Книга семи печатей<br />(Фантастика Серебряного века. Том VI)

— Скажите, граф, — спросил в ответ капеллан, — не замечали ли вы каких-нибудь особенных примет на теле у графини? Например, родимое пятно необыкновенного вида, цвета, или иной подобный знак, как бы выжженный раскаленным железом?

— Нет, не знаю, — удивился граф, — зачем вам это, святой отец?..

— А как думаете вы, — снова спросил капеллан, — тот ужасный призрак, который, помните, появился на пиру, — самостоятельно появился он, или был вызван графиней?

Граф с тревогой взглянул на капеллана. Он понял, в чем дело. Очевидно, капеллан заподозрил Берту в страшном преступлении, которое каралось жесточайшими пытками и сожжением на костре, — в том, что она колдунья и имеет сношения с сатаной. Ни знатный род, ни богатство, ни покровительство самого короля не спасали заподозренных в этом лиц от ужасного суда и наказания. Судьи были одинаково безжалостны и к сильным мужчинам, и к слабым, болезненным женщинам и девушкам.

— Я понимаю нас, святой отец! — глухо промолвил граф. — Но я отказываюсь продолжать разговор на эту тему: это было бы чересчур страшно. Я не верю этому.

Капеллан мрачно промолчал. Кругом было тихо, светло, радостно. Розы (они цвели и здесь) раскрывали под солнцем свои душистые чашечки.

На тропинке вверху показались две нищие женщины.

— Смотрите! — воскликнул граф. — Какая наглость! Эти твари уже ищут ее. Они бродят целыми днями вокруг замка, словно гиены.

Женщины, услышав голос графа, испуганно скрылись.

— Весь мой дом приходит в разрушение, — продолжал граф, — у меня нет ни семейного очага, ни семейного круга. Я должен сам глядеть за всем в доме, как ключница, как баба. Надо мной смеются, и мне хотелось бы уйти из собственного дома и никогда не возвращаться в него. Я лишен друзей. Я одинок. От меня бегут, как от зачумленного, в особенности после того несчастного пира.

— Да, после того пира я убедился, что ее душе грозит серьезная опасность! — с зловещей выразительностью промолвил капеллан.

На тропинке показалась нищая старуха с ребенком, у которого была повязана голова.

— Благородные господа, — обратилась она к графу и капеллану с низким поклоном, — сказывают, в этом замке живет добрая госпожа, которая помогает бедным и лечит их детей. Вот мой внучок-сиротка…

— Убирайся прочь! — воскликнул граф, замахиваясь на нее палкой. — Я выпущу на тебя собак, если ты еще раз заглянешь сюда, проклятая старушонка!

Старуха с ужасом заковыляла прочь и скрылась в кустах.

— Проклятые! — повторил граф. — Они пьют у моей милой Берты кровь. С каждым днем она становится бледнее и бессильней. И я не могу избавить ее от этой злой заразы! Вы видите, я силен и могуч, я вооружен с головы до ног — но я бессилен против царящего в ее душе безумства!

Граф махнул в отчаянии рукой и повернулся, чтобы идти в замок. Но вдруг из кустов выскочил мальчишка. Прыгая на одной ноге, он бесстрашно подскочил к графу и со смехом запел:

— Уходи ты, безумный, прочь! — замахал на него руками капеллан.

Но было уже поздно. Граф пришел в совершенное бешенство. Он мгновенно выхватил меч и пронзил несчастного мальчугана.

— Щенок поганый! — воскликнул он, задыхаясь от гнева, и оттолкнул ногой маленькое тело в кусты. — Видите, святой отец, как развращены эти собаки! Эти негодяи позволяют себе сочинять непристойные песни на мой счет и учат им своих щенят!

Капеллан собирался что-то сказать, но в это мгновение на тропинке наверху показалась стройная фигура графини Берты.

— Вот и графиня! — воскликнул капеллан. — Должно быть, она идет к своим беднякам.

— Берта, — изумился граф, — зачем ты здесь?..

Услыхав голос мужа, графиня вздрогнула и остановилась. И граф увидел, что она несла с собой большую корзину, покрытую белым холстом.

— Куда ты идешь? — гневно обратился он к ней. — Ведь я приказал тебе оставаться в замке! Зачем же ты ослушалась? Я вижу, ты опять принялась за старое? Ты опять тайком от меня пробираешься к своим бездельникам?.. Опять ты несешь им мое добро, мои припасы?

Графиня поникла головой, бледная, как покрывало, которым была покрыта ее корзина. Граф грозно подступил к ней со сжатыми кулаками. Она затрепетала и отступила, с трудом сдерживая тяжелую корзину.

— Я… Я сейчас иду в сад! — пробормотала она, дрожа всем телом.

— В сад? — воскликнул граф. — А зачем эта корзина? Что в ней? Покажи!

Испуганная, трепещущая, как пойманная птица, она закрыла лицо и тихо промолвила, как бы обороняясь от мужа этими словами:

— В ней розы!

Граф гневно сдернул покрывало с корзины. В это мгновение все кругом озарилось ярким розовым светом, и благоухающим дождем посыпались с неба розы. Они густо усыпали всю корзину, и корзина казалась теперь наполненной розами.

Граф с удивлением отшатнулся от жены.

— Да… розы… — пробормотал он, изумляясь все более и более.

— Грешница! — воскликнул капеллан, потрясая поднятой кверху рукою. — Нечистой силою ты сотворила это чудо! Теперь для меня ясно, что ты колдунья! Ты дочь сатаны!.. Ты соблазн для всего окрестного мира… Нет, исправлять тебя уж слишком поздно… Единый путь для твоего спасения лишь строгая кара!

И он ушел, закутав голову в капюшон, чтобы не видеть графини.

— Что это значит? — спросил граф в волнении. — Во сне я все это вижу или наяву?

Графиня заплакала.

— Я солгала тебе, — с горькими слезами промолвила она, — ты так бранишь меня, так мучишь меня упреками и угрозами, что нет сил терпеть… И когда ты опять стал сейчас упрекать меня, я не выдержала, — и эта ложь пришла ко мне невольно. Я захотела защититься ею, как розовым покровом, от насилия твоих угроз… И видишь, моя ложь покрыта!.. Я не знаю, чья сила и власть заступилась за меня, но не сатану призываю я в своих делах, а милосердное Небо. И хотя тяготит меня моя ложь, но не могу я не сказать тебе: ты видишь теперь, что есть Некто, одобряющий меня за то, за что ты меня бранишь!

Розы исчезли, и граф увидел, что в корзине были хлеб, мясо, вино и другие припасы, а также лекарства.

— Берта! — воскликнул он в великом потрясении. — Я вижу, что Некто одобряет тебя. Но что мне до Него, когда я люблю тебя и хочу тебя? Я не раб и не ползучий червь, чтобы уступать кому бы то ни было свои права! Ты моя и будешь моею и отныне не уйдешь уже от моих объятий. С этого дня ты будешь, наконец, моей женой и хозяйкой моего дома. Твои мысли и мечты не переступят отныне моего порога. Мы будем с тобой глядеть лишь в бездонное море нашей любви, и уже никто не оторвет от него наших взоров.

— Нет, Людвиг, этого не будет! — возразила Берта. — Нельзя мне замыкаться в твоих стенах. Неужели ты хочешь превратить меня в слепого крота, который ничего не видит в своей норе? Неужели ты хочешь, чтобы я сделалась маленькой мышью, которая не знает ничего, кроме кладовой и погреба, где она живет? Я не слепа и не бессильна. Как сторож с дозорной башни, я вижу на много миль кругом себя. Я вижу страдания и иду к ним навстречу.

— Берта! — воскликнул граф. — Эти страдания таят в себе страшный яд. И ты впитываешь в себя этот яд: с каждым днем твои щеки бледнеют, твой голос звучит тише, твоя походка слабеет. Ты увядаешь, как сорванный цветок, отравленная чужими страданиями. И я боюсь, что ты навсегда покинешь меня…

— Но нет, не бывать тому! — воскликнул он, гордо выпрямившись. — Я отниму тебя от твоих палачей. Дай руку! Пойдем ко мне!

Он хотел взять графиню за руку, но она уклонилась.

— Я твоя жена, и я люблю тебя, — воскликнула она, — но будь же добр и не будь слепцом! Ты видишь одну меня и не видишь других! И если ты меня в самом деле любишь, то помоги мне в моих трудах. У меня уже едва хватает силы нести их. Людвиг, Людвиг, как счастлива была бы я, если бы ты шел в жизни рука об руку со мною! Ты такой сильный, ты мог бы сделать много добра, какого я не в состоянии сделать!