Неизвестное устройство

Нет пятна?

Боже, почему мертвые встают из своих могил и вмешиваются в дела других?! Почему они не лежат в своих могилах и не дают живым жить в мире и покое?!»

Он стоял и пустыми глазами смотрел на подходящий поезд, который он до этого ждал, а сейчас не осознавал его приближения. Ноги сами внесли его в вагон, в котором он обычно ездил. Он шел как слепой. Непонимающе огляделся, сел на свое обычное место, и все это как во сне, не понимая, что делает,

«Почему я убил Элайн?»

Вагон был как всегда полон. Рядом с ним и вокруг сидели все те же люди. Он приветствовал их при входе обычным кивком, и они были готовы как всегда поболтать с ним о пустяках.

Человек, сидевший напротив, Фамилоу, свернул свою вечернюю газету, пихнул ее в карман, откашлялся и сказал:

— Сегодня был прекрасный день, я думаю, вы со мной согласитесь. За последнее время погода компенсирует нам… — он осекся и продолжил уже громче: — Вы плохо себя чувствуете, Брансон?

— Я? — Брансон заметно вздрогнул. — Нет, все в порядке.

— Вы плохо выглядите, — заметил Фамилоу. — Вы такой бледный, как будто вас побелили. — Он наклонился в сторону и, хихикнув, легонько толкнул локтем Конелли, человека, сидящего рядом с ним. — Слышишь, что говорю? Брансон такой бледный, как будто его побелили.

— Да, он выглядит неважно, — согласился Конелли, не собираясь восхищаться чужим остроумием. Он отодвинул в сторону ноги. — Вас не стошнит на мои колени?

— Все нормально. Со мной все в порядке. — Слова прозвучали какими-то чужими.

«Почему я убил Элайи?»

Фамилоу оставил эту тему и начал жаловаться на бега и на падение деловой активности.

Все это время он смотрел на Брансона своими бесцветными, слегка вытаращенными глазами. Казалось, что он все время ожидает, что произойдет что-то неприятное. Конелли тоже ожидал чего-то, правда, не столь явно. У них был вид людей, которые не по своей воле были вызваны оказать первую помощь человеку, катающемуся в припадке по полу.

Поезд продолжал громыхать по рельсам, разговор заглох, и все трое сидели, чувствуя себя не в своей тарелке. Никто не пытался возобновить разговор. Наконец за окном показалась полоса огней, поезд замедлил ход и остановился. В туманной темноте на платформе послышались голоса. Кто-то с грохотом вез по перрону сундук. Конелли и Фамилоу не отрывали выжидательного взгляда от Брансона, который, казалось, совершенно не замечал их внимания.

В конце концов Фамилоу наклонился и похлопал Брансона по коленке:

— Если вы, конечно, не проехали, то это ваша станция.

— Да? — Брансон недоверчиво посмотрел на него.

Он приподнял занавеску и уставился в окно.

— Действительно! — он схватил свой портфель и ринулся в проход. — Должно быть, я просто задремал.

Выходя из вагона, он услышал, как Конелли сказал:

— Задремал с кошмарами, наверное.

Затем он оказался на платформе, наблюдая, как отходит поезд. Ярко освещенные вагоны один за другим проезжали мимо него. Он мог видеть в окнах пассажиров, которые болтали между собой, читали газеты или покачивались в полудреме. Ни у кого из них не было настоящих причин для волнения. Их головы были заняты вполне тривиальными мыслями. Что у них будет сегодня вечером на обед? Проведут тихий спокойный вечер перед телевизором или Мабл хочет куда-нибудь сходить? Они были ленивы и благодушны, каким был и он сам по дороге домой до сегодняшнего дня.

Но сейчас началась охота, и дичью на этой охоте был Брансон. Стоя один, если не считать этих людей в мелькающих вагонах, он был охвачен настоящим страхом преследования. Это было не какое-нибудь ощущение приключения, это было разбивающее сердце, расстраивающее мысли психическое состояние, которое он никогда не испытывал. И в конце этого бега на длинную дистанцию стоял приз для победителя — электрический стул. Он мог представить со всей отчетливостью этот стул, и это видение вызывало у него головокружение.

Он не мог избежать этих мыслей и в то же время не мог ничего придумать. Выйдя со станции, пройдя по улице и завернув за угол, он продолжал идти, совершенно не представляя себе, где он. Автопилот, который находился у него в голове, взял управление на себя и вел его домой по хорошо известному маршруту. Он видел ярко освещенные окна соседей. Раньше эти огни наводили на мысли о жизни, протекающей повсюду, теперь он смотрел на них как на просто огни, потому что мысли его были о смерти. Кости под корнями, которые могли и должны были перейти в другое столетие. Кости, которые должны были остаться там до тех пор, пока не пройдет столько времени, что связать эти кости с настоящим будет невозможно. В этой цепи случайностей, казалось, было какое-то дьявольское упрямство, толкающее всю цепь случайностей в направлении определения виновного. Из миллиона деревьев только одно, вполне определенное, должно было наклониться, чтобы открыть охоту на человека.

Навстречу ему попался Джимми Линдстром-младший, тащивший за веревку игрушечный грузовик ярко-красного цвета.

— Здравствуйте, мистер Брансон, — крикнул он.

— Здравствуй, — машинально ответил Брансон, забыв прибавить «Джимми», как он всегда делал.

Он механически пошел дальше, как робот.

Пару месяцев назад он заполнял однообразные часы какого-то путешествия чтением одного из сенсационных журнальчиков о преступлениях. Кто-то забыл этот журнальчик на сиденье в поезде, и Брансон подобрал его и из любопытства начал перелистывать. Одна из правдивых историй в этом журнале рассказывала, как собака во время прогулки выкопала кости руки с золотым кольцом на пальце, всего лишь с золотым кольцом. И, отталкиваясь от этой одной-единственной детали, шаг за шагом, они проследовали по всей линии, задавая вопросы, пока вся паутина лжи не лежала перед ними. Шериф и его помощники, адвокаты и детективы разъезжали по всему свету, собирали и складывали куски мозаики в течение двух лет. И вдруг стала видна вся картина во всей своей неприглядности, и человек пошел на электрический стул через четырнадцать лет после совершения преступления.

А теперь вот это. Где-то недалеко находится большая контора, в которой работают ученые-ищейки, и они уже изучают жертву: пол, вес, рост и множество других деталей, которые понятны только специалистам, определяют примерную дату убийства. Распутывание паутины лжи началось, а окончание этой процедуры зависит только от времени.