Послание майя

— Прежде чем обсудить проблему Ирана, я хотел бы затронуть более важную тему, с которой нужно разобраться на этом совещании. Если вы не в курсе ситуации в Йеллоустоунском Парке, проверьте е-мейл и внимательно прочитайте сводку. Для тех, кто не в курсе, сообщаю. Природа разместила под Йеллоустоуном бомбу замедленного действия, известную нам как супервулкан, или кальдера. Если кальдера начнет извержение, сценарий будет апокалиптичным. Геологическая служба США сообщила, что наблюдение велось давно, и долгие годы кальдера не давала поводов для тревоги, однако в последние месяцы ситуация изменилась…

Президент нажал кнопку, выводя на плоский экран прямую трансляцию из Йеллоустоуна. На экране возник человек лет около сорока, в черной рубашке с эмблемой геологической службы и в такой же бейсболке.

— Доктор Марк Бекмейер, помощник директора Геологической службы США, занимается программой уведомления о грядущих землетрясениях, непосредственно заведует областью Йеллоустоуна. Мы с доктором Бекмейером на связи с раннего утра. Доктор, просветите мой персонал по теме, которую мы с вами обсуждали.

— Да, сэр. Я не буду описывать характеристики Йеллоустоунской кальдеры, все эти данные отправлены в тексте сводки. Больше всего нас беспокоит землетрясение, которое может привести к извержению. Землетрясения происходят все чаще, повреждая кольцо кальдеры. В июле в Йеллоустоуне зарегистрировано 152 землетрясения, тогда как в 2011-м их было всего семнадцать. К счастью, все землетрясения были слабыми, даже подъем уровня кальдеры под Йеллоустоунским озером замедлился. Это хорошие новости. Плохие заключаются в том, что подземные толчки 22 сентября повредили не только Мексиканский залив, но и геологию Йеллоустона. Три вулканические камеры кальдеры обрушились, соединившись в огромный карман магмы. Давление в этом кармане продолжает нарастать. Наши геологи и военные инженеры разработали систему вентиляции кармана, но если до осеннего равноденствия произойдет еще одно землетрясение, извержения нам так или иначе не избежать.

— Доктор Бекмейер, обрисуйте нам худший сценарий.

— Извержение такой крупной кальдеры повлечет за собой глобальные изменения. Последнее подобное событие произошло 70 000 лет назад на озере Тоба, Суматра. Оно почти полностью уничтожило все легочные организмы на земле. Йеллоустоунская кальдера намного больше Тобы. Взрыв уничтожит десятки тысяч человек в данной области. Но еще хуже будут последствия пылевого выброса в атмосферу. Облако блокирует солнце. Нас ждет вулканическая зима, температура упадет на 40 градусов. Электроснабжение будет уничтожено, население окажется в изоляции, экономика замрет. В течение первых недель миллионы погибнут только от холода. Путешествовать будет невозможно. Через месяц или два те, кто не замерз до смерти, погибнут от голода.

Вице-президент ослабил галстук и расстегнул воротник.

— Неужели ученые ничего не могут сделать?

— Наши команды работают над этим, — ответил Бекмейер. — Но до сих пор никаких серьезных подвижек.

— Благодарю, доктор Бекмейер. Увидимся в Вашингтоне. — Президент отключил связь. — Я знаю, что многие из вас шокированы, и все мы молимся, чтобы события этого сентября не повторились, но дело в том, что наши эксперты проанализировали уровень угрозы, и ее вероятность настолько велика, что Пентагон в срочном порядке отложил все военные планы и занялся проблемой убежищ… Мистер Секретарь?

Пьер Борджия повернулся к членам кабинета по левую руку от себя.

— Йеллоустоун — это проблема выживания. А выживание означает трудный выбор. Оно означает, что мы должны принять всю неприглядность реальности. Если Йеллоустоунская кальдера начнет извержение, шесть миллиардов людей неизбежно погибнут. Все, кроме немногих избранных, обречены на ужасную смерть.

Борджия вывел несколько графиков со своего ноутбука на плазменные экраны.

— Наша цель — собрать пищу, воду, домашний скот и запас семян в 106 подземных убежищах, расположенных вне зоны основного поражения. По предварительным подсчетам, эти убежища могут содержать 27 тысяч людей в течение пяти лет, 11 тысяч на протяжении 10 лет, 5 тысяч в течение двадцати лет. Эти графики отражают существование колонии, в которой рождаемость относится к смертности как пять к трем.

Чейни покачал головой.

— А что насчет жителей опасного региона? Вы собираетесь предупредить их заранее, чтобы они могли спастись?

Борджия прожег вице-президента здоровым глазом.

— Предупредите общественность и получите панику. Анархия перекроет все пути сообщения. Это может казаться жестоким, мистер Чейни, но смерть от огня гораздо предпочтительнее медленной смерти от голода.

— Опробуйте это на себе, прежде чем сравнивать.

Президент Меллер ударил по столу раскрытыми ладонями.

— Эннис, это не политика, это вопрос выживания вида.

— Вы хотите сказать — элиты. Тот, кто не политик и не миллиардер, едва ли получит доступ в ваши убежища. То есть пять тысяч никчемных, совершенно бесполезных начальников, и никаких индейцев — вот генофонд будущего человечества? Если так, то я рад, что его не увижу.

Вице-президент встал и направился к двери.

— Это официальный отказ от места? — бросил ему в спину Борджия. — Если так, я поддерживаю!

Чейни отсалютовал ему средним пальцем и вышел.

Президент Меллер догнал его в коридоре.

— В кабинет. Быстро, мистер Чейни.

Вице-президент посмотрел на главу государства и прошел в звуконепроницаемую кабинку.

Меллер затемнил окна.

— Что с тобой случилось? С каких пор ты позволяешь Борджии такие шпильки по поводу гипотетической катастрофы? Ты ведь умнее.

— Я просто устал работать с дураками. Проблема глупости вечна. И дурака не изменишь. Поверь, я пытался.

— Я хочу, чтобы ты попытался снова. — Президент посмотрел ему в глаза. — У меня своя бомба замедленного действия. Первое декабря станет моим последним днем на посту.

Чейни моргнул.

— Когда ты узнал диагноз?

— Около семи месяцев назад.

— И остался работать?

— Мне нужно было победить на выборах, чтобы ты смог стать моим преемником.

— Почему я?

— Ты отлично ответил на этот вопрос своим поведением на совещании. Потому что для тебя прежде всего люди. Потому что тебя беспокоят действительно важные вещи. Теперь твой выход. Ты хотел обезвредить дураков, что ж, вот твой шанс. Очисти от них хотя бы Белый дом. Делай все, что сочтешь нужным.

— А кальдера?

— Будем молиться, чтобы это не произошло. Предупреди людей, если сочтешь необходимым. И, просто на всякий случай, потихоньку готовь убежища. Только помни, гораздо проще возражать против тех, кто туда войдет, чем самому выбрать, кого именно спасти.

— Не обсуждается. — Доктор Фолетта даже не сбился с шага, Доминике пришлось его догонять. — Он слишком давно в одиночной камере, внезапный выход наружу, пусть даже на час в день, сделают его потенциально опасным для других пациентов.

— Я думала об этом, сэр. Но с 14:15 до 15:15 во дворе никого не бывает.

— Нам придется усилить охрану, изменить распорядок. У меня сегодня первый рабочий день после отпуска, дайте мне неделю, чтобы войти в колею.

— При всем уважении к вам, сэр, Сэмюэль Аглер провел в одиночной камере одиннадцать лет. Может, это и срабатывало в Массачусетсе, но в этой клинике такое не пройдет. И либо вы позволите мне организовать ему прогулки, либо будете объяснять Совету Попечителей, почему допустили подобное исключение из правил.

Фолетта повернулся к ней, его пухлое лицо покраснело.

— Вы что о себе возомнили, интерн? Я заведовал клиниками, когда вы еще не родились!

— Тогда вы знаете, что я говорю правду. Один час в день, большего я не прошу.

— А если я соглашусь?

— Я подпишу все нужные бумаги о его обследовании.

Двор Центра психиатрического обследования и лечения представлял собой прямоугольную лужайку, закрытую с четырех сторон. Г-образное здание ограждало двор с юга и востока, северную и западную стороны закрывали белые цельнолитые железобетонные блоки, увитые километрами колючей проволоки.