Звезда утренняя

Он спокойно, одним быстрым движением включил автоматический киносъемочный аппарат и с интересом наблюдал за тем, что совершалось вокруг. Но и остальные участники экспедиции обладали сильной волей. Без паники они ждали новой атаки, и даже Наташа, побледневшая, но сохранившая полное самообладание, стояла рядом с мужем и ждала, что случится дальше.

Прошло несколько томительных секунд, и водяная гора тяжко обрушилась на ракету. Затрещали и заскрипели стальные переборки.

Все происходившее потом осталось в сознании как ряд разорванных впечатлений, не связанных одно с другим. Волна подхватила ракету, сорвала ее с места, несколько раз перевернула и швырнула в море. У астронавтов исчезло всякое представление, где верх и где низ. Затем гигантские валы подняли корабль на огромную высоту. На мгновение в окнах показалась широкая панорама океана. Берега как бы распадались на части. Потом всё затянули облака пара. Ракета понеслась куда-то вниз, и люди попадали друг на друга.

Владимир судорожно уцепился за ручки кресла, на котором сидел, неся вахту. Наташа упала на него. Он успел только заметить в окне силуэт лодки, вертевшейся неподалеку на волнах. Новый толчок бросил его в сторону, но он успел крикнуть:

— Лодка! Наша лодка!..

Никто ему не ответил. Неизвестно, сколько времени люди лежали в самых нелепых позах, одни без сознания, другие ничего не соображая от ударов и падений. Первым пришел в себя Сандомирский. Он посмотрел по сторонам и увидел картину совершенного хаоса. Ракета плыла по воле волн. Вся мебель, за исключением кресел, установленных на подвижных шарнирах, была сорвана с мест. Пол усыпан осколками разбитой посуды. Люди лежали где попало.

Красницкий, как и Сандомирский, отделался несколькими синяками, и они вдвоем стали помогать другим. Виктор Петрович лежал без сознания. Наташа тихо стонала. Ее лицо было сильно поцарапано, а руки залиты кровью. Владимир получил тяжелые ушибы головы.

Когда академика привели в чувство, он спросил:

— Что случилось? Ах, помню… Что с нами?

— Ракета как будто цела, — ответил Сандомирский.

— Стратоплан и вездеход?

— Погибли.

— Подводная лодка?

— Видел ее на воде, когда нахлынула волна, — сказал Владимир.

— Н-да!.. — пробормотал академик. Владимир, который стоял с трудом и цеплялся за стенки, посмотрел в окно и воскликнул:

— Вот лодка! Я ее вижу!

Действительно, подводную лодку нещадно трепали валы, но временами она показывалась между гребнями приблизительно на расстоянии полукилометра от ракеты.

Сандомирский и Красницкий тоже разглядели ее среди пара, который время от времени закрывал поле зрения.

— Как же туда добраться? — произнес Сандомирский.

— Я попробую… — ответил Владимир. Но его остановил Красницкий:

— Куда вам в таком состоянии. Я сейчас… Он быстро натянул маску, кинулся к выходному люку и исчез. Иван Платонович недаром был старый моряк. Вскоре астронавты увидели, как он борется с волнами, направляясь к лодке. Ракету сильно качало. Лодку тоже швыряло, как щепку, во все стороны, но Красницкий бесстрашно плыл к ней. Плавал он как рыба.

— Разве можно! В такой шторм!.. — почти кричала Наташа, прильнув к окну. — Он погибнет! Неужели ничего нельзя сделать?

Мужчины молчали.

— Он справится с волнами, — сказал Сандомирский. — И у него кислородная маска. Захлебнуться нельзя…

— Он же хромой, — говорила Наташа со слезами.

— Зато могучие руки, — успокаивал ее Владимир, — и сердце здоровое. А это главное.

Красницкий упорно боролся со стихией. Видно было, как его голова то поднималась на гребнях валов, то скрывалась между ними. Скоро он удалился настолько, что невооруженным глазом уже трудно было рассмотреть плывущего человека. Сердце у бывшего матроса Черноморского флота было железное, и в конце концов он добрался до цели.

— Доплыл! — сказал Сандомирский, который ни на секунду не опускал бинокля. — Теперь поднимается!..

Вскоре уже стало заметно, что кто-то управляет судном. Ныряя в волнах, подводная лодка, несомненно, приближалась. У астронавтов стало легче на душе.

ГЛАВА XXIII,

в которой все признают, что Наташа оказалась весьма полезным участником экспедиции

Ветер не успокаивался. Грандиозные вулканические процессы, едва не погубившие экспедицию, потрясали окружающий мир. Море бушевало. Над водой клубились облака горячего пара, а в воздухе носились тучи пепла.

Теперь на поверхность планеты проникало еще меньше солнечного света, и в природе преобладали уже не желтые, а особенно мрачные красноватые и коричневые тона.

Жалкая и беспомощная, носилась ракета по волнам моря. Нечего было и думать о сознательном управлении ходом космического корабля. Ураган налетал порывами и швырял судно из стороны в сторону. При таких условиях лодка не могла причалить. Красницкий, как опытный моряк, стремился держаться на расстоянии от ракеты, стараясь только не терять ее из виду. При сближении волны разбили бы оба судна, как две хрупкие чашки.

Кое-как привели в порядок сохранившееся имущество и стали подсчитывать потери.

Из транспортных средств осталась только подводная лодка. Теперь можно было передвигаться лишь по воде или под водой. Стратоплан погиб безвозвратно, а между тем постоянная связь с Землей так и не была налажена, и все попытки в этом направлении кончались неудачей.

К счастью, на борту имелось еще несколько тонн листового металла. Если расходовать это богатство продуманно, его могло хватить на то, чтобы построить резервуары для перевозки жидкого горючего, какое надеялись найти астронавты. Сохранились три насоса, передвижной кран и оборудование мастерской.

Большой ущерб был причинен лабораториям ракеты. Наташа пришла в ужас при виде хаоса и разрушения в химической лаборатории, которую она осмотрела, пока отсутствовал хозяин. Большая часть посуды оказалась разбитой, весы испорчены. Погибли многие химикаты. О продолжении серьезных исследований не приходилось и думать. Образцы горных пород и пробы воды и газов сохранились. Их держали в специальных ящиках с гнездами и прокладкой. Записки Красницкого остались целы.

Владимир с трудом проник в обсерваторию покойного профессора Шаповалова. Сброшенные с места приборы загромоздили помещение, однако оптические инструменты остались неповрежденными, хотя весь мелкий лабораторный инвентарь был уничтожен. Негативы кинофильмов и фотоснимки уцелели.

Ценнейшие коллекции самого академика оказались попорченными лишь частично. Самое драгоценное — стеклянные банки с первичным коллоидом и пробы воды и воздуха из пещеры — ученый поместил в сейф, и они остались там целыми и невредимыми. Была перебита почти вся посуда и погибли аквариумы. Из микроскопов пострадали два, третий был только немного попорчен. Электронный микроскоп случайно совсем не пострадал. Минералогические коллекции остались, конечно, не поврежденными, однако образцы выпали из гнезд и валялись в полном беспорядке.

Хуже всего обстояло дело с запасами кислорода. Здесь положение стало катастрофическим. Во время извержения два баллона с кислородом находились на берегу. Там их использовали для пополнения резервуаров стратоплана и вездехода. Эти баллоны погибли. Остались аварийные баллоны ракеты. Их могло хватить для оставшихся пяти человек только на девяносто дней. В резервуарах текущего пользования имелся запас еще на шестьдесят дней. Таким образом, обратный путь, если бы это удалось, был теперь обеспечен в обрез. Если же продолжать расходовать газ на Венере, то запасов вообще могло хватить ненадолго. Ветряные двигатели, конечно, погибли.

У людей буквально волосы поднялись дыбом, когда стали известны эти печальные подробности. Даже всегда невозмутимый академик ходил озабоченный и хмурый. Казалось, и он не находил выхода.

— Положение трудное, — сказал он. — Надо что-то придумать…

Наступило молчание. За окнами салона была видна все та же безрадостная картина: бурное море и грозные тучи. Вдалеке, сквозь густую завесу дождя, едва можно было различить силуэт подводной лодки, танцующей на волнах. Стоять на ногах из-за сильной качки было трудно. Все старались сидеть около стола, где можно было держаться за ручки кресел. К счастью, ни один человек на борту ракеты не страдал морской болезнью.