Агент нокке, или на войне как на войне

Потом пришло время расставаний. Сначала ушел из жизни дядя Ваня, оплаканный женой, дочерью, зятем и приемным сыном, его женой и десятью внуками.

Затем один за другим ушли из жизни, Петр Сергеевич, Лилия Борисовна, Александр Викторович. Они умерли в один год. Эрик не отпускал брата одного, боялся, что он сорвется. Подружки очень злились на Эрика, но брат был ему дороже их всех, вместе взятых.

Когда утонула бабушка Евдокия, Ник поехал на похороны один. Он очень переживал, но дед Семен успокаивал его:

– Не расстраивайся Ника, так то уж. Она пожила не мало, дай бог тебе столько же прожить. Пришло время, нам пора уходить на покой. Вам, молодым землю оставляем.

Так уж заведено.

Бабушку похоронили рядом с могилой мамы Ника. Странную картину увидели старик и молодой мужчина. Два силуэта свободно плавали над двумя холмиками. Ник в одном из них узнал свою мать Элис. Второй напоминал статную, очень крепкую деревенскую девицу.

– Дуня! – прошептал старик, узнав Евдокию, какой она была в молодости.

Две женщины, взялись за руки, как сестры или близкие подруги, полетели вверх, весело рассмеявшись. Вскоре обе потерлись из виду.

Вскоре после этого Семен Малина тихо умер в своей избушке, как раз собрались все дети и внуки. Когда сообщили о его смерти, тоска одиночества снова сдавила грудь.

Казалось, что время на лесном озере остановилось – те, кто родился с Ником в один год или уже умерли, или были глубокими стариками. А Ник по-прежнему выглядел двадцатилетним (максимум двадцатипятилетним) парнем. Но только со страшной тоской в глазах. И по-прежнему один.

Погожим осенним вечером, на полянке перед озером остановилась вереница машин.

Тот-то было радости у окрестных ребятишек – бесплатный цирк. Среди прочих Ник видел удивительно знакомое лицо из своего детства. Эта была внучка той самой маленькой плясуньи. Она выступа с каким-то забавным номером. Девушку звали Рада.

Она со смехом закружила его в танце. Ник вдруг вспомнил, что он еще мужчина. Что-то дано забытое томило душу. Какая-то невыносимая жажда выжигала его изнутри. Он взглянул в глаза женщине и увидел в ее глазах то же самое. Эта ночь была наполнена страстью, их тела сплетались в немыслимом танце. В танце, который поставила сама природа, под музыку безумной радости сотворения новой жизни. Но эта ночь прошла.

– Останься, Рада, пожалуйста! – просил он ее на следующее утро.

– Не могу, – отвечала вольная птичка, – я не люблю тебя!

– Зачем же тогда?

– Я так хотела! Ты был таким несчастным. Мне стало тебя так жалко.

– А сейчас что изменилось?

– Все…Мне пора ехать… Я не люблю тебя. И ты меня не любишь.

– Что же такое было?

– Так, мимолетная страсть. Но не любовь.

Этого следовало ожидать. Рада, которая провела в бродячем цирке всю свою жизнь, привыкшая слушать лишь голос своих желаний, не смогла бы жить с ним на одном месте. Она бы завяла на этом озере, как цветок без солнца.

Ник понял ее. У границ участка они расстались. Женщина заскочила в машину, унося в себе новую жизнь. Ник молча смотрел вслед веренице цирковых машин, до тех пор, пока они не скрылись из виду. Вот уже пыль на дороге прибил моросящий дождик. А странный мужчина черной кожаной куртке все стоял и смотрел на дорогу. Они только что расстался с женщиной, но в душе не было ни боли, ни обиды. Эта женщина подарила ему одну из прекраснейших ночей в его жизни и унеслась в даль. Она никогда не принадлежала ему, даже тогда, ночью. Она отдавалась, но оставалась свободной. Она даже не отдавалась – она дарила ему не себя, а лишь наслаждение, прекрасные грезы. Эти воспоминания грели душу долгими зимними вечерами Ника.

Через положенный срок родилась удивительно хорошенькая девочка, которая очень любила гулять под дождем.

– Значит, где-то у меня есть сестра, тихонько сказал младший Ник своему другу, – вот будет здорово ее разыскать.

– Не надо этого делать! Не стоит. Если бы она хотела, она давно бы Вас нашла, – спокойно возразил рассказчик и продолжил свое повествование.

Однажды летом в домик вошел дядя Максим. Он был в отставке и приехал по туристической визе под своей фамилией. Но на границе его долго не пропускали – не верили. Пожилой мужчина сбросил плащ на вешалку, и вбежал в дом на второй этаж.

Ник был один. Он сидел, откинувшись в кресле, на коленях лежал потертый альбом с фотографиями. Ник глядел перед собой как бы сквозь стену, губы его что-то быстро-быстро шептали. На несколько минут, он выходил из транса, переворачивал страницу и снова покидал реальность.

Ник перебирал струны стариной гитары и напевал песенку, которую слышал по радио:

Берега, Берега… Берег этот и тот.

Между ними река моей жизни течет

От рожденья течет и до тризны…

А на том берегу – незабудки цветут.

А на том берегу меня любят и ждут.

А на том берегу мой костер не погас.

А на том берегу, было все в первый раз.

Первый раз я любил и от счастья был глуп.

Первый раз пригубил дикий мед твоих губ…

А на том берегу, да… на том берегу,

Было то, что забыть никогда не смогу.

Мелодия лилась, никто никогда так не пел для самого себя. Куда там Малинину.

"Говорит с мертвыми", – тихо пояснила тетушка Карпинуса. Она тихонько тронула его плечо, и парень вздрогнул, как от удара.

Максим и Ник обнялись, потом втроем сидели на кухне, поедая пирожки по новому рецепту.

– Опять скучаешь, один,- с укоризной сказал Максим Нику. Ему было больно видеть своего наперсника в тоскливом одиночестве, живущего воспоминаниями, как старик.

Было больно видеть, как война не отпускает Ника, не дает ему развернуться, задышать в полную силу. Даже несколько удивительно нежных рассказов о прекрасной незнакомке, которые он напечатал, были буквально пропитаны болью невосполнимой потери похороненной на дне тишины. И заканчивался рассказ очень печально: "А вскоре ее не стало. А для него – мир погрузился во тьму на долгие годы".

– Мне не скучно. Со мной мои друзья,- тихо ответил парень – Скоро так ведь мохом обрастешь. Ну, хоть изредка выходи на люди. Ты ведь еще молодой, а молодость имеет свойство быстро проходить.

– Нет, дядя Макс, моя жизнь закончилась. Дайте мне умереть спокойно. Ну не надо меня теребить.

– Не дождешься! Давай съездим со мной в одно место.

– Куда еще?

– В Москве сейчас проходит международный шабаш (так Максим называл международный фестиваль молодежи и студентов, который отличался наплывом разного рода эпатажных личностей). Ну, хоть развеешься немного. С твоим начальством я договорился. Давай собирайся.

– Ну, вот еще, буду старый старик среди детенышей путаться.

– Стариком ты в триста пятьдесят лет будешь. А пока ты еще недоросль. Одичавший и озлобленный мальчишка.

Ожидая поезда, Ник и Максим развлекались. Они пытались определить половую принадлежность непонятного длинноволосого существа.

– Волосы длинные – это девушка.

– Нет, оно в брюках и плоское – это парень.

– На руках кольца – это она.

– В зубах сигарета – парень!

Спорщики договорились искать от противного. Подождать, кто придет на свидание к существу – если парень, то это она, если девушка, то это он. Через некоторое время к существу подошло еще одно "оно". Они поцеловались и пошли в кино.

А растерявшаяся проводница так и не смогла понять, над чем так заразительно смеются дядюшка Юстас и его племянник.

Максим почти насильно увез своего воспитанника в Москву. По началу Ник очень стеснялся, но потом разошелся и вскоре потерялся из виду.

Из Москвы Ник привез очень красивую, но очень капризную девицу. Она требовала исключительного внимания к своей персоне, вечно ныла и капризничала. Карпинуса, как старая шпионка, сразу поняла, что представляет собой новая подружка Ника. Но, видя сияющие от счастья глаза новоиспеченного мужа, поостереглась высказывать свое мнение. Она считала, что пусть хотя бы день, хотя бы год Ник был бы счастлив. Он заслужил это.