Машина Шехерезада - шесть историй

– Ты думаешь, это так просто? – спросила машинка.

– А что тут трудного-то? Разве город не реален?

– Иногда – да, иногда – нет.

– А сейчас как?

– Зависит от твоей компетентности, старик.

– Мне... мне не нравится твоя дерзость.

– А придется выслушать. С тобой надо поговорить серьезно, парень. Вся эта чепуховина слишком затянулась. Чего ты добиваешься? Устроить революцию? Что, у нас своих неприятностей мало, что ли, так ты хочешь нам еще добавить?

Выслушивать такое от простой машинки было по меньшей мере унизительно. Меня раздражало и то, как быстро все изложенное выше подействовало на мой характер. Я взялся за ум, но не так чтобы очень крепко. Вспомнились былые деньки. Решил, что мне не по душе тот я, которым был когда-то. Подумал, не сменить ли личность, но это было трудно, пока та штуковина цепляется за меня.

А затем я вдруг обнаружил себя на улицах города. Они извивались подобно ползущим змеям. А некоторые из них извивались как змеи, пытающиеся ползти прямо. Зрелище было одним из тех, что космос швыряет время от времени вам под ноги; но не слишком часто.

В первых этажах домов размещались лавочки. Я смотрел на них с некоторым интересом. Что там продают? Может, еду? Или секс? Наверняка там есть кое-что, что я мог бы купить, а потом с выгодой продать. Я, видите ли, искал какую-нибудь цель.

Чуть подальше я наткнулся на магазин целей с яркой вывеской над входом: «Цели всех фасонов». Я не знал, как это следует понимать. Мне показалось жутким перебором, что меня заставляют думать о таких делах. Поэтому я выругался и пустился в путь, оставляя ложные следы, делая заячьи петли, чтобы нельзя было определить направление, по которому я ушел. Просто предосторожности ради.

Немного погодя я вышел к правительственному зданию. «Воззри со страхом, всяк сюда входящий». Так было написано на его дверях. Я воззрил, но только усмехнулся: уж больно это было в духе фокисян – спрятаться за устрашающей цитаткой и не иметь понятия, зачем сие нужно.

Но кто я такой, чтобы рассуждать об этом вслух? Мне оставалось лишь расхохотаться, ибо вся ситуация была насквозь безумной, отчаянной и неразрешимой; она отлично началась, я знал это и не мог ничего сделать, кроме как продолжать игру. Разве трусы побеждают в интересных приключениях?

Все произошло в то время, когда я спокойно стоял, пытаясь шевельнуть мозговой извилиной. Похожий на бабочку ключ к разгадке некоторое время кружил вокруг меня, а затем, разочаровавшись, спикировал вниз, захватив по пути и меня. Я видел звезды, и звезды видели меня. Под небом синим лежали пустыни. Гигантские голые пространства простирались передо мной, а также по обеим сторонам от меня. И куда, черт побери, девался город? Кто-то, видать, положил его не туда, но это был не я. Будь они прокляты, которые портят все, к чему прикасаются. Я так долго ждал, надеясь найти миленькое, уютненькое и симпатичное убежище, где можно было бы укрыться. Я хотел иметь девушку, чтоб любить, и сандвич, чтобы быть сытым. Хотел найти выход из сплетения тайн и постоянной неустойчивости бытия. И вот теперь болтаюсь в космосе, который в принципе отрицает возможность каких-либо ограничений.

Что я могу сказать об этом? Всякое повествование имеет свои границы. Говорю вам – там не было ничего. От крохотного начала во все стороны простиралось беспредельное НИЧТО, и по мере углубленного рассмотрения острота моего зрения возрастала, проникая все глубже и глубже в это Ничто. Мои глаза тоскливо шарили кругом, надеясь отыскать хоть какую-нибудь пылинку, чтоб вцепиться в нее. Здесь даже ощущение веса рюкзака и то было бы благословением. Вот это и есть смерть, сказал я про себя, но я соприкоснулся с ней слишком рано.

– Приветствую тебя в царстве Смерти, – шепнул мне кто-то.

Разумеется, я никого не видел. Вскоре мне предстояло увидеть многое, но сейчас я не видел ни черта. И от этого мне было жутко плохо. Но голос я все же разобрал. Он приглашал меня к смерти, то есть в то место, куда, как я давно уже начал подозревать, и направлялся. Это как-то освежало, но возникала и необходимость дальнейшего общения.

– Хелло! – сказал я. Это выражение показалось мне достаточно нейтральным.

– Сам ты хелло, – ответил мне Голос.

Вот я и оказался в самом сердце Ничто с Голосом, который мне явно хамил. Как подпорка он никуда не годился. И мне не оставалось ничего, как сыграть роль подпорки для него. Я попробовал напрячь зрение. Ведь увидеть хоть что-то было лучше, чем находиться в пустоте. Но видение не приходило. Вместо него пришел смрад. Воняло, как от многолетних залежей мышиного дерьма.

Мне это не понравилось, а последствия – еще меньше. Какое все это имело отношение ко мне? Всего и делов, что я находился здесь и некий голос мне сказал «Хелло!».

– Послушай, – сказал Голос, – а может, хватит тут болтаться? Надо найти способ, так сказать, модус операнди [15]. Разве ты не слышишь меня, Кэролайн? Неужели не слышишь, как я пою тебе? Неужели не можешь найти в своем сердце уголка для застенчивых, а также для всех, кому на все наплевать, не говоря уж о тех, кого вообще больше нет с вами? А теперь я спрошу тебя, неужели нет способа нам побыть вместе?

– Может, и будет, если ты покажешься мне, – ответил я той личности, которая так и не сумела осуществить хотя бы самый зачаточный акт вежливости.

– Ха! Вот это здорово! Какая-то глина просит горшок спеть петухом! Нет, мы тут такого не потерпим. Чего мы ждем, так это чего-нибудь, что может случиться. Разве не так?

– А может, тут и без того случилось слишком много, – заметил я.

Мне казалось предпочтительнее двигаться постепенно, без излишней торопливости, хотя, честно говоря, если говорить о достижении цели, то я вовсе не был уверен, какой именно шаг можно считать наиболее надежным. Ах, если б кончилась эта окаянная нелепица! Но, черта с два, все продолжалось в том же духе, а значит, положение мое никак не менялось.

Затем тут же оказалась вдруг и Сесиль. Она выглядела такой же прелестной, как и всегда, волосы ее падали длинной волной прямо на грудь, маленькое личико сердечком смотрело на меня с выражением, которое я принял за жалость, хотя оно могло оказаться всего лишь следствием перенесенной диспепсии.

– Огден! – она назвала имя, которое я когда-то носил, но потом счел не подходящим для себя, с учетом тогдашних моих обстоятельств, о которых я скажу позднее. Но, послушайте, вполне возможно, я сейчас отлично подхожу к нему?

– Ты выглядишь так, будто был болен.

Ну просто смех! Разве можно выглядеть иначе – если валяешься в постели, над тобой рычит вентилятор, а температура поднимается – как больным, очень больным, больным, можно сказать, беспредельно? По-моему, дела обстояли именно так. Но беда в том, что я все же сомневался в происходящем.

Спокойствие. И самообладание. Держать язык за зубами.

– А я тут уже давно? – спросил я.

– Надо думать, тебе разговаривать вредно, – ответила Сесиль. – Ну-ка поешь супчику.

Одной рукой она приподняла мою голову, а другой налила мне в рот супу с помощью длинной вместительной ложки. Супчик был хорош – куриный бульон, но я совершенно не понимал, зачем должен его есть. Неужели существование живых существ должно искусственно поддерживаться даже в том месте, которое предназначено для меня? Или тут нечто вроде перевалочного пункта? Спрашивать, впрочем, было как-то неудобно. Несмотря на старание, с которым я пытался казаться спокойным, особой уверенности я не испытывал.

– А теперь, Огден, – продолжала она, – тебе надо взять себя в руки. Неразбериха скоро кончится. Это то, что тут называют замкнутым кругом путаницы. Я знаю, ты меня плохо слышишь, но постарайся все же извлечь смысл из моих слов.

Сесиль всегда была милочкой, даже когда встречалась с Эдгаром. Я вспомнил дни нищеты, крошечную квартирку в Вест-Виллидже, кофейни, песни бродячих менестрелей, некоторые из них восходили чуть ли не к Франции XII века. Хорошие были деньки, хотя тогда они такими не казались. Хотелось бы мне сейчас снова оказаться там... где бы ни было это местечко.