Белое пятно на карте

— Да ерунда все это. — Я облокотился поудобнее. — Расскажи лучше, как вы тут живете?

— Да так, потихонечку… — как-то нехотя ответил Сергей. — Погоди, я сейчас, за рыбой схожу…

Он поднялся, сделал несколько шагов — и исчез в незаметно сгустившейся темноте. Слышно было, как несколько раз всплеснула вода. Часа за два до этого мы поставили под обрывом две небольшие верши, и Сергей, наверное, решил их осмотреть, вдруг да есть что-нибудь.

Минут через пять послышались его шаги. Сергей вынырнул из темноты, плотно окружавшей костер. В руках у него было старое брезентовое ведерко с водой. В нем плескалась рыба.

— Неужели что-то попалось? — весело спросил я.

— Да так, мелочь, — ответил Сергей. — Но на уху будет.

Он выплеснул воду прямо на песок, и в неверном колеблющемся свете прогоревшего костра я увидел десятка два рыбешек. Рыбы судорожно били хвостами по песку и изгибались. Я придвинулся поближе, наклонился, вгляделся.

— Постой, постой, что это? Стерлядь?

— Ну да, она. У нас ее акулами зовут, забыл?

Я помнил. Стерлядь водилась в Песчаной, но только на самой глубине, и лов ее всегда был запрещен. Раньше по реке на небольшом баркасе ходила рыболовецкая артель, бравшая сетями довольно крупную рыбу. Обычно за ней всегда бегала целая ватага ребятишек, помогавших рыбакам вытаскивать из воды тяжело ползущую сеть и получавших за это право отбирать из улова мелкую рыбешку. Рыбаки разрешали нам брать и плотву, и красноглазых язят, и даже косарей с забавно вытянутыми спинами, но никогда не позволяли трогать этих странных треугольных рыбок с жадным маленьким ртом, вылитых акул-недомерков.

Потом река обмелела, засорилась лесом-топляком, и рыба постепенно исчезла. Вслед за ней исчезла и артель.

— Ты погляди… — я подобрал одну рыбку. — Сте-ерлядь.

— Уха из нее знаменитая получается, — сказал Сергей. — Опять же — костей нет. Сейчас мы ее в котелок…

— Слушай, — встрепенулся я. — Она же под запретом. Нельзя ее в котелок.

— Стерлядь-то? Три года как запрет сняли! Скоро в реке другой рыбы не останется, она всю икру сожрала. Хищная…

— Вот это да! — удивился я. — Ну и дела!

— Аномалия! — весело отозвался Сергей. — А ты говоришь — не бывает!

— Ну, это случайность, — недоверчиво возразил я. — Запретили отлов, вот и расплодилась.

— Случайность? — резко повернулся ко мне Сергей. — А чего ж это она в других реках не расплодилась? Нет, брат, аномалия!

Сказал — как точку поставил. Мне стало смешно и чуточку интересно. Я, конечно, тоже патриот своего города, и все же…

Но Сергей и не думал заканчивать этот разговор.

— Помнишь, ракушки собирали? — спросил он меня. — Такие плоские, с гребешками?

Я помнил, как не помнить. Бабушка моя этими ракушками все уток кормила.

— Так вот, в прошлом месяце леспромхоз государству двести десять граммов жемчуга сдал. Речного, из этих самых ракушек.

Жемчуг — это уже серьезно. Жемчужный промысел на Руси захирел столетия назад. А жемчуг из Песчаной…

Я внимательно посмотрел на Сергея. Он деловито собрал рыбу, пристроился у костра, где было посветлее и не ел глаза дым, и принялся ловко чистить рыбу. Лезвие ножа так и сверкало над дощечкой.

— Да не томи душу, — взмолился я. — Выкладывай, что знаешь.

— Геологи проверяли, — откликнулся он, — ничего особенного. Торф да глина. Я у них даже счетчик Гейгера попросил. Фон — самый что ни на есть обыкновенный.

— Может, вода какая особенная?

— Вода? Вкусная вода… Нет, и в воде ничего не нашли.

Он отложил нож в сторону, повернулся ко мне всем корпусом и негромко заговорил:

— Я вот думаю… Может, в человеке все дело? А? Народ у нас, сам знаешь, какой… Душевный народ. Я когда биофак закончил, меня на Черное море распределяли. У нас там биостанция, все туда рвались. Так я отказался, сюда попросился. Дома лучше.

Он сказал эти слова: «дома лучше» — с той же запомнившейся мне интонацией, как будто точку поставил.

Я промолчал, а про себя подумал: чтобы так говорить, надо иметь на это право. Сергей имел — он был дома…

А утром, поныряв немного на глубине, причем не так уж и далеко от берега, я вытащил из ила несколько черных, поросших зеленью раковин. В трех из них были жемчужины, одна довольно крупная.

…Полгода спустя Сергей прислал мне о оказией небольшую посылку. В берестяном туеске, пахнущем лесом, солнцем и детством, аккуратно завернутые в чистую полотняную тряпочку, лежали два причудливой формы корешка, слегка похожие на пляшущих человечков, — женьшень…

Я долго думал: может, и действительно в человеке все дело? Аномалия аномалией, а люди у нас в Сосновке и в самом деле очень хорошие.

А совсем недавно все прояснилось. Дело действительно было в человеке, и человеком этим был… Сергей. Он не просто добросовестно охранял природу нашей Сосновки, но и проводил различные опыты по акклиматизации животных и растений, по улучшению микроклимата, флоры и фауны. Причем, как часто бывает в нашей глубинке, да и не только в ней, делал все в одиночку, пользуясь советами случайно встреченных специалистов… Зато теперь в кашей маленькой Сосновке открыт филиал НИИ охраны природы, а Сергей, как организатор «аномалии», по праву занимает должность директора.

В будущем году собираюсь опять в Сосновку. Приглашаю всех желающих: поехали в город нашего детства. Люди там — замечательные! А стерляжья уха — просто объедение…

ТАЙНА СТАРОГО ПОДВАЛА

Более липкой планеты Олегу не попадалось. Липкой в самом буквальном смысле — он едва вытягивал ноги из густого, как смола, слоя черной блестящей грязи. Болото занимало все видимое пространство, а может быть, и всю поверхность планеты. Еще с большим нежеланием грязь принимала ногу обратно — Олегу приходилось с большим трудом продавливать упругую, как резина, и плотную, как слежавшийся снежный наст, прослойку.

Эти однообразные «чмок-шлеп» («чмок» — нога пошла вверх, «шлеп» — вниз) порядком ему надоели. Скафандр был заляпан, руки — по локоть в грязи, и даже полукруглое обзорное стекло шлема все покрылось россыпью маленьких смоляных шариков — очистка не справлялась. Олег оглянулся на остальных — ребята брели по смоляному болоту полусогнувшись, какой-то странной, замедленной, как в кино, плавной походкой. Он тоже попробовал скользить по грязи на подошвах, не вынимая ног. Стало значительно легче. Дно было чистым и ровным. Плотный поверхностный слой оказался тонок, и ноги взрезали его, как маленькие ледоколы, а сама черная жидкость почти не оказывала сопротивления. Словно все ее силы уходили на то, чтобы не пропускать ничего сверху и не выпускать снизу. А самое главное, теперь не надо было тратить столько сил на отрывание подошв и отряхивание с них пудовых ошметков грязи.

И все из-за прошлого урока! Не учесть такой мелочи! А в результате — незачет всей группе и дополнительное практическое занятие по изучению сил поверхностного натяжения. Вот оно — поверхностное натяжение, под ногами! И где они только планету такую откопали? Игровой полигон, называется… Тоже мне, игры!

Рядом протяжно чавкнула грязь, принимая в свое лоно чье-то массивное тело. Олег обернулся. Это оказался Игорь, который, догнав его, видимо, пытался шутя ткнуть Олега в бок кулаком, но, промазав, не сумел удержаться на ногах и с разгону плюхнулся в грязь. Олег не выдержал и рассмеялся, забыв досаду на преподавателей: так неуклюже барахтался Игорь в обширной грязевой ванне, пытаясь подняться. Э-э-э, нет не выйдет! Поверхностное натяжение, думать надо! Уж если мы подошвы еле-еле от смолы отрываем, то какое же усилие надо приложить, чтобы… так, площадь тела раз в тридцать-сорок больше, чем подошв… значит — вдвоем, и то с трудом! Олег наклонился и крепко ухватил друга за руку…

А еще говорят, что шлем пылевлагоотталкивающий! В маленькую дырочку, протертую Олегом на Игоревом обзорном стекле, только и было видно что один блестящий глаз…