Роман с Хаосом

В общем пахло вот чем (в порядке интенсивности): гарью, трупами, нефтью, пеплом, дерьмом, дымом, какой-то невыразимо мерзкой химией и еще чем-то, чему я не осмеливаюсь подобрать названия. Я немедленно опустил на лицо шерстяную маску, чтобы хоть немного оборониться от букета столь резких и тошнотворных запахов, но это помогло лишь отчасти. Подумалось, что не худо бы облачиться в скафандр.

Мы стояли посреди обгорелых и засыпанных толстым слоем серого пепла останков нашего драгоценного Дома. Вместо клумб в палисаднике — вонючие лужи с радужными разводами. На месте сарая видны голые остья каркаса и — увы, увы! — черный скелет нашей коровы Ромашки. Череп, это хорошо заметно, разбит почти вдребезги какими-то корявыми осколками.

В общем, пожарище. Но то, что теперь окружало Дом (бывший Дом…) поразило нас куда больше.

Ни дать, ни взять — Хиросима. Развалины зданий, оборванные провода, погнутые фонарные столбы. Кое-где видно зарево — значит, бушуют пожары. Улица направо завалена сгоревшими автомобилями, заметен подбитый танк. Асфальт улицы слева раскурочен воронками и оплавлен плазменными разрядами. Окна, разумеется, все выбиты, а единственная уцелевшая занавеска болтается грязной мокрой тряпкой.

И дождь. Точнее, дождь с колючим, невероятно холодным снегом. Порывы резкого, свистящего ветра забираются под полы и капюшоны наших теплых курток.

— Тео! — Дастин потянул меня за рукав. — Посмотри на это! Жуть какая!

Мы подошли к «танку», который по ближайшему рассмотрению оказался тяжелым транспортером для переброски подразделений пехоты в условиях боевых действий. Проплавленная дырка в борту. Под разорванными гусеницами — человеческие кости в обрывках гнилых одежд. Один скелет детский — ребенок до сих пор сжимал в пальчиках что-то похожее на перочинный нож. От кого он пытался защититься?

Мусор, осколки стекла, битый кирпич, обожженные книги… У края дороги, на поребрике валяется старинный и разбитый вдребезги компьютерный монитор да несколько обугленных печатных плат. Вероятно, здесь некогда находился магазин электроники, каковой был подвержен бессмысленному разграблению.

— Напоминает Кельн, после бомбардировок союзников во время Второй мировой, — тихо сказал Дастин. — Я фильм видел. Смели громадный город за одну ночь…

Я аж присел, когда взвыла сирена — тяжело, рыдающе но очень грозно. Ага, значит жизнь в этом городе мертвецов еще теплится. Выло неподалеку, звук доносился сверху и приближался.

— Черт! Видишь, летит? — Дастин указал вправо, повыше стен обугленных зданий. — Что это такое? Никогда не видел подобных аппаратов!

Летело оно медленно, шаря по земле лучами ярких прожекторов. Длинный тонкий фюзеляж, два широких квадратных крыла, заканчивающихся торпедообразными утолщениями. Килей — целых четыре, опускаются вниз и поднимаются над фюзеляжем наподобие крылышек бабочки. Мелькают навигационные огоньки и мерцает острый колпак кабины. Двигается воздухоплавательное сооружение странно — вперед и чуть вбок, словно огромное насекомое, вроде осы. И, что характерно, штуковина летит абсолютно бесшумно — только установленная на борту сирена вопит.

— Не видишь опознавательные знаки? — шепотом спросил Дастин, хотя из-за сирены можно было орать в голос. — Кто это может быть?

— Марсиане, — огрызнулся я. — Не нравится мне этот мирок, чувствую опасность. Но если Хозяин нас сюда забросил, значит!.. Ложись, оно прямо к нам летит!

Летучее чудовище зависло почти точно над нами, а я сгреб напарника в охапку и нырнул за гору битого кирпича.

— ВНИМАНИЕ ГРАЖДАНСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ! — сирена стихла, вместо нее чудовищной мощи динамик заговорил по-английски. — ВОЕННАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ ОКРУГА «БАЛТИЯ» ПРЕДЛАГАЕТ НЕМЕДЛЕННО УКРЫТЬСЯ В СВЯЗИ С ПРОВЕДЕНИЕМ СПЕЦИАЛЬНОГО МЕРОПРИЯТИЯ НА ЛИНИИ БАЛОЖИ-СИГУЛДА-ЦЕСИС!

— Знакомые названия… — я нахмурился. Летучая тварь с мегафоном тихонько полетела дальше, призывая всех прятаться. У них, представьте себе, «специальное мероприятие».

— НЕ ПОКИДАЙТЕ УБЕЖИЩ И ПРИМИТЕ ПРОФИЛАКТИЧЕСКИЕ МЕРЫ, — призывал издалека удаляющийся летун. — У ВАС ОСТАЛОСЬ СЕМНАДЦАТЬ МИНУТ! Обращайтесь за помощью к военнослужащим альянса И ПОЛИЦИИ ОПОЛЧЕНИЯ!

Потом опять сирена, потом снова обращение — только уже на незнакомом мне языке, который я принял не то за финский, не то за датский. В общем, прослеживались в нем какие-то балтийские нотки. Я как будто нащупал знакомую ниточку, и совсем было догадался, куда это нас теперь занесло, как обещанное летучим уродом «мероприятие» состоялось. Причем с невероятным шумом и треском.

Сначала воздух рассек донельзя знакомый звук — под самыми тучами (то есть очень низко) пронеслись три реактивных самолета. Форму я рассмотреть не успел, однако понял — подобных моделей я прежде не встречал. Узкие, похожие на букву «А» без средней перекладины самолеты имели обратную стреловидность крыла — то есть консоли отходят от фюзеляжа под углом вперед, а не назад. Чудеса!

Вираж, аэропланы исчезают в облаках, а в следующее мгновение… исчезают сами облака!

— За ноги вашу… Ядрить твою налево, через семь гробов с присвистом, да Гермогена тебе в посох, да Керзона по самый Кобзон Христофора Колумба мать! — это я так изощрялся. Дальнейшие словоформы я и приводить-то не буду, за их всеобщей нечитабельностью и непечатностью. Дастин, закрыв голову обеими руками что-то тоненько подвывал на языке Шекспира, но, как я полагаю, сам Шекспир о подобных идиомах даже представления не имел, не то что позволял извергать столь яркие и рискованные словеса актерам своего театра.

В общем-то ничего особенно страшного не произошло. С разницей примерно в 15 секунд небеса озарились тремя ядерными взрывами. Один близко — километрах в десяти-тринадцати, два других — подальше к востоку. Прелести, непременно сопутствующие «мероприятию» неизвестных экстремистов, последовали незамедлительно — воздух из просто вонючего стал вонючим и обжигающим, и я мысленно поблагодарил предусмотрительного Хозяина за то, что наши куртки были пропитаны термоустойчивым составом — иначе мы просто сгорели бы. Нас накрыло ударной волной, мигом заложило уши, Дастину досталось по загривку кирпичом, прилетевшим из кипящих далей; груда камней, за которой мы укрылись, разогрелась, и я почувствовал себя как в финской бане. Можно было запросто свариться, однако, судя по всему, заряд оказался не слишком мощным и через несколько минут наступило затишье. Поднятая ударной волной пыль начала оседать.

Дастин встал, отплевываясь, осмотрелся. Выглядел он чумазее беса-кочегара, вылезшего из самой грязной секции преисподней. Процедил с чувством:

— Все нормально… Этот городишко уже ничем не испортишь. Но хотелось бы знать, други, кто у нас так развлекается?

— Кажется, сейчас ты получишь ответ… — я присмотрелся к слабо обозначившемуся шевелению в другом конце улицы. Несколько фигур, вроде человеческих. За ними ползет некое подобие бронетранспортера на очень высоких колесах. Фонарики. Различается сдавленное гавканье собаки. Может, военный патруль?

— Кажется, лучше спрятаться, — опасливо сказал Дастин, наблюдая за приближающимися силуэтами. — Я полагаю, что люди, обитающие на этой свалке цивилизации, не отличаются гостеприимством. Тут вам не Эльсинор. Еще чего доброго сожрут с голодухи…

— Если не съели собаку, — рассудил я, — то на наши мослы им охотится резона нет. Эй! Эй, сюда! Помогите!

Лучше бы я промолчал и схоронился в щелке меж развалин. Но, как говорит известная мудрость, «не сожалей о сделанном!».

Я откровенно развлекался, употребляя все свои небогатые познания в области бихевиористики и лингвистических экзерсисов в просторечии именуемых «юмором висельника». В основном пел песни, начав с «Лили Марлен»:

…Есть ли что банальней смерти на войне

и сентиментальней встречи при луне,

есть ли что круглей твоих колен,

колен твоих,

Ich liebe dich,

моя Лили Марлен,