Лис, который раскрашивал зори (сборник)

− Ты мне изменяла с Дивеном, − догадался я, пытаясь хоть как-то обосновать для себя происходящее.

− Нет.

− Не изменяла? Вы… вы что, не спали из уважения ко мне? Он женился на тебе, ты пошла за него, а вы… не спали?!

− Это не Дивен. Дивен просто ходил со мной везде как… посольство от тебя. О моём… браке он не знал, ты не сердись на него. Он не знал. Но с моим мужем мы действительно не спали из уважения к тебе, и к твоему сыну. Мы не плохие механоиды, Кай, − вот только теперь она смахнула с края глаза слезинку, − мы просто… живём, как умеем и как нам кажется…

− …счастливее будет, − закончил я за неё известную фразу, и на этом слова у меня закончились.

Я сел на лавочку рядом с ней. Помолчали мы немного, она рассеяно смаргивая бусинки слёз, искала кулон в складках одежды я её обнял одной рукой за плечо. Вздохнул. Сказал:

− А у меня вчера отец умер… сегодня вечером лечу его хоронить… два дня пути до Угольных Спиралей. Небо должно быть черным в белую ночь… если за то, чтобы сжечь моего родителя позрелищней готовы платить такие деньги, наверное, он не зря жил. Как ты думаешь, росинка моя?

Она разревелась. Нашла кулон, наконец, я вздохнул, вдел ей его на цепочку и застегнул. У меня будет сын, а женщины больше нет. Я посмотрел на неё, стало приторно жалко:

− Ну… хочешь быть счастливой… ну… что делать − будь счастливой, только так, чтобы по-настоящему, а не тяп-ляп. И ты уж в этот раз не ошибайся, не трать кучу лет на парня, с которым тебе потом никак, − я достал платок и вытер ей все слёзы. И поцеловал в раскрасневшийся носик. А вот её механические пальчики я больше никогда не смогу ей поцеловать: второй, четвёртый, мизинчик, а потом перепоночку между вторым и третьим, у неё там особенное место. А он-то знает о нём?

Я вздохнул, и начал вставать, чтобы уходить. Навстречу к нам шел парень с завода Сайрики − его, кажется, звали Руртом. Великовозрастный, в меру обеспеченный, дурак, который постоянно сидит в конторе, что над цехом, в котором работает Сайрика. Говорить с ним противно: он вечно мямлит и смотрит будто бы близоруко, но в действительности − очень внимательно, и всегда прямо в глаза. Плешивый к тому же. Увидев нас вместе, он встал столбом и побледнел. Посмотрел на слёзы Сайрики с таким видом, словно хотел их прочесть вместо утренней газеты. Я глянул на его ухо.

− Это он? − спросил я сквозь зубы. Руки сжались, кожа на костяшках чуть не затрещала.

Сайрика отдала знак согласия.

Что со мной было потом, я плохо помню.

Из долговой ямы меня выкупал, ясное дело, Дивен, который и до того потратился на кулон (моих денег всё-таки не хватило), а теперь отдал всё до последней черточки в чековой книжке. Самому Руртому досталось не так и много − нас разнимать прибежал народ с проходной, и я переключился на них, а дальше я, кажется, подрался с половиной заводской охраны. Под конец, я перекинулся лисом и пустил в ход зубы и когти, перескакивая с одного противника на другого, но меня успокоил чей-то точный удар по голове, а потом ещё раз, для уверенности, со всей силы пригрели башкой о мостовую. В общем, повеселился я на славу, а завод где работают Сайрика и Руртом (собственно − «Изразцы») очень щедро платит службе приставов, и штраф был ого-какой. Я даже цифру запомнить не смог, что было в общем, не удивительно учитывая моё состояние.

Дивен отнёс меня на Лёгкую. Он же вызывал врача. Мне досталось что надо − я не мог обернуться назад, в механоидную ипостась, не мог поднять головы, толком открыть глаз и если брался говорить, то нёс околесицу.

Врач меня осматривал уже, должно быть, в кредит: всё наше здравоохранение сейчас болталось у Сайрики на шее, но кажется, я видел, как с доктором рассчитывался господин Койвин. Ну, этот с нас высчитает. Кажется, был вечер. Нужно было лететь.

Рек метался как угорелый, делая всё подряд, я пытался им руководить, но выходило у меня что-то не вполне подобающее. Словом, беда.

− Мы заказ сорвём…, − прошептал я Дивену, который стоял рядом и глядел в предписание врача. Господин Койвин встал на цыпочки, заглянул ему через плечо, и махнул от разочарования рукой засопев, как он всегда делает, когда понимает, что дело − дрянь.

− Мастер Койвин, что случится, если вы не совершите один вылет? − уточнил у него Дивен, надеясь, что в этом случае не произойдет ничего страшного.

− Потеряем многие будущие совместные заказы, сынок, − грустно сказал толстяк и удрученно подмигнул ему мол «так-то». Надел шляпу. Вышел. Дивен посмотрел на меня грустно-грустно. Я понял, что он меня не бросит. Меня здорово повело. Замутило, вся картинка разъехалась, я попытался свернуться в клубок, но толком не смог, поскольку запутался в собственных конечностях.

− Нужно лететь, − изрек я, пытаясь не выключаться, но веки были слишком тяжелыми, да и без них в глазах темнело, − Рек, поднимай Лёгкую.

− Молчи уже, − задумчиво произнёс кот, одевая куртку, чтобы, видимо, пойти в аптеку, − Рек, я скоро вернусь.

− Дивен, − позвал я его в полусне, − Дивен! − он наклонился ко мне, с таким видом, что я понял, что уже до смерти ему надоел, но информация была сверхважной, и я прошептал ему на ухо страшным пророческим шепотом, − ничего не поручай Реку, когда мы на земле! − набрал воздуха в лёгкие и из последних сил выдавил из себя, − никогда!

Потом опять плохо помню.

Как я понял из более поздних объяснений Река, в ту ночь парень с готовностью, достойной лучшего применения, принял командование на себя. Первым делом он зачислил к нам в штат свою новую девушку по имени Вайранн (ей было пятнадцать), а вторым − Дивена. Каким образом господин Койвин добился для всего этого балагана назначения на пересечение межей по линии ПОРЗа − я не знаю. То есть я знаю технически − как.

Он купил Вайранн к нам на временное, а Дивена взял пассажиром − тот договорился со своим мастером на то, что привезёт несколько редких деталей из Угольной Спирали − они и правда ждали оттуда, как и из нескольких других городов, оказии. Но я не понимаю, как господин Койвин допустил, чтобы этот паноптикум вёл дирижабль, и как Лёгкая на это согласилась. А хотя и этому было объяснение − Лёгкая не желала терять заказ, а Койвин просто не был воздушных дел мастером. Он был начальником по линии администрации, то есть, иными словами − не имевшим о полётах никакого понятия − старым дураком.

Мне стало чуть получше где-то к утру, и я смог проверить куда и как мы летим. Поглядел также и то, как мы заполнились для задания. По итогам инспекции, я нашел, наверное, миллиард недочётов и выписал это всё Реку сотоварищи, но в целом парнишку оставалось только поблагодарить − он действительно поднял дирижабль в небо и повёл его работать. Дивену я тоже выдал благодарность за то, что не пустил детей одних, но в нашем деле он ничего не понимал, и Рек этим на всю катушку пользовался.

Это было не очень хорошо, но Рек был молодцом, у меня не было повода ему не доверять, ведь сам я начинал, когда был ещё моложе.

Сейчас мне было двадцать девять. Я пришел в бизнес четырнадцать лет назад. Меня ещё подростком купили из работного дома после трагической гибели прошлого судна и экипажа. «Северное сияние», всегда было не богатым, и меня старик Койвин выбрал по двум причинам: я очень любил небо и стоил гроши − Центр хотел за меня чуть больше компенсации расходов на моё содержание до пятнадцати лет, а в работных домах шестой ступени почти не содержат: я до сих пор помню, как Койвин накормил меня досыта − это было вообще первое чувство насыщения в моей жизни которое я помнил, и после него долго и сильно болел живот (Река я поэтому сразу досыта не кормил).

Центр предупредил Койвина, что я − оборотень, который на тот момент выбирал свою преимущественную ипостась, и если я вдруг решил бы остаться механическим зверем, который лишь в определённые фазы Луны сможет принимать облик механоида, то это − личное невезение Койвина, и Центр снимает с себя ответственность за это. Старик, на моё счастье, решил рискнуть.