Человек, который упал на Землю

Было уже одиннадцать, но домой идти не хотелось. На секунду Брайс подумал, не позвонить ли Гелберу, близкому другу из университета, но решил не звонить. Гелбер был приятный человек, но сейчас Брайс не знал, о чём стал бы с ним разговаривать. Ему не хотелось говорить о себе, своем страхе, своей низкой похоти, своей отвратительной и глупой жизни. Он пошёл дальше.

Незадолго до полуночи он забрёл в круглосуточную аптеку, где не было никого, кроме пожилого продавца за блестящей буфетной стойкой из пластика. Брайс сел и заказал кофе, а когда глаза привыкли к фальшивому блеску флуоресцентных ламп, начал лениво осматриваться вокруг, читать этикетки на баночках с аспирином, фототоварах, упаковках бритвенных лезвий… Он сощурился, у него заболела голова. Пиво, яркий свет… Крем от загара, карманные расчёски. А потом кое-что зацепило его взгляд. Надпись «Фотоплёнка „Краски мира“, 35 мм», отпечатанная на каждой из синих коробочек, выставленных в ряд следом за карманными расчёсками, прямо под ценником от кусачек для ногтей. Он вздрогнул, сам не зная почему. Продавец стоял рядом, и Брайс отрывисто произнёс:

― Можно мне посмотреть эту плёнку?

Продавец сощурился — может быть, ему тоже было больно смотреть на свет? — и спросил:

― Какую плёнку?

― Цветную. «Краски мира».

― А! Я просто не…

― Ясно, ясно. ― Брайс поразился нетерпению в собственном голосе. У него не было привычки перебивать людей.

Пожилой аптекарь слегка нахмурился, затем пошарил наверху и достал упаковку с плёнкой. С преувеличенной невозмутимостью он положил её на стойку перед Брайсом, не сказав ни слова.

Брайс взял упаковку и посмотрел на этикетку. Под большими буквами было напечатано мелким шрифтом: «Идеально сбалансированная цветная плёнка, без зерна». И ещё ниже: «Светочувствительность от 200 до 3000, в зависимости от проявки». «Боже мой! ― подумал он, ― светочувствительность не может быть так высока ― и так вариабельна!»

Он поднял взгляд на продавца:

― Сколько она стоит?

― Шесть долларов. Это на тридцать шесть кадров. На двадцать кадров ― два семьдесят пять.

Брайс взвесил упаковку в руке — та оказалась очень лёгкой.

― Дороговато.

Продавец скривился в каком-то старческом раздражении:

― Вовсе нет, ведь не нужно платить за проявку.

― А, понятно. Они проявляют её для вас. Вы получаете конверт по почте… ― Брайс прервал себя на полуслове. Что толку об этом говорить? Кто-то изобрёл новую плёнку, но что ему за дело? Он не фотограф.

Помолчав, продавец возразил:

― Нет. ― И, отвернувшись к двери, добавил: ― Она проявляется сама.

― Она — что?

― Проявляется сама. Слушайте, вы собираетесь её покупать?

Не отвечая, Брайс покрутил упаковку в руках. На каждой стороне было жирно напечатано слово «самопроявляющаяся». Это потрясло Брайса. «Почему об этом ничего не было в химических журналах? Совершенно новый процесс…»

― Да, ― растерянно ответил он, глядя на этикетку. Там, в самом низу, было выведено тонким шрифтом: «ВК». ― Да, я её беру. ― Он достал бумажник и отсчитал продавцу шесть мятых купюр. ― Как она работает?

― Вы кладёте её обратно в контейнер… ― Продавец взял деньги. Казалось, он смягчился.

― Обратно в контейнер?

― Маленький контейнер, в котором она лежит. Вы кладёте её обратно в контейнер, когда закончатся кадры. Затем нажимаете кнопку сверху на контейнере. Сами увидите. Там внутри описание. Нажимаете её один или несколько раз — зависит от этой самой «светочувствительности». И всё.

― Ага, ― Брайс встал, не допив кофе, и осторожно положил упаковку в карман. Выходя, он спросил продавца: ― Давно эта штука появилась в продаже?

― Плёнка? Недели две-три назад. Работает отлично. Идёт просто нарасхват.

Брайс направился прямиком домой, размышляя о плёнке. Разве что-то может быть настолько хорошо, настолько просто? Он рассеянно достал упаковку из кармана и вскрыл её большим пальцем. В ней была синяя жестяная баночка с завинчивающейся крышкой, из которой торчала красная кнопка. Брайс открыл её. Внутри лежала обычная кассета с 35-миллиметровой плёнкой, завёрнутая в листок с описанием. На внутренней стороне крышки, под кнопкой, обнаружилась маленькая решётка. Он провёл по ней ногтем большого пальца. Походило на фарфор.

Дома Брайс откопал в выдвижном ящике древний аргусовский фотоаппарат. Прежде чем зарядить его, он вытянул фут плёнки из картриджа, засветив её, а затем оторвал. Она оказалась шероховатой на ощупь, ей не хватало обычной гладкости желатиновой эмульсии. Оставшуюся плёнку он зарядил в фотоаппарат и быстро отснял её, фотографируя всё без разбора — стены, обогреватель, стопки бумаг на столе. Светочувствительность при тусклом освещении он выставил на восемьсот. Закончив, Брайс проявил плёнку в жестяном контейнере, нажав на кнопку восемь раз, открыл крышку и принюхался. Наружу вышло едва заметное облачко голубоватого газа с едким, нераспознаваемым запахом. В контейнере не было жидкости. Газовая проявка? Брайс торопливо достал плёнку, вытянув ленту из картриджа, и, держа её против света, обнаружил серию диапозитивов с прекрасными, абсолютно реалистичными цветами и деталями. Он присвистнул и выругался вслух. Затем взял кусок пустой плёнки и ленту диапозитивов и отнёс их на кухню. Там он приготовил материалы для быстрого химического анализа, расставил в ряд мензурки и достал оборудование для титрования. Брайс с головой погрузился в работу, ни на минуту не задумавшись о том, почему же эта плёнка возбуждает в нём такое неистовое любопытство. Что-то не давало ему покоя, но он не обращал внимания — он был слишком поглощён…

Пять часов спустя, в шесть утра, когда серое небо за окном наполнилось птичьим гамом, Брайс устало опустился на кухонный стул, держа в руке маленький кусочек плёнки. Он не провёл с ней всех возможных опытов, но провёл их достаточно, чтобы выяснить, что ни одного из веществ, обычно используемых в фотографии, ни одной из солей серебра в этой плёнке не было. Несколько минут он сидел, глядя в никуда покрасневшими глазами. Затем поднялся, с огромным трудом доплёлся до спальни и упал, полумёртвый от усталости, на нерасстеленную кровать. За окном кричали птицы и всходило солнце. Брайс уснул, не раздевшись, лишь успев пробормотать искажённым хриплым голосом: «Совершенно новая технология… кто-то откопал научный трактат в руинах майя… а может, на другой планете…»

4

По-весеннему одетые люди сновали по тротуарам, сменяя друг друга в торопливом потоке. Молодые женщины стучали высокими каблуками (Ньютон мог слышать их даже сидя в машине). Многие из них были нарядно одеты, и на ослепительном утреннем солнце их одежда казалась сверхъестественно яркой. Несмотря на боль в чувствительных глазах, Ньютону нравилось смотреть на людей, на всё это буйство красок. Он велел водителю медленно ехать по Парк-авеню. Был чудесный день, один из первых по-настоящему солнечных дней его второй весны на Земле. Улыбаясь, Ньютон откинулся назад, на сделанные специально для него подушки, и машина медленно и плавно двинулась в центр города. Его водитель, Артур, был настоящий профессионал: Ньютон выбрал его за умение выдерживать постоянную скорость и вести машину ровно, без рывков.

Они свернули на Пятую авеню и остановились перед бывшим офисом Фарнсуорта, на котором, сбоку от входа, теперь висела латунная табличка с небольшой выпуклой надписью «Всемирная корпорация». Ньютон затемнил свои солнцезащитные очки, чтобы уберечь глаза от яркого света, и выбрался из лимузина. Стоя на тротуаре, он потянулся, подставив лицо нежно припекающему солнцу, которое для окружающих было лишь умеренно тёплым.

Артур высунул голову из окна машины и спросил:

― Мне подождать вас, мистер Ньютон?

Ньютон снова потянулся, упиваясь солнцем и свежим воздухом. Уже больше месяца он не выходил из квартиры.

― Нет, ― ответил он. ― Я позвоню тебе, Артур. Но не думаю, что ты понадобишься мне до вечера. Если хочешь, можешь сходить в кино.