Планета КИМ

— Долой Сергеева!!!

— Хорошо, Вячеслав Иванович, что они не знают, в каком вы автомобиле, — растерянно сказала Лида в самое ухо профессора: — они бы вас растерзали.

— И прекрасно бы сделали, — ответил, не оборачиваясь к ней, профессор, слова которого она больше различила по движению губ, чем расслышала, — туда мне и дорога.

Оба замолчали снова. Туго пробираясь в толпе, автомобиль подъехал, наконец, к зданию Политехнического музея. Между плотными шпалерами вооруженной милиции, на которые напирала толпа, профессор и Лида, не подымая глаз, прошли через широкий тротуар и приблизились к подъезду. Вслед им неслись крики:

— Мерзавец!

— Палач!

— Убийца!

— Других отправил, а сам не полетел!

— Сжег на Солнце одиннадцать человек!

— Самого поджарить на медленном огне! И над всеми этими криками, глотая их, гремело миллионноголосое, до ужаса четкое:

— Долой Сергеева!!

Кто-то бросил в лицо профессору огрызком яблока. Он мягко шлепнул по темной небритой щеке и оставил на ней мокрый след. Профессор еще ниже опустил голову.

Внутри здания та же картина. По широкой лестнице, как сквозь строй, поднялись они, и лишь упорная охрана милиции спасала старика от самосуда.

Он с трудом поднялся до эстрады и едва нашел в себе силы ответить на почтительные и сочувственные приветствия представителей науки и администрации. Это было на самом деле или ему показалось, — за их несомненной корректностью он почувствовал осуждение и враждебность.

Он сел в кресло докладчика за столом, но не мог говорить. Зал, набитый до отказа, кипел и волновался. А за окнами гремел неудержимый прибой, и два ошеломляющих слова навсегда наполнили мир:

— Долой Сергеева!

— Долой!

— …Сергеева!!

— Долой Сергеева!

И стены огромного здания, казалось, дрожали от грома этих слов и готовы были обрушиться, раздавить всех находящихся в нем и в первую очередь невольного, но ужасного убийцу.

Вдруг толпа, наполнявшая зал, присмирела. К эстраде подскочила низенькая старушка в простом черном платье, с растрепанными седыми волосами. Обезумев от горя, простирая руки к Сергееву, она была живым воплощением отчаяния. Задыхаясь, охрипшим, прерывающимся голосом она кричала:

— Отдай моего сына!

Это была мать Веткина. На фоне неумолкающего рева толпы ее выкрики производили потрясающее впечатление.

— Долой Сергеева!!!

— Отдай моего сына!!!

Профессор сидел сгорбленный и убитый. Из его голубых глаз текли крупные слезы. На правой щеке светлело мокрое пятно от яблока. Он молчал. Потом он потерял сознание, и седая голова склонилась на стол. Лида поддержала его. На эстраде начались движение и шопот. Высокий студент выступил вперед и объявил:

Доклад профессора Сергеева не состоится!

VI. Ракета профессора Сергеева

Основной принцип устройства ракеты профессора Сергеева не отличался от того, который был разработан Циолковским, Годдардом, Обертом, Максом Валье и другими в начале XX столетия.

Аэроплан и дирижабль, плавающие по воздуху, как корабль по воде, очевидно, были непригодны для путешествий в безвоздушном межпланетном пространстве. Надо было разработать идею такого снаряда, который не зависел бы в своем движении от окружающей среды. Таким снарядом и является ракета.

Работая над ее усовершенствованием, профессор Сергеев, в сущности, продолжил традицию русской науки, которой принадлежат первые изыскания в этой области.

Впервые идея применения ракеты в качестве летательного снаряда пришла в голову известному революционеру Н. И. Кибальчичу, казненному за участие в подготовке убийства Александра II. Кибальчич был крупным ученым, он сделал ряд изобретений в области взрывчатых веществ и конструировал бомбы, которыми пользовались его товарищи, революционеры-террористы. В 1881 году, сидя в тюрьме, уже приговоренный к смертной казни, он набросал свой замечательный проект ракеты, но его работа попала в архив департамента полиции. Жандармы, разумеется, были равнодушны к научным изысканиям. К тому же им было бы совсем невыгодно сознаться в том, что они убили выдающегося ученого. Поэтому они предпочли попросту скрыть записку Кибальчича, и она была обнаружена лишь после революции, в 1918 году. Кибальчич не думал о межпланетных путешествиях, он рассчитывал лишь разрешить задачу управляемого воздухоплавания, которая тогда едва только намечалась, но ему принадлежит честь первенства мысли об использовании принципа движения ракеты.

Другой русский ученый, К. Э. Циолковский, задолго до Годдарда и Оберта, подробно разработал эту идею в применении к межпланетному сообщению. Он опубликовал свою работу в 1903 году — значит тогда, когда не было еще известно о проекте Кибальчича.

Обычная фейерверочная ракета взлетает вверх, преодолевая земное притяжение и сопротивление атмосферы, оттого, что из ее задней части вытекает струя газа под большим давлением. Благодаря простому физическому закону, — действующая сила вызывает равную противодействующую, — в ракете происходит реакция отдачи, в направлении, обратном тому, в котором выходят газы. Это — та же самая отдача, которая заставляет приклад винтовки нанести сильный удар неопытному стрелку в тот момент, когда в противоположную сторону, из дула, вырываются газы, порожденные стремительным сгоранием пороха. Ряд последовательных взрывов возносит высоко вверх фейерверочную ракету, начиненную взрывчатыми веществами.

Оберт и Годдард детально разработали идею ракеты. Годдарду удалось построить ряд больших ракет — моделей межпланетного корабля, которые с огромной скоростью поднимались вверх на многие десятки километров. [9]

1929–1930 годы можно считать началом серьезной практической работы в области ракетостроения. Летом 1929 года произошла первая попытка Годдарда отправить ракету в межпланетное пространство. Этот первый опыт был неудачен: ракета взорвалась на высоте 300 метров. Но следующие опыты дали уже гораздо лучшие результаты.

Очень много сделал для популяризации идеи межпланетного полета германский астроном Макс Валье. Он первый выпустил популярную и, вместе с тем, строго-научную брошюру «Полет в межпланетное пространство», которая была переведена и на русский язык.

В 1929 году Валье опубликовал ряд статей на эту тему. Из них наиболее интересна статья «Возможен ли полет к звездам». В ней Валье, между прочим, писал следующее: