Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)

Неожиданно по его телу прошла дрожь, и он повернулся к Рапсодии.

- Ты почувствовала?

- Ничего необычного, - покачав головой, ответила она. - А что такое?

Акмед прикрыл глаза и стал ждать, когда вибрации повторятся, но ощущал только спокойные, холодные порывы ветра.

- Покалывание на поверхности кожи, - убедившись в том, что странные вибрации не вернутся, ответил он.

- Может быть, ты почувствовал присутствие Мэнвин, - предположила Рапсодия. - Иногда, когда дракон что-то мысленно изучает, возникает ощущение чужого присутствия, по коже пробегает холодок. Очень похоже на покалывание... или щекотку. Или мелодию.

Акмед прикрыл глаза рукой.

- Я все никак не мог понять, что ты нашла в Эши, - ядовито заметил он, вглядываясь в удлиняющиеся тени в западной части города. - Теперь наконец знаю. Значит, Мэнвин известно, что мы здесь.

Акмед сердито поджал губы. Он рассчитывал, что безумная Пророчица, непредсказуемое дитя дракона, получившая в наследство от отца серенна дар предвидения, а от матери-драконихи власть над стихиями, не узнает, что они побывали в городе.

- Мэнвин знала, что мы сюда придем, еще прежде, чем мы сами это решили, - покачала головой Рапсодия. - Если бы кто-нибудь спросил ее о нас неделю, день или даже минуту назад, она бы ответила, что мы скоро будем здесь. Но сейчас наступило Настоящее. Мэнвин видит только Будущее. Я думаю, она нас не чувствует.

- Надеюсь, ты права. - Акмед огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь возвышения и через несколько мгновений заметил небольшую кучу камней на восточном склоне холма. Скинув свою сумку на землю, он вытащил лоскут, пропитанный кровью Ракшаса, высохший и по цвету ничем не отличающийся от земли Ярима. - Я нашел место. Жди меня здесь.

Рапсодия кивнула и поплотнее запахнула плащ, наблюдая, как Акмед взбирается наверх, перепрыгивая с камня на камень. Она уже видела ритуал охоты и знала, что для него требуется полное молчание и неподвижность иначе Акмед не сможет уловить ритм чужого сердца на ветру. Она тихонько похлопала лошадей по бокам, надеясь, что они не будут шуметь.

Акмед забрался на камни, выпрямился под порывами ветра и заглянул в умирающий город. Где-то среди старых, медленно превращающихся в руины домов прячется душа, запятнанная злом, один из девяти детей, обманом и насилием зачатых древним демоном. От этой мысли кровь вскипела у него в жилах.

Уверенным движением он снял вуаль, которая прикрывала его кожу, представляющую собой паутину чувствительных нервов, и, бросив последний взгляд на Рапсодию, подставил лицо и шею ветру. Она улыбнулась ему, но осталась сидеть неподвижно. Акмед отвернулся.

Рапсодии было известно, что благодаря дракианским корням его цель уничтожение любого существа, в ком течет кровь ф'дора, а никоим образом не спасение его. Если удача от них не отвернется, то впервые в истории его народа дитя, рожденное от ф'дора, не будет умерщвлено в тот же миг, как только его обнаружат.

Акмед не допустил в свою душу отстраненность, свойственную дракианам в те моменты, когда они сталкивались с существами, несущими в себе зло, и сейчас его трясло от едва сдерживаемой ненависти. Он с трудом сохранял спокойствие, не позволяя вырваться наружу инстинктам крови, стараясь держать в узде ярость, которая выльется в мгновенное уничтожение демонического ребенка и всех его братьев и сестер. Акмед сглотнул и попытался замедлить дыхание, чтобы сосредоточиться на поиске.

Кровь ф'дора, которая тихонько пульсировала вдалеке, словно след легких духов, повисших над многолюдным рынком, поможет ему отыскать маленького выродка.

Король болгов закрыл глаза и заставил себя забыть об окружающем мире и очистить свое сознание от всех мыслей, чтобы сосредоточиться на биении собственного сердца. Как и всегда, когда наступал этот момент охоты, ему вдруг показалось, что он чувствует запах восковой свечи, горящей в монастыре, где он вырос, и слышит голос своего наставника.

"Дитя Крови, - тихонько учил отец Хальфасион своим шипящим голосом. Брат всем, родня никому". Дракианский мудрец умер больше тысячи лет назад.

Охота требовала огромной жертвы со стороны сознания и духа. Именно сила этих слов позволяла ему настроить свой кирай, охотничьи вибрации, которыми владеют все дракиане, на биение сердец тех, чья кровь не отравлена злом ф'дора, - уникальный дар Акмеда. Брат всем. Почти всю свою жизнь он был известен под именем Брата и нес смерть своим жертвам, чей пульс на одно короткое мгновение совпадал с его собственным.

"Пусть твое "я" умрет" - так учила Акмеда Праматерь, древний страж и наставница, недавно ушедшая из жизни. Однако дело было не только в его личности. В тот момент, когда он заглушал свои собственные вибрации, даже та часть его существа, что называлась душой, исчезала без следа, а на ее место приходило далекое, ровное биение сердца его жертвы.

Как-то раз Акмед подумал, а что будет, если он умрет, следуя за своим кираем. Место, куда уходила его сущность во время охоты, вне всякого сомнения, представляло собой Пустоту, находящуюся на противоположной стороне Жизни. Он подозревал, когда позволял себе об этом размышлять, что, если однажды удача хотя бы на миг забудет о нем, жертва одержит верх и прикончит его. И тогда все, что составляло его личность, мгновенно исчезнет, разлетится на тысячи крошечных осколков, которые будут вечно гореть, точно искры костра, лишая его надежды на жизнь после смерти.

Но он был готов рисковать.

Акмед глубоко вздохнул и, полностью очистив свое сознание, почувствовал далекий гул, с каждым вдохом становившийся все громче.

Пульс был совершенно чужим и одновременно знакомым. Он ощутил привкус старого мира, голос крови, которая текла в жилах родившихся на Серендаире; могущественная магия земли сереннов обладала своим собственным уникальным мотивом и наполняла души тех, кто прибыл сюда с погибшего острова. Впрочем, ее песнь была едва различима.

Когда Акмед впервые услышал голос собственной кожи, его наполнил рев барабанов. Бесчисленные хаотичные, разноголосые звуки пронзили все его существо, грозя накрыть своими волнами навсегда. Сейчас же до него доносился лишь едва различимый шепот.