Смерть травы

Государства, сравнительно мало пострадавшие от Чанг-Ли, смотрели на происходящее с легковерным ужасом. Официальные новости подчеркивали масштабы голода, твердя о том, что любая помощь — только капля в этом океане горя, но избегали вопроса об оказании фактической помощи жертвам вируса. Тех, кто призывал к отправке продовольствия, было гораздо меньше, и это меньшинство становилось все менее популярным по мере того как количество жертв вируса росло и его распространение в западном мире не вызывало никаких сомнений.

Еще до наступления Рождества на Восток вновь отправились суда с зерном. Этому способствовали новости о том, что в Австралии и Новой Зеландии вирус взят под контроль. Лето там выдалось просто великолепное, и, по прогнозам, урожай ожидался лишь немного ниже среднего уровня.

Вслед за такой радостной вестью пришла новая волна оптимизма. Стало совершенно очевидно, что несчастье на Востоке произошло по вине самих азиатов. Дескать, чего от них еще ждать? Может, конечно, и не удастся полностью избежать проникновения вируса на поля, но австралийцы и новозеландцы доказали, что его можно держать в руках. И поэтому, проявив ту же бдительность, Запад сможет продержаться какое-то время. А пока в лабораториях продолжается борьба с вирусом. Каждый день приближает момент триумфа над неведомым врагом. В этой атмосфере здорового оптимизма семейство Кастэнс отправилось в свою обычную поездку на север, чтобы встретить Рождество в долине Слепой Джилл.

В первое же утро Джон с братом отправились на прогулку по окрестным фермам.

Менее чем в сотне ярдов от дома они неожиданно наткнулись на небольшой участок земли без единой травинки. Черная замерзшая зияющая рана беззащитно смотрела в зимнее небо.

Джон задумчиво шел вокруг участка, Дэвид за ним.

— И много таких здесь? — спросил Джон.

— Может, около дюжины.

Трава, растущая по краям, выглядела вполне здоровой.

— Похоже, ты считаешь это нормальным?

Дэвид покачал головой.

— Ничего не значит. Это лишь прекрасное доказательство того, что вирус распространяется в сезон роста, но никто не знает, как он будет воздействовать на растения в другое время. Бог знает, что принесет весна. Почти все участки, пораженные чумой, засеивались поздно.

— Значит, ты не заразился официальным оптимизмом?

Дэвид резко ткнул палкой в сторону голой земли.

— Я вижу вот это.

— Они справятся с ним. Просто обязаны.

— Вышел закон, — сказал Дэвид, — по которому вся земля, ранее засеянная зерновыми, должна быть отдана под картофель.

Джон кивнул:

— Я слышал.

— Так вот — закон только что отменен. Сообщили в новостях прошлой ночью.

— Наверное, они уверены, что все налаживается.

Дэвид усмехнулся:

— Они могут быть уверены в чем им угодно. Следующей весной я посажу картофель и свеклу.

— А пшеницу, ячмень?

— Ни акра.

— Если к тому времени вирус уничтожат, зерно сильно поднимется в цене, — глубокомысленно изрек Джон.

— Как будто другие об этом не думали. Знаешь, почему закон аннулировали?

— Если запретят посадки зерна, а вирус будет уничтожен, стране придется покупать зерно за границей по фантастическим ценам.

— Какая азартная игра, — заметил Дэвид. — Жизнь страны против повышения налогов.

— Ставки, должно быть, очень хороши!

Дэвид покачал головой.

— Но не для меня. Я ставлю на картофель.

К их разговору Дэвид вернулся в канун Рождества. Мэри и Дэвид-младший вышли на морозный воздух поразмяться после обильного рождественского обеда. Трое взрослых, предпочитая более спокойный способ переваривания пищи, удобно устроились в креслах, наслаждаясь симфонией Гайдна.

— Как твое чудовище, Джон? — спросил Дэвид. — Успел во-время?

Джон кивнул:

— Меня чуть не стошнило, когда я рассмотрел его со всех сторон. Но это еще цветочки по сравнению с тем, что мы делаем сейчас. Думаю, он станет чемпионом в конкурсе уродов.

— И ты ничего не можешь изменить?

— Мы — люди подневольные. Даже архитектор вынужден приспосабливаться к прихотям «денежных мешков», а я — всего лишь инженер.

— Но ведь ты — лично ты — ничем не связан?

— Только нуждой в деньгах.

— Слушай, ты бы мог взять годичный отпуск, если бы захотел?

— Конечно. Только есть одна загвоздка — как спасти семью от сточной канавы.

— Я хочу, чтобы ты приехал сюда на год.

Джон даже привстал от волнения:

— Что?

— Ты оказал бы мне огромную услугу. О финансовой стороне не беспокойся. Есть только три вещи, которые фермер может сделать со своими дурно нажитыми доходами: купить новую землю, прокутить или положить в кубышку. Я никогда не хотел иметь землю вне долины, да и транжира из меня неважный.

— Вирус? — медленно проговорил Джон.

— Может, это и глупо, — сказал Дэвид, — но мне не нравится, как обстоят дела. А еще я видел хронику о восточной эпидемии.

Джон взглянул на Анну.

— Но ведь это Восток, — сказала она. — Наша страна более дисциплинирована. Нехватка продуктов, пайки — все это у нас уже было. А сейчас даже нет никаких признаков какой-либо реальной опасности. Спрашивается, не слишком ли — Джон бросает все дела, мы приезжаем сюда, живем за твой счет целый год — и все только из-за того, что дела, можетбыть, повернутся к худшему?

— Вот мы, — ответил Дэвид, — мирно сидим у огня, с полными желудками. Я понимаю, так очень трудно представить будущее, которое, может, никогда и не наступит.

— Никогда еще не было такой болезни, — сказал Джон, — будь то болезнь растений или животных, эпидемия которой не прекратилась бы сама по себе. И никогда не было случая полного уничтожения того или иного вида. Вспомни хотя бы чуму!

Дэвид покачал головой:

— Только предположения. Мы не знаем наверняка. Что убило гигантских рептилий? Ледниковый период, борьба за существование? А может, вирус? И что, по-твоему, произошло со всеми растениями, останки которых мы находим сейчас? Почему они не оставили «потомства»? Если за короткое время наблюдений мы не столкнулись с подобным вирусом, это еще ничего не значит. Человек может прожить всю жизнь, ни разу не увидев комету, но это вовсе не означает, что комет не существует.

— Все это очень хорошо, Дэйв, — произнес Джон, давая понять, что тема исчерпана, — но я не смогу приехать. Моя работа меня вполне устраивает, хотя результаты ее меня, похоже, не интересуют. Вот скажи, как ты представляешь себе этот год? Я буду сидеть на твоей шее?

— Я бы сделал из тебя фермера за месяц.

— Из Дэви — возможно.

На стене усыпляюще тикали часы. Анна вдруг подумала, что здесь разговоры о страшных последствиях победы вируса даже более странны, чем в Лондоне.

— В конце концов, — произнесла она вслух. — Мы всегда можем приехать сюда, если дела действительно станут так плохи. Но сейчас, по-моему, в этом нет необходимости.

— Когда мы впервые приехали в долину, — сказал Дэвид, — и гуляли с дедушкой Беверли возле ущелья, он признался мне, что, выходя из долины, всегда чувствует, словно за его спиной захлопывается невидимая дверь.

— Да, я тоже ощутила что-то подобное.

— Если катастрофа все-таки наступит, — продолжал Дэвид, — в Англии будет не так уж много безопасных мест. Долина может стать одним из таких убежищ.

— Значит — картофель и свекла, — сказал Джон.

— И более того, — добавил Дэвид, пристально взглянув на них. — Вы видели кучу бревен у дороги?

— Для новых зданий?

Дэвид встал и подошел к окну.

— Нет, — сказал он, глядя на зимний пейзаж. — Для частокола.

Анна и Джон переглянулись.

— Частокол? — переспросила Анна.

Дэвид обернулся:

— Изгородь, если хотите. Необходимо сделать ворота, которые смогут противостоять натиску толпы в долину.

— Ты серьезно? — изумленно спросил Джон.

Он внимательно посмотрел на своего старшего брата, который никогда не отличался особым воображением и склонностью к авантюризму. Его манеры, как обычно, были бесстрастны и флегматичны. Казалось, Дэвида совершенно не волнует замешательство, вызванное его сообщением.