Плеск звездных морей

Всеволод взглянул на часы, потом на Робина:

— Пора начинать генеральный осмотр, старший.

— Начинай, — сказал Робин. И снова ко мне: — Я чертовски рад, дружище, что ты прилетел проводить нас.

Мы, провожающие, стояли над обрывом, километрах в двух от космодрома, раскинувшегося на равнине Моря Ясности. Рядом со мной стоял Самарин. В ярком свете лунного дня его лицо за стеклом шлема казалось изрезанным чёрными морщинами. На Луне не бывает полутонов — резкий свет или резкая тень.

Дальше — женщина со страдальчески поднятыми бровями, заплаканная и неспокойная. Это мать Всеволода. Никак не может примириться, что её сын улетает так далеко.

Дальше — Греков и Ксения. У неё бесстрастно-неподвижное красивое лицо, только очень бледное.

Обрыв — весь в пёстрых пятнах скафандров. Их стали делать цветными, подумал я. Надо бы и у нас на Венере…

Пёстрые пятна скафандров на фоне чёрного неба, шорохи и невнятные голоса в шлемофонах, а там, на спёкшемся от плазмы поле космодрома, — громада «Борга». Правильно назвали этот корабль. Вообще все правильно.

Смотрю на часы. Быстро бежит секундная стрелка. Ровно семнадцать по земному…

«Борг» выбрасывает жёлтое пламя из дюз. Ощутимый толчок под ногами. Опираясь на длинные столбы плазмы, корабль медленно, как бы нехотя, устремляется ввысь.

Шквалом обрушиваются голоса. Кто-то кричит: «Счастливого пути, ребята!», «Успеха вам!». Кто-то всхлипывает. Какой-то чудак рискованно высоко подпрыгивает от радостного возбуждения.

«Где Феликс? — думаю я. — Может, он здесь, среди цветных скафандров, усеявших обрыв, но скорее всего — разрисовывает, позабыв обо всём, пол на Узле связи».

«Борг» уже далеко. Яркая жёлтая звёздочка среди вольного разлива звёздных морей.

Звёздные моря…

Я хочу вобрать их в себя, насмотреться вдосталь, навсегда. На Венере ведь их не увидишь сквозь плотное одеяло атмосферы. Отец никогда не видел их. И Олив. Они знают звезды только понаслышке, по фотографиям и картинам. Им не нужны звезды. Пока не нужны…

Я вижу немигающие, полные недоумения глаза Олив — такими, какими они были на экране видеофона, когда перед отлётом я сказал ей, что улетаю туда. Были сильные помехи, её лицо то размывалось на экране, то возникало вновь, и я особенно запомнил её вопрошающие глаза…

А вот глаз Рэя Тудора я не вижу: они прикрыты тёмными очками, Рэй носит их с тех пор, как его ослепил в полёте близкий высверк молнии, он не переносит теперь яркого света. Я вижу, как Рэй стоит на поле венерианского космодрома, и Леон торопит меня на корабль, а мы с Рэем обмениваемся непонятными Леону менто. «Я спрятал от тебя радиограммы», — отвечает мне Рэй и повторяет это, хотя я прекрасно понял его менто с первого раза. «Я просил не показывать их тебе, потому что…» Но тут я его прерываю: «Ты зря беспокоился».

Да, Рэй, ты зря беспокоился: теперь я твёрдо знаю, где и кому нужен…

— Ну так, — слышу я голос Самарина. — Теперь можно и на Маркизские острова.

Я перевожу взгляд на голубовато-дымчатый шар Земли. Вижу белые шапки полюсов. Смутно угадываются очертания Африканского континента…

— Хватит, — говорит Самарин. — Завтра же улечу на шарик. Полетишь со мной, Улисс?

Я медленно качаю головой. Если я и впрямь Улисс, то… что ж, как и древнего тёзку, меня ожидает моя каменистая Итака.

1966-1967