте уверены, господин начальник. – Мигель Хуанес посмотрел в сторону Хосе Фрэнко. Тот выразительно положил руку на одну из гранат, висевших на поясе. И Хуанес закончил с уверенностью: – Все наготове – и снаружи, и внутри тюрьмы, господин Кабанерос!

Когда они, уже после разговора с комендантом Сан–Сальвадора, выходили из ворот, Мигель Хуанес поделился с Карло Кабанеросом своими мыслями:

— Педро Дорильо, господин начальник, конечно, сам по себе не имеет значения. Как вы правильно сказали, это только приманка в нашей ловушке. Но наверняка у Седого Капитана есть какие‑нибудь сообщники, которые сообщают ему обо всем, что происходит в столице…

— Ну и что?

— Боюсь, господин начальник, как бы эти сообщники не сообщили ему об этих наших приготовлениях. Тогда все это вновь может не дать результатов. Ведь не такой он дурак, чтобы сознательно лезть в ловушку ради какого‑то Педро Дорильо…

Карло Кабанерос с сожалением посмотрел на своего особо уполномоченного:

— Хуанес, я не узнаю вас! Разве мало мы с вами говорили о характере Эрнана Рамиро, Седого Капитана? О его уверенности и самолюбии? Именно на этом и обосновал свой ​​замысел генерал да Хуранито, друг мой! Ах, какой он проницательный, умный человек! Он понял сразу, какие именно черты характера следует использовать у Эрнана Рамиро. Ударить по самолюбию, вот что! Разбередить его! Это на него влияет, как красный тряпка на быка, хо–хо! И здесь ошибки быть не может. Ручаюсь вам, что министр прав: Эрнан Рамиро уже наверняка прочитал наше объявление! Недаром же я распорядился расклеить его даже в самых глухих уголках, хо–хо! И это объявление, также ручаюсь вам, довело Седого Капитана до бешенства. Теперь он, видимо, уже мчится на своем «Люцифере» в столицу, в Кодуранцу, в Сан–Сальвадор, чтобы доказать всем, какой он отважный, что, мол, его ничто не может остановить, если он что‑то решил. А решил он конечно: защитить своего сообщника, помочь ему, спасти его! Хо–хо–хо! А нам это и надо, только это!

2. Иди прочь, Валенто Клаудо!

Луна заливала своим прозрачным, причудливым светом скалы и отдельные высокие сосны, мимо которых проходил Валенто Клаудо. Следом за ним шли Алесь и Марта. Глубокие черные тени падали от деревьев на тропу, и тогда казалось, что она исчезала, что юноша и девушка идут куда‑то в неизвестный, призрачный край, откуда сквозь тишину сюда только изредка доносился заунывный крик какой‑то ночной птицы. И действительно, разве они знали, куда вел их Валенто?

С того самого времени, как они вышли из «Люцифера», Валенто Клаудо упорно молчал. Хотя Алесь несколько раз и обращался к нему, он отделывался отрывистыми ответами и вновь умолкал. Юноша чувствовал, что его что‑то очень гнетет. Так проходили минуты. Гнетущее тяжелое настроение не покидало и Алеся. Он слышал, как время от времени рядом с ним вздыхает Марта, и тогда юноша мягко касался ее плеча, девушка поворачивала к нему голову и коротко кивала, как бы говоря: да, да, ты хочешь меня подбодрить, я понимаю, но не надо, это все равно ничему не поможет… и вновь склоняла голову, погружаясь в свои мысли.

Так они шли все дальше и дальше.

И только когда перед ними открылась широкая долина, в которой среди деревьев можно было заметить небольшие строения какой‑то небогатой фермы, Валенто Клаудо остановился и повернулся к своим спутникам. Видимо, как раз в это время он пришел к определенным выводам в тяжелых раздумьях, которые владели им до сих пор.