Самый далекий берег

– Можно, – сказал Терехов серьезно. – Потому что, не сочтите это высокими словами, у меня осталась только моя работа. По деньгам меня опустили ниже некуда, по престижу и социальному статусу – аналогично. У меня осталась одна возможность не сломаться, не впасть в депрессию, не растечься – остаться твердым профессионалом. Понимаете?

– Кажется.

– Рад слышать… Так вот, мне совершенно непонятно, почему вы ни с того ни с сего решили укрыться в психушке. Нет вроде бы никаких поводов. Ладно, я не волшебник и не успел за неделю узнать всего. Может, вы обрюхатили соседку-семиклассницу или сшибли на машине насмерть гаишника при исполнении… Не в том загадка.

– А в чем?

– Не понимаете? Нет, серьезно? Откуда у вас двести тысяч? Ах нет, побольше, дома ведь есть еще… Ваша прошлая жизнь не дала ни малейшего следочка. Бабушкиных бриллиантов вы не продавали, а в карты такую сумму вряд ли могли выиграть. Вы что, наркотой торговали втихаря? Или нашли на пожаре алмаз в сто каратов и сумели его пристроить?

– Деньги заработанные. Честным образом.

– Ну да? А не подскажете ли, где в наше время можно срубить такие бабки честным образом?

– Не подскажу, – серьезно сказал Кирьянов. – Упаси вас бог от такой работы.

– Отчего же, если она честная.

– Тут есть нюансы…

– А конкретно?

– Не стоит, честное слово…

– У какой-нибудь мафии сперли?

– Это вы американских кин насмотрелись…

– Ну, я шуткую, – сказал Терехов. – Если бы вы эти денежки у кого-то сперли, вы совершенно иначе планировали бы свое будущее. И просили бы у меня каких-то других услуг. Не знаю, каких, но, безусловно, других. Вам нужно отсидеть еще месяц и выйти отсюда с неким убойным диагнозом, да?

– Именно.

– Это, как хотите, противоречит догадкам, будто деньги вы сперли и кто-то во внешнем мире жаждет найти вас и рассчитаться, – сказал Терехов. – Не так ли? Человека, жаждущего вернуть деньги – тем более такие, – не остановит никакой диагноз, пусть даже я вас по документам проведу как параноика номер один Сибири и окрестностей… Нет, тут что-то другое… И я не понимаю, что. Не могу ни угадать, ни вычислить. А я не хочу связываться с тем, чего не понимаю. Черт его знает, чем это чревато… Так что забирайте ваши деньги и ступайте с ними вместе куда глаза глядят. Так оно будет спокойнее.

– Вы серьезно?

– Абсолютно, – сказал Терехов. – Это позиция. Непонятное всегда опасно. А я в нынешнем своем положении весьма уязвим перед внешними угрозами, поскольку мои защитные возможности сведены к минимуму. Так что не стоит рисковать… Сейчас я напишу…

– Подождите!

– Хорошо, – сказал доктор решительно. – У вас две минуты. Убедите меня, что ни вы сами, ни ваши денежки меня ни во что не втравят.

– И тогда мы договоримся? Возьмете деньги?

– Не знаю, – сказал доктор. – Честное слово, не знаю.

– А если вы не поверите?

Доктор сухо бросил:

– Смею думать, в силу профессионального опыта удастся отличить байки от правды…

– Черт бы вас побрал… – с досадой произнес Кирьянов. – Но ведь нет ни выхода, ни времени… Там, в сумке, лежит рукопись…

– Я помню, – кивнул доктор. – Заглядывал в папочку. Листать не листал, посмотрел только первую страницу. Название – «Самый далекий берег», подзаголовок – «Фантастический роман», автор – какой-то Себастьян Ян. Сроду о таком не слыхивал. Хотел, признаться, полистать, но не нашел времени…

– А вы найдите. И не полистайте, а почитайте.

– И?

– Это не роман, – сказал Кирьянов. – Это дневник нескольких последних месяцев. Мой дневник. А первая страничка… для отвода глаз. Всегда можно выдать за творение какого-нибудь друга-графомана – фантастики нынче столько…

– Хорошо, допустим, я прочитаю. И что?

– Говорю вам, это дневник. Это все было на самом деле. Все. Умному достаточно… Только, говорю вам, помните: это все было на самом деле…

«А собственно, чем не выход? – подумал Терехов вяло. – Рассусоливать с ним далее нет смысла, главное сказано. Происшествий в отделении нет, пара часов свободного времени обеспечена. А через два часа он у меня отсюда все равно вылетит со страшной силой… А как же иначе, что там может оказаться такого, чтобы… Должно быть, все-таки наркота… Пошел он…»

– Хорошо, – сказал он быстро. – Договорились. Я читаю…

– Вы, главное, помните, что все это было на самом деле…

– Постараюсь помнить, – сказал доктор уже отстраненным, профессиональным тоном. – Идите пока…

Он вернулся в кабинетик минут через пятнадцать. Положил перед собой нетолстую рукопись, исполненную определенно на компьютере. Ну да, Себастьян Ян, «Самый далекий берег», фантастический роман, в конец заглядывать не будем, и наугад листать не будем, а будем читать так, как того и заслуживает фантастический роман, – с первой страницы… так, вот тут «Кирьянов», и тут, он не от первого лица свой пресловутый дневник писал, а от третьего… но это, в конце концов, ни о чем еще не говорит, просто творческий метод такой… Итак, что у нас? Чему меня призывают безоговорочно верить? «Они ехали в аэропорт знакомой дорогой, и по бокам мелькали то пологие холмы, то деревни…» Ну, пока что верить можно каждому слову. Нет ничего удивительного в том, что человек ехал в аэропорт знакомой дорогой. По бокам таковой и в самом деле то пологие холмы, то деревни. Пока что всему верится…

Глава третья

Черные погоны

Они ехали в аэропорт знакомой дорогой, и по бокам мелькали то пологие холмы, то деревни, и потрепанный уазик защитного цвета шел чересчур уж ходко для армейского ветерана – гладко и плавно, без скрипа и дребезжания, невероятно ровно рокоча мотором, без особого труда обходя по крайней левой навороченные иномарки. Водитель был неплох, Кирьянов это должным образом оценил, а впрочем, и машина хороша, остается стойкое впечатление, что это персональный генеральский экипаж, ухоженный и перебранный вручную до последнего винтика, да и мотор, очень может оказаться, форсированный. Ничуточки не походит на обычную разгонную тачку, склепанную на общем конвейере и доверенную первогодку, у которого руки растут из пятой точки… Ничего похожего.

Ему нравилась и машина, и манера езды молчаливого водителя (вовсе не напоминавшего того самого первогодка), но сидел он насупясь. Он был откровенно недоволен собой. Не понимал, как могло такое случиться…

Военные сборы, долг и обязанности – это понятно. Особенно человеку, семнадцать лет оттрубившему пусть и не в армии, а в пожарной охране – тоже, знаете ли, не запорожская вольница и не дом отдыха профсоюза работников легкой промышленности. И все же, все же…

Он как-никак был не сержантом запаса, а подполковником, занимавшим немаленькую должность в городской «пожарке». Он умел выполнять приказы, но и цену себе, подполковнику, знал, умел за себя постоять, где дипломатией, а где и легким обнажением клыков. Прекрасно понимал, что занимает на некой невидимой лесенке отнюдь не нижнюю ступеньку, а это уже подразумевает нешуточное умение отстаивать собственное достоинство.

Отчего же он, когда приперся этот прапорщик с повесткой (военные сборы, в течение двух часов прибыть с подателем сего), поплелся следом покорно и тупо, словно неразумный щенок на веревочке? Без особого внутреннего сопротивления согласился, что так и не заедет домой попрощаться с женой и детьми, что уедет с прапором как есть, в чем был, что никому ничего не скажет – все, мол, улажено, оговорено и утрясено, и есть еще такая штука, как военная тайна…

Словно арестованный на пятнадцать суток бомжик, честное слово! Эта тупая покорность была совершенно не в его характере – особенно в той части, что касалась прощания с семьей. И тем не менее… Ну наваждение какое-то, право слово! Будто этот рослый прапор, корректный, невозмутимый и вежливый, был не только прапором, но еще и колдуном и каким-то чудом лишил всякой собственной воли. Колдун, гипноз… Ну и чушь лезет в голову!