Бунт вурдалаков

Но её не было. Хотя приборы неумолимо показывали её приближение. Где же она, где?! Иван вглядывался вперёд, пытаясь нащупать глазом точку, маленький шарик далёкой ещё планеты… Нет! Ничего не было видно.

И вот тогда у него всплыли в памяти многопространственные структуры.

Он в который уже раз успел удивиться — откуда это в нём! Почему он видит и знает это?!

Его пронзило словно током. Не надо искать планету где-то впереди, не надо! Она уже здесь, она вокруг! Вот эта длиннющая мрачно-зелёная кишка, переталкивающая капсулу, будто удав кролика, и есть планета — планета Навей в одной из её пространственных ипостасей. Точно!

Она уже властвует над капсулой и крохотной частичкой живой плоти в ней. Она уже повсюду! Это прокол, промашка! Как он сразу не сообразил! Иван откинулся на мягкую воздушно-упругую спинку сенсокресла. Теперь поздно ругать себя. И пусть эти приборы показывают планету где-то вдали, обычным шаром, кружащим в пространстве. У них нет иного зрения. Они работают только в убогом однопространственном трёхмерном мире, им не дано видеть миров подлинных. Пора!

Иван резко развернулся и подкатил на кресле к сферической стене, продавил мембрану и въехал в рабочий отсек. Надо было собираться. Надо было надевать на себя кучу тяжёлых и неудобных вещей, которые могут не только не пригодиться, а наоборот — помешать, надо запасаться и увешиваться оружием и боеприпасами… Всё надо, по инструкции надо… Первым делом он влез в тончайший, непробиваемый пластиконовый комбинезон-чулок — теперь его тело было защищено трёхмикронной прозрачной плёнкой, которая выдерживала выстрелы в упор из ручного оружия, предохраняла от огня и кипящей лавы, но вместе с тем ничуть не мешала коже дышать. Дышать? Иван ещё не знал даже, чем там дышат, какой состав атмосферы на этой треклятой планете. Он уже устал перестраивать свои лёгкие под фтор или метан, ему хотелось привычного, земного. И уж совсем не выносил он пластино-баллоны с дыхательной смесью. Он вообще ненавидел всю эту состряпанную химическую дрянь. Но в поиске выбирать не приходилось. Планета могла сыграть любую шутку в любую минуту. Об этом нельзя забывать. Он уже сейчас был в её многопространственных недрах, а что дальше… Пояса, ленты, пластинокарманы со всем необходимым прилипали к телу, словно были его естественным продолжением. Лёгкий костюм-скафандр, сверху грубые маскировочные штаны, рубаху, ремень… С отвращением он поглядел на шлем скафандра — нет, эту штуковину он наденет, когда точно будет знать, что без неё не обойтись, не раньше — ему совсем не хотелось обрезать длинные волосы, брить отпущенную бороду… Иван мысленно включил зеркальный слой стены, вгляделся в себя. И опять его поразило, буквально шокировало то, о чём минуту назад и не думал.

Откуда у него эта бородища, эти волосы? Он привык к ним за последние дни, дни подготовки. Но ведь их же не было! На Гарду он уходил выбритый до синевы, остриженный почти под нулёвку. Возвращение он тоже помнил отлично, — так, щетинка, пара лишних прядей, а потом? Где он был потом?! Неужто эти четверо не обманывали его, неужто они вырвали из его памяти целый клок?! О каких многопространственных мирах они говорили, о каком Хархане?! Нет!

Что-то было, точно — было!

Иван мрачно оглядывал себя в зеркале. Он не изменился — всё такой же высокий, под два метра, атлетически скроенный, поджарый, с широченными крутыми плечами и тугими бицепсами, человек-пружина, гибкий, сильный, выносливый, умный… Серые ясные глаза смотрели прямо из-под прямых тёмно-русых бровей, прямой рот, тонкий прямой русский нос, чуть приметные скулы — это было лицо исследователя-интеллектуала, а не супермена с узким лбом и выпяченной челюстью. И эти длинные светло-русые, наполовину пронизанные сединой волосы, ложащиеся на плечи, спину.

Тёмно-русая густая борода, волнистая и поблёскивающая в свете бортового свечения. Это был он, но с какой-то ещё неведомой ему былинной величавой статью русича-арийца, будто очнувшегося от многотысячелетней спячки, расправившего плечи, готового постоять и за себя и за сирых с убогими пред лицом любой Тёмной силы.

Было! Было что-то!

Он провёл снова ладонью по груди, чего-то не хватало на ней, чего-то они лишили его. Но чего? Нет! Хватит!

Иван оторвался от самосозерцания, бросил самокопания.

Хватит!

Напоследок он закрепил за спиной плоский десантный ранец. Подхватил лучемёт. И пошёл в рубку.

Зеленое нутро планеты уже не просто всасывало их туннелем-аортой, а обтекало-облегало-облапливало со всех сторон. Они были в чреве этого чудовищного мира.

И мир этот был равнодушен к ним.

Всё оказалось столь непривычным, странным, что Иван немного растерялся. Обычно поиск вёлся по привычному сценарию: изучение агрессивности звездной системы, проникновение в неё, изучение околопланетного пространства, сбор информации, посадка или штурм, и собственно работа на поверхности, непредсказуемая и, как правило, изнурительная. Но куда высаживаться здесь? Куда вообще девать капсулу?!

Ведь её не оставишь на орбите, нет никакой орбиты. Или пусть висит себе в этом чреве? А самому на малом десантном боте?! Иван в который раз снял показания датчиков — полный порядок, никаких препятствий, никакой угрозы, воздух такой, что дыши — не хочу, агрессивность среды — нулевая. Ну и что?

Зачем он тогда здесь? Зачем?! Прислали бы сразу детский сад на отдых! Нет!

Опять нервы. Он расслабился, развалился в кресле. Это многопространственный мир. А следовательно — что? Следовательно — то, что он с суперкапсулой одновременно находился и в чреве планеты, и на орбите, и ещё чёрт-те где…

Только приборы, только приборы. Он включил на себя автопилотаж: в мозг пошло и вовсе несусветное. По данным аппаратуры капсула висела в шестистах километрах над планетой с радиусом вдвое превышающим земной, с густой плотной облачной атмосферой. И имела эта планета не менее двухсот шестидесяти лун-спутников и восемнадцать пересекающихся, наплывающих друг на друга колец. С поверхности, из незримых жерл поднимались вверх, на космическую высоту ядовитые испарения, ни о каком воздухе и вообще кислороде и мечтать не приходилось.

— Вот это похоже на правду! — еле слышно проговорил Иван.

И провёл готовность бота.

Нечего терять время, надо идти вниз. Он задал в Большой Мозг капсулы программу авторежима в пределах маневренно-изменяющейся траектории.

Облачился в огромный десантный скафандр. И пошёл в бот. Его единственной надежей и опорой, единственным спасением была капсула. Без неё он не жилец.

В возвратники, вживлённые в тело, он не верил — это игрушки, это всё не то!

Погибнет капсула, погибнет и он. Уже на ходу он мысленно усложнил программу и задал расстояния маневра в полтора парсека — они не поймают её, не собьют!

Если эти «они» вообще есть, если «им» будет чем сбивать.

Когда бот отчалил от капсулы, Иван включил полную прозрачность. Чрево планеты Навей превратилось из мрачно-зеленого в лиловое, какое-то мохнатое, утробное, замельтешили чёрные пятна-провалы, заискрилось что-то… Иван не обращал внимания на мелочи, он знал, что автоматика бота прекрасно справится с посадкой на поверхность, будь эта поверхность хоть изнутри, хоть снаружи. А там он разберётся что к чему. Обязательно разберётся.

В тот момент, когда он уже дал команду на посадку, за спиной вновь прозвучал сдавленный, старушечий смешок, запахло тленом. Иван не стал оборачиваться — ему нет дела до призраков, хватит!

И всё же он ощупал в нагрудном кармане волшебный искрящийся Кристалл.

Только потом его рука сжала ствол лучемёта.

— Вниз!

Мохнатые лиловые стены утробы ринулись на него, будто ждали этой команды. Но они оказались совсем не близкими. И то, что виделось мхом, длинным тончайшим вьющимся волосом, оказалось частоколом невероятно высоких дышащих чёрными испарениями скал-трубок.

Там негде было садиться — непомерно длинные скалы с вертикальными склонами-стенами, бездонные невидимые и не прощупываемые локацией пропасти.